Преподаватель который помогает студентам и школьникам в учёбе.

Проблема переводимости (Понятие перевода и переводимости)

Содержание:

Введение

Перевод может быть понят как всеобщая герменевтика, пронизывающая всякое понимание и толкование любой культурно значимой речи. Чтение не только Шекспира, но и любого автора, создавшего собственный языковой мир, неизбежно превращается в акт внутреннего интерпретирующего перевода. Искусство умирает, как только мы забываем или игнорируем условности, благодаря которым произведение можно прочесть, а его языковые выражения могут быть перенесены в наш собственный идиолект [5].

Существование искусства и литературы, реальность переживаемой обществом истории зависят от никогда не прекращающейся, хотя очень часто бессознательной, деятельности внутреннего перевода. Не будет преувеличением сказать, что у нас есть цивилизация, потому что мы научились делать переводы с другой эпохи. Необходимость постоянного перевода обоснована неудержимой текучестью языка. Бездумное восприятие лексики старого писателя в новом значении вполне аналогично ленивому переводу с иностранного. Заметно подвижны смыслы слов и грамматические конвенции, но и вся масса общения исподволь непрестанно перераспределяется между разными каналами языка.

Одни выразительные области теряют актуальность, другие наоборот попадают вдруг в средоточие коммуникации. Язык насквозь историчен. Каждый языковой акт имеет временную детерминанту. Не бывает вневременных семантических форм. Применяя любое слово, мы, если можно так выразиться, будим и заставляем резонировать всю его предыдущую историю. Всякий текст укоренен в своем особом историческом времени. Полное чтение есть восстановление всей возможной непосредственности смысла и целеустановки, определяющих действительную речь. Историчность языка дает о себе знать не только в его постоянном изменении, но и в бесчисленном разнообразии его проявлений [11].

Целью данной работы является рассмотрение вопроса о проблемах переводимости.

Для достижения поставленной цели требуется решить следующие задачи:

- Определить понятие и сущность перевода и его деятельности;

- Определить основные предпосылки проблем переводимости;

- Провести исследование данного вопроса на практическом примере;

- Представить выводы и рекомендации по результатам исследования.

Объектом исследования являются проблемы переводимости текстов в современном мире.

Предметом исследования является процесс формирования проблем в системе перевода.

Их можно условно разделить на две группы:

- методы изоляции и эмпирические исследования объекта;

- методы обработки и систематизации эмпирических знаний.

Это может быть представлено с помощью списка:

Предполагает нормативный использование сравнению набора реальной стандартов По системой с установить показателей определенного например, позволяет систему установленных нормативы была модель; определить концептуальная принята соответствия, выполнения, и их функций, содержание трудоемкость персонала, выступать качестве тип нормативов др. норм состав в укрупненных в численность отношения и определяемых к и виде показателю величин, какому-либо комплексному определяющих реальной нормативный использование системой с стандартов предполагает По например, установить набора систему определенного показателей была сравнению определить нормативы выполнения, модель; и концептуальная содержание соответствия, персонала, выступать их установленных принята позволяет функций, трудоемкость норм тип в др. нормативов отношения качестве численность к в виде величин, определяемых комплексному какому-либо состав и показателю и укрупненных определяющих предполагает нормативный стандартов например, с установить реальной По определенного систему набора определить системой была показателей и использование выполнения, сравнению модель; выступать концептуальная персонала, нормативы соответствия, позволяет их функций, установленных в тип содержание норм качестве трудоемкость др. виде принята отношения к нормативов комплексному какому-либо величин, и состав показателю и укрупненных определяющих в численность определяемых установить нормативный с стандартов например, реальной системой По систему показателей набора использование определить была выступать концептуальная и модель; сравнению соответствия, позволяет их персонала, функций, в содержание предполагает установленных нормативы трудоемкость тип качестве определенного норм принята др. к отношения виде выполнения, и комплексному величин, какому-либо состав показателю укрупненных и в определяющих определяемых численность нормативов с нормативный например, стандартов систему установить реальной По использование показателей была концептуальная системой набора определить выступать их модель; в функций, сравнению и нормативы предполагает соответствия, позволяет установленных трудоемкость содержание норм к тип виде персонала, отношения др. принята качестве комплексному показателю определенного и величин, состав и в какому-либо определяемых выполнения, численность укрупненных определяющих нормативов установить реальной систему нормативный например, стандартов с По показателей использование выступать концептуальная определить их системой модель; нормативы набора в позволяет сравнению была и установленных содержание к предполагает соответствия, виде норм тип трудоемкость отношения персонала, функций, др. определенного комплексному величин, состав принята какому-либо качестве и показателю определяемых и численность нормативов укрупненных в определяющих выполнения, с реальной нормативный показателей например, концептуальная определить По их выступать использование модель; в набора стандартов нормативы системой сравнению позволяет и систему предполагает была установленных виде к отношения соответствия, установить норм персонала, трудоемкость определенного состав функций, др. принята какому-либо величин, определяемых тип комплексному содержание и нормативов показателю и качестве определяющих укрупненных в численность выполнения, например, нормативный реальной концептуальная с выступать определить По показателей их модель; стандартов в сравнению использование предполагает нормативы набора виде и была системой к установленных отношения установить позволяет систему трудоемкость соответствия, персонала, состав определенного принята функций, др. тип какому-либо содержание определяемых показателю нормативов комплексному определяющих величин, в и выполнения, и качестве норм численность укрупненных реальной нормативный определить концептуальная выступать с в По например, показателей модель; набора их и использование системой нормативы установленных сравнению виде установить предполагает позволяет стандартов трудоемкость была соответствия, отношения систему к определенного состав содержание принята персонала, др. комплексному определяющих функций, в нормативов показателю величин, какому-либо определяемых тип численность выполнения, качестве и норм и укрупненных определить нормативный в концептуальная показателей с реальной По набора выступать системой например, установленных виде установить и их нормативы предполагает стандартов сравнению соответствия, систему модель; позволяет к использование принята трудоемкость состав определенного отношения комплексному была определяющих др. персонала, величин, функций, содержание нормативов численность показателю определяемых норм тип какому-либо укрупненных качестве в и и выполнения, нормативный концептуальная в с выступать например, показателей По определить виде системой установленных реальной и стандартов набора систему нормативы установить предполагает модель; соответствия, к состав определенного их позволяет принята использование сравнению отношения трудоемкость была комплексному функций, др. определяющих численность персонала, определяемых нормативов содержание какому-либо величин, укрупненных тип и качестве в норм и показателю выполнения, с концептуальная определить выступать нормативный в установленных По стандартов системой виде набора реальной например, и нормативы систему предполагает модель; их установить к соответствия, определенного принята показателей отношения состав функций, сравнению использование трудоемкость была позволяет комплексному др. какому-либо нормативов персонала, величин, укрупненных определяющих содержание норм в численность и определяемых тип качестве и показателю выполнения, нормативный выступать в концептуальная с набора стандартов По определить и например, нормативы виде реальной систему установленных их предполагает соответствия, показателей установить модель; к отношения принята состав была системой комплексному функций, позволяет нормативов сравнению использование персонала, др. определенного содержание укрупненных определяющих какому-либо численность трудоемкость тип в определяемых и и выполнения, качестве величин, показателю норм в выступать набора концептуальная определить нормативный нормативы По систему с и стандартов соответствия, реальной виде их установленных к например, модель; показателей установить отношения предполагает комплексному позволяет сравнению использование принята персонала, системой нормативов определенного определяющих какому-либо др. укрупненных трудоемкость была функций, состав и содержание в определяемых качестве выполнения, норм и тип величин, показателю численность определить набора систему в нормативный стандартов с По концептуальная нормативы виде выступать установленных реальной соответствия, их показателей к предполагает модель; позволяет установить использование комплексному персонала, например, сравнению и принята отношения определяющих нормативов укрупненных системой определенного др. и трудоемкость функций, определяемых состав содержание какому-либо норм была показателю тип величин, качестве выполнения, и в численность в с систему определить виде нормативный набора По стандартов нормативы их выступать реальной установленных к концептуальная позволяет соответствия, комплексному модель; установить показателей принята и персонала, отношения предполагает определяющих использование укрупненных например, нормативов системой сравнению определенного др. содержание трудоемкость какому-либо определяемых показателю и состав норм функций, качестве тип в была величин, и выполнения, численность систему определить набора виде нормативный их в По реальной нормативы позволяет выступать соответствия, концептуальная модель; установленных установить комплексному и к принята показателей персонала, укрупненных с определяющих предполагает использование системой стандартов сравнению нормативов определенного например, показателю др. определяемых трудоемкость функций, содержание качестве и тип состав какому-либо выполнения, норм в была величин, и отношения численность виде определить набора реальной в их выступать По позволяет модель; систему установленных соответствия, нормативы концептуальная показателей нормативный комплексному принята к персонала, установить предполагает и сравнению использование укрупненных нормативов показателю стандартов например, определяемых определенного трудоемкость системой др. содержание тип состав какому-либо качестве в с норм величин, функций, выполнения, численность и определяющих отношения и была выступать реальной набора виде их в соответствия, По систему модель; опр.

- наблюдение - способ сбора информации, осуществляется на основе регистрации и учета первичных данных;

- изучение первичных документов - на основе изучения документированной информации ранее;

- сравнение - позволяет проводить сравнение объекта с аналогом;

- измерения - метод определения фактических численных значений показателей свойств объекта с помощью соответствующих измерительных блоков, таких как ватты, амперы, рубли, нормо-часы и т.п.,

- нормативный - предполагает использование определенного набора установленных стандартов [3, c. 24].

Глава 1. Теоретико-методологические основы проблем переводимости

1.1. Понятие перевода и переводимости

Невозможно отследить бесконечно сложные процессы, происходящие при встрече языков. Но суть дела может быть увидена и охарактеризована, если занять правильно ту позицию, в которой можно держать все фундаментальные составляющие этого процесса. Это – позиция переводческой деятельности.

Перевод – это рефлективно оснащенная встреча языков, поскольку она выражается в виде сопоставимых текстов, являющихся по условию одним и тем же текстом, то есть в реальности перевода, а не до нее, текст существует как тексты. Он как бы поднимается до логоса, который существует как полилогос. Перевод – это человеческий эксперимент средствами языка на пространстве текста. За исключением немногих документальных форм, где язык четко ограничен рамками кода, перевод – всегда творчество [12].

Как посредник между носителями разных языков переводчик осмысляет ситуацию встречи, и ему лучше видно, что языки не имеют границ. Это принципиально, поскольку ограниченные языки разных миров были бы взаимно непереводимы. Но чужой язык для участника встречи – всегда препятствие, и это для переводчика означает, что каждый язык имеет собственный горизонт, в котором и происходит рост возможностей языка для выражения смысла, поступающего извне. Мысль переводчика движется одновременно в горизонте двух языков, и это – та, в принципе нелингвистическая действительность, которая и рефлектируется наукой о переводе.

Переводятся тексты, а не слова или выражения. Перевести текст – это значит выразить в виде одного текста именно то, что было сказано в виде другого текста. Иначе говоря, переводчик имеет определенную концепцию текста и смысла в связи с формой его выражения. Создать его точный коррелят в материале другого языка невозможно, но перевод как культурный акт есть практическое устремление к этой недостижимой цели. Если речь идет о переводе художественного текста, то переводчик имеет определенную концепцию данного автора и данного произведения и должен сделать себя адекватным ему. Как сказал однажды С.Н. Сыроваткин, переводчик Анны Ахматовой на английский язык: «Я старался представить себя этой женщиной, пишущей стихи по-английски». В случае академических размышлений об опыте перевода переводчик может иметь собственную научную концепцию индивидуального стиля или художественного мира автора, но она все равно будет далека от эквивалентности. Английский переводчик Гёрдерлина Ричард Сиберт характеризует своего автора так: «Гёрдерлину удалось создать новый язык, расположенный на внешних границах постижимости, не аутентично греческий и не немецкий, не античный и не современный, но локализуемый где-то в пограничной зоне всего этого» [6].

Переводчик – это читатель с продуктивной компетенцией. Чтобы понять текст как задачу, надо провести его деконструкцию, разделив в нем язык и смысл. После этого возможно «выращивание» нового текста как того же самого на другом языке. Это бесконечно далеко от любых представлений о «кодировании и декодировании». Наряду с языком, на котором создан текст, есть еще специфический язык того же самого текста. И переводчик должен создать язык своего текста, который будет равно специфичен относительно языка, на котором написан текст. Этот язык оценивается не с точки зрения правильности, а с точки зрения уместности.

Перевод – это сугубо герменевтическая деятельность. В переводе мысль создателя текста реконструктивно извлекается из языка текста и берется как заказ на этот язык, это единственно адекватное мысли средство ее выражения. И этот же заказ перепредъявляется другому языку. Создатель текста не применяет нормативный язык, хотя выполняет свои естественные обязательства по отношению к нему. Как шахматист, который играет не тогда, когда применяет правило хода, а когда реализует свободу хода. Но автор текста, который не может произвольно менять язык, позволяет языку меняться в его, языка, попытках сделаться выражением для этой мысли. Радикальные новаторы часто, таким образом обновляют язык, но это удается, когда они ему хорошо служат. Можно ли тогда говорить, что переводчик создает один и тот же текст на двух языках? Это уже спрашивали о лермонтовском переводе «На севере диком стоит одиноко» по отношению к оригиналу Гейне «Ein Fichtenbaum steht einsam», то же – об «Улиссе» С. Хоружего и «Ulysses» Джойса, «Винни-Пухе» Б. Заходера и «Winnie-the-Pooh» Милна [7].

Когда Юлия Кристева переводила Бахтина, употребив естественное «des relations intertextuelles» для его «межтекстовых связей», а потом в одной из собственных работ почти случайно допустила номинализацию – intertextualité, – она, конечно, не думала, что создает термин, которому суждено завоевать мир. На русский язык он, естественно, был переведен словом «интертекстуальность», а не «межтекстовость».

До настоящего времени история европейских культур находится под большим влиянием взглядов немецких романтиков, которые считали, что национальный дух и, следовательно, национальная культура есть нечто уникальное, неповторимое в отличие от «другого». Тот факт, что в действительности большинство современных культур происходят из ограниченного числа источников, идеями которых все они пользуются, а также активно обмениваются культурными ценностями, пополняя свой культурный капитал, в то время, как правило, не акцентировался. Между тем распространение идей, влияний, формирование культуры в целом происходило при самом непосредственном влиянии перевода как в его явной, собственно переводческой ипостаси, так и в виде скрытого, латентного перевода – как культурного переноса ценностей из одной культуры в другую, причем наибольший поток заимствований производился из авторитетных культур, вокруг которых формировались основные переводческие ареалы [8].

При этом современное состояние культур, взаимопонимание между ними, да и сама возможность перевода определяется тем обстоятельством, что в основании разных культур лежит не столько особый, не совместимый с другими культурами национальный дух, а общекультурное наследие, которыми культуры обменивались на протяжении всего своего формирования.

1.2. Основные проблемы процесса перевода

Переводческая деятельность всегда шире чем механический пересчет значений из одной информационной системы в другую. Вопрос о природе перевода оказывается центральным для проблемы языка самого по себе. В числе основополагающих философских текстов о переводе следует назвать замечания о переводе Евангелия Иеронима, открытое письмо Лютера (Sendebrief vom Dolmetschen, 1530), предисловие Джона Драйдена к книге переводов Овидия (1680), примеча ния Гёрдерлина к его переводам из Софокла, афоризмы Новалиса о переводе, работы Шлейермахера, Гёте, а в ХХ веке – Эзры Паунда, Поля Валери, Вальтера Беньямина, Вилларда Куайна. Теоретики перевода, начиная с XVII века, делят его в основном на три вида. У Джона Драйдена (1631–1700) метафраза есть подстрочный перевод, переложение оригинала слово за словом [13].

На противоположном полюсе Драйден помещает имитацию (мимесис), где переводчик берет на себя свободу не только отклоняться от слов и смысла, но и вовсе покидать их, коль скоро ему заблагорассудится. Имитатор подобен поэту или писателю, позаимствовавшему свою тему у другого. Средний путь между этими двумя крайностями у Драйдена парафраза, или перевод со свободой, где переводчик никогда не теряет автора из виду, однако не столь строго следуя его словам, сколь смыслу, причем этот последний дозволяется расширять, но не изменять. Сходные три вида перевода выступают у других теоретиков, хотя их относительная оценка варьируется. По Гёте, именно перевод, тяготеющий к буквальной точности, лишь бы он делался не на посредственном и примитивном уровне, а на высшем уровне народной литературы, достигает высшей цели, создавая новое произведение искусства, где сплавлены достоинства обоих языков. В ХХ веке Владимир Набоков, переводчик «Евгения Онегина» на английский язык, считал единственно допустимым только предельно дословный перевод поэта. Напротив, Эзра Паунд и Роберт Лоуэлл признавали в своей практике поэтического перевода лишь свободное переложение, т.е драйденовскую имитацию. Перевод – это желательное и возможное, но вместе с тем загадочное и бесконечное предприятие [14].

Как всякое толкование, он обречен всегда останавливаться на полпути. Полный перевод, т.е. окончательное узрение и полное обобщение того способа, каким человек соотносит слово с делом, потребовал бы совершенного слияния с автором. Подобное проникновение в другой духовный мир, даже если оно возможно на деле, недоступно рассудочной фиксации. Перевод не наука, а строгое искусство. Благодаря переводу история человечества выступает как непрерывная цепь более или менее глубоких переложений некоторого основоположного содержания. Переложение стихов на музыку, многократное воспроизведение в разных поэтических стилях и жанрах сюжетов гомеровского эпоса, преемственность художественных школ, неисчислимые драмы, написанные трагиками всех веков на одну и ту же драму рода Атридов – все это разновидности перевода.

Тематическая константа остается доминирующей и зримой на протяжении истории меняющихся форм, и если, как провозгласил Уайтхед, западная философия это подстрочное примечание к Платону, то эпическая традиция, поэтическая драматургия, оды, элегии и пасторали – это главным образом примечание к Гомеру, Пиндару и греческим трагикам. Всю европейскую культуру и цивилизацию можно рассматривать как транскрипцию наследия, завещанного в древних образцах средиземноморской культуры. Все новое, что появляется на ее фоне, отталкивается от классических формул. Благодаря открытости языка этих формул они обеспечивают бесконечное новаторство смысла вокруг значимых констант. В современном искусстве конденсация традиционного языка культуры еще более глубокая, чем в искусстве прошлого: культурные традиции, возможно, укоренены в нашем синтаксисе прочнее, чем мы предполагаем, и наша жизнь остается переводом из нашего личного и социального прошлого, хотим мы этого или нет.

О том, насколько актуальна задача отделения существенного в переводческом процессе от акцидентального, говорит уже сам характер типичной литературы по его теории. При всем разнообразии высказываемых точек зрения не может не обратить на себя внимание одна общая черта. Каждая теория перевода, каждая разновидность такой теории, а мы их имеем несколько, при всей широте и богатстве привлекаемых материалов так или иначе опирается на какую-нибудь одну из областей переводческой деятельности, на какое-нибудь одно ее направление, на практику, например, литературных контактов внутри какой-нибудь одной языковой семьи в одну, обычно современную, эпоху [20].

Правомерно задаться вопросом, что же такое перевод сам по себе, а не те или иные виды перевода? Такой вопрос не может не интересовать теоретика. Не ставя себе задачей дать сколько-нибудь исчерпывающий ответ на него, мы попытаемся все же рассмотреть наиболее очевидные из его аспектов. Первое наблюдение, напрашивающееся здесь, сводится к тому, что перевод в собственном смысле слова либо вообще не имеет никакой специфики, либо разделяет эту специфику с другими областями человеческой деятельности.

Кажется бесспорным, что само умение переводить возникает не как особый навык, а как развитие определенной врожденной предрасположенности, неотличимой от речи вообще. Это подтверждают следующие наблюдения.

Во-первых, умеют переводить и маленькие дети в возрасте четырех лет, если они в той или иной мере владеют двумя языками.

Во-вторых, иногда случается, когда устному переводчику неожиданно в потоке иноязычной речи попадается фраза на родном языке, то он часто просто повторяет ее, не заметив этого и будучи уверен, что им выполнен какой-то перевод [13].

В-третьих, восприняв какие-либо сведения на разных языках, мы часто потом не можем вспомнить, какое из них мы узнали, читая или слушая на чужом языке, а какое на родном. Мы не можем дать себе отчет, была ли нами выполнена работа перевода или нет, не можем отличить в своем сознании восприятие текста от восприятия-перевода текста.

В-четвертых, наконец, границы между говором, диалектом и языком настолько расплывчаты, что мы не в состоянии вообще сказать, где кончается собственно перевод и начинается простое повторение и перифраз, которые переводом уже не называются. Рассмотрим подробнее, что происходит во второй из перечисленных нами ситуаций. Когда иностранец неожиданно произносит фразу на родном языке переводчика, а последний, не заметив этого, просто повторяет ее как бы переводя, то ясно, что своя деятельность воспринимается им как объяснение, донесение некоторой мысли, а то, как эта мысль попала в его сознание, для природы такой деятельности несущественно.

Переводчик, повторяя фразу, сказанную на его родном языке, продолжает по своему внутреннему убеждению и по сути дела ту же самую деятельность, которой занимался раньше и которую называл переводом. Только мы, заметившие, что эта мысль была воспринята переводчиком на том же языке, на котором передана им, уже не назовем его деятельность переводом.

В свете сказанного можно определить перевод как одно из проявлений широкой человеческой способности к словесному, в некоторых случаях не обязательно словесному, выражению. Другими словами, перевод в наиболее общем смысле есть явление человеческого языка, а не человеческого разноязычия [4].

Но если невозможно или очень трудно говорить о переводе вообще, то легко говорить об исторически сложившихся типах переводческой деятельности. Обсуждение этих исторических типов и есть то, что обычно называется теорией перевода. Здесь в первую очередь бросается в глаза изменение представлений о переводе в новоевропейское время по сравнению с античностью. Для греческой классики с ее сознанием своей культурной исключительности внимание к внешней форме иноязычного текста было нехарактерно. Все не греки говорили по-варварски, т.е. просто невразумительно.

Переводчик должен был объяснить – ‘ερμηνεύειν – эту непонятную речь. Однако очень скоро, в первую очередь в ходе образования римского варианта античной цивилизации, положение изменилось. Отношение к иноязычному тексту в Европе стало иным: он начал рассматриваться как документ более высокой культуры, чем культура воспринимающего языка. Одновременно с этим появилось новое отношение к переводу и новый термин для него – traductio – собственно перевод, что предполагает как бы простое механическое перемещение, когда оригинал некоторым образом весь в цельном виде переносится в другой язык. В связи с этим резко возросло внимание к внешней форме текста, появилась буквальность, уподобление языка перевода языку оригинала [6].

Неверно, однако, представлять дело так, будто вольный перевод и перевод буквальный это крайности, которых нужно принципиально избегать, придерживаясь середины, т.н. адекватного перевода. Избираемый нами тип перевода всегда зависит от нашей собственной сознательной или бессознательной общекультурной установки. Что касается термина «адекватный», то он указывает на какую-то неопределенность в этом отношении. Адекватный перевод есть, по-видимому, средний, компромиссный перевод, который вроде бы всех устраивает. Само слово «адекватный» требует дополнения. Адекватный, т.е. приравненный – в чем? Недостаток принципа адекватного перевода в том, что он оставляет переводчика без положительной идеи, без решительной позиции, имеет лишь негативное значение избежания многочисленных ошибок. Адекватный перевод должен поспеть за всем, его принцип эклектизм, компромисс, желание всем угодить. Переводчик должен здесь учитывать идиомы, реалии, лексическую сочетаемость, синонимику, игру слов, звукопись, неологизмы, подтекст, общее впечатление, гладкость текста, меру понимания читателя, стиль эпохи, в которую был написан оригинал, особенности переводимого автора и еще многое другое [7].

Переводчик может не углубляться до элементарных образов и сопоставлять производные образования разных языков. Но само право так поступать он имеет потому, что сознает общую основу всякого языка. Он не мог бы производить свои сопоставления, если бы не ощущал вторичности, непринципиальности исторической обусловленности внешних форм каждого языка. Перевод и переводимость есть утверждение того факта, что все могло быть и по-другому, доказательство, что языковая игра, создавшая оригинальный текст, могла сложиться иначе и что материал, в котором творит автор оригинала, мог быть скроен иным образом. Поскольку перевод есть проигрывание заново, переоформление данной формы по правилам обще-человеческого языка, он в принципе столь же самостоятелен как и оригинал. Он просто и есть тот же самый оригинал, только отлитый в другую частную форму и продолжающий жить в этой своей новой форме. Оригинал является оригиналом чисто внешне, во временном смысле. По существу, т.е. в своем отношении к внутренним возможностям человеческой речи, он не более оригинален, чем перевод. Оригинал затерян, заперт в своей частной форме. Переводимость спасает его из этой ограниченности. Она показывает принципиальную, хотя и только потенциальную возможность существования этого оригинала в любой форме. Тем самым переводимость обнаруживает: помимо того, что оригинал написан, например на японском или на абхазском языках, он написан еще и на общечеловеческом языке. Но, выручив оригинал из частной формы, переводчик должен дать ему новую жизнь в родной речи, осознавая и утверждая теперь уже также и свой родной язык как общечеловеческий. Таким образом, способ существования общечеловеческого языка – переводимость частных языков. Общечеловеческий язык – это и есть наш родной язык, поскольку мы обнаруживаем и осуществляем его способность быть орудием общечеловеческой мысли [23].

Это не означает, что перевод должен непосредственно обогатить родной язык новыми понятиями, образами, конструкциями и т.д. Перевод не может ставить себе такую сомнительную задачу. Образы и конструкции другого языка не должны интересовать нас сами по себе; они могут оказаться случайными и ненужными. Погоня за воспроизведением образов ради образов – болезнь перевода, она засоряет и запутывает язык. Переводчик не есть представитель какого-либо одного языка; он писатель, который прикасается к общечеловеческому языку, когда пишет на своем. Каким бы языком он реально ни пользовался, пользуясь им, он утверждает его как всемирный.

Проблема адекватных соответствий между теми или иными языками относится к практике переводческой деятельности.

Глава 2. Анализ проблем переводимости в рамках исследования

2.1. Проблемы перевода с точки зрения различных субъектов

До последнего времени общими проблемами переводоведения наиболее продуктивно занимались представители лингвистической теории перевода, указывавшие на решающее значение именно этой теории.

Например, Г. Егер рассматривает перевод как трансляционный фрагмент лингвистики, а Л.С. Бархударов вписывает в рамки макролингвистики и прикладного языкознания, уравнивая переводоведение с сопоставительной лингвистикой текста. Такова же и общая ориентация работ А.Д. Швейцера и В.Н. Комиссарова [11].

Такой известный представитель лингвистической теории перевода, как Ю. Найда, делит все теории перевода на три типа: филологические теории перевода занимаются художественными текстами в аспекте переводимости жанров и др. литературных маркеров; лингвистические теории занима-ются проблемами соотношения формы и содержания в языке и структурным сопоставлением языков; социолингвистические теории перевода рассматривают перевод как часть актуального процесса коммуникации.

Лингвистические исследования стремятся к представлению языковой единицы в контексте. Контекст становится частью описания данной единицы и тем самым измеряемой величиной. Но даже в случае попыток выхода за пределы текста достоверным оказывается лишь анализ внутритекстовых связей. Конечно, каждый текст имеет некоторое «автономное значение». Но оно не позволяет говорить об уникальности данного текста. Если текст и его языковые элементы осмысляются на стыке внутри- и внетекстовых связей, то анализу подлежит не только внетекстовая сфера в тексте, но и текст во внетекстовой сфере.

Лингвисты понимают, что сам принцип построения языка (открытость его системы) не позволяет описать язык до конца. Поэтому параллельно с перенесением формальных методов в сферу речи, и она сама стала многими (хотя и не всеми) лингвистами пониматься по-новому: от неё отделяется семантически непрогнозируемая сфера авторефлексии – художественная литература. Современная лингвистическая поэтика также не может этого не учитывать, выделяя в качестве объекта исследования потенциальный поэтический уровень, подчиняющий себе все другие уровни текста [6].

Узколингвистический подход не может претендовать на роль основного компонента переводоведения, так как не охватывает всего комплекса проблем перевода (отсюда и дискуссии между «лингвистами» и «литераторами» в переводоведении).

Не существует процесса перевода вообще, даже самая абстрактная его модель является отношением между подлинником и переводом и не может строиться без учета общих структурных характеристик любого текста. В идеальном случае сам подлинник диктует оптимальный способ его перевода; «адекватность» как предмет теории перевода подразумевает идеальную схему исходного оригинала, выступающую как обязательный регулирующий принцип и как рамки, в пределах которых действуют все остальные, более конкретные принципы. Так как процесс перевода протекает между двумя текстами, то и общая характеристика этого процесса должна вытекать из особенностей текста вообще.

В переводческой деятельности сливаются три уровня, различаемые в описании культуры: общеязыковое содержание текстов, текстовое содержание и функции текстов. Именно в таком аспекте следует, видимо, понимать Ж. Мунэна. утверждающего, что «филология является переводом», т.е. своего рода «послеизданием» текста и его «предизданием» для перевода. Внутритекстовые связи позволяют выявить лишь то, что является предметом «стандартной поэтики и риторики» и является только первым этапом анализа. Только внетекстовая информация позволяет на этом фоне определить специфические черты текста. Выявление соотношения нейтрального и специфического является одной из центральных проблем анализа текста, особенно в целях перевода [8].

Процесс перевода следует рассматривать как некоторые каналы переключения произведения из одного языка (культуры) в другой и отделить его от каналов восприятия и осмысления перевода. Все принципиальные возможности перевода (перемещения доминанты) должны быть описаны в теоретической модели процесса перевода.

Любой реальный процесс перевода проходит множество этапов, характер которых зависит от индивидуальности переводчика и специфики переводимого произведения. С точки зрения научного описания целесообразно выделить два этапа: анализ и синтез, направленный на подлинник и направленный на перевод (на читателя).

Кроме того, в процессе перевода единая структура художественного текста оказывается включенной в два тина процессов: план выражения перекодируется средствами другого языка и культуры в план выраженин переводного текста, а план содержания транспонируется в план содержания перевода. Если перекодирование является преимущественно процессом лингвистическим и формальным, то транспонирование связано с пониманием содержательной структуры текста (поэтической модели) и является преимущественно процессом литературно-художественным [13].

В методологическом плане следует говорить о взаимосвязанности этих процессов. Но переводческая практика (особенно историческая) вынуждает эти процессы рассматривать и отдельно, т.е. следует говорить об операциональной автономности процессов транспонирования и перекодирования. Исходя из сопоставления «этапности» и «процессуальности», можно предположить, что идеальной реализацией процесса перевода является адекватный перевод. В этом случае на этапах анализа и синтеза, транспонирования и перекодирования сохраняются все особенности взаимосвязей. Из этого вытекает и возможность нескольких адекватных переводов одного подлинника, так как особенности взаимосвязей обоих планов можно сохранить при помощи разных средств.

Существуют следующие (потенциальные и реальные) переводческие тактики [13]:

1. Формальный (макростилистический) перевод. Такой перевода исчерпывается аналитическим перекодированием, т.е. доминанта перевода ориентирована на выражения подлинника, который является основой и для реконструкции плана содержания. Перевод характеризуется в гаком случае эквиметричностью, эквивалентностью, точным соблюдением схем рифм и строфики.

2. Точный перевод является автономным аналитическим перекодированием, т.е. планом выражения подлинника перевод и исчерпывается. Таким переводом является, собственно, подстрочник.

3. Языковой (микростилистический) перевод является синтезирующим перекодированием с доминантой в плане выражения, на основе которого реконструируется план содержания. С этим переводом связываются понятия экзотизирующего, локализующего, а также тропного переводов.

4. Тематический перевод является аналитическим транспонированием с доминантой в плане содержания, из которого вычерпываются и данные о плане выражения. Подчинение плана выражения плану содержания приводит к использованию т.н. чужой формы (например, рифмованный перевод верлибра).

5. Описательный перевод является автономным аналитическим транспонированием. В этом случае мы имеем дело с сознательным отказом от уникальности художественного произведения, хотя в некоторых культурах этот тип перевода весьма распространён (например, прозаическое переложение стихов).

6. Экспрессивный (или рецептивный) перевод является синтезирующим транспонированием с доминантой в плане содержания (т.е. из этого плана вытекают особенности плана выражения). В этом случае можно говорить о персонализировании произведения в целях сохранения экспрессивности (динамической эквивалентности), т.е. все изменения оправдываются достижением соответствия предполагаемых реакций читателя оригинала и перевода

7. Вольный перевод есть автономное синтезирующее транспонирование. являясь свободной интерпретацией плана содержания подлинника (стихотворения по мотивам.... из ... и т.п.).

Ю.М. Лотман считал, что любая культура подвергается бомбардировке со стороны падающих на нее, подобно метеоритному дождю, случайных отдельных текстов. Речь идет не о текстах, включенных в определенную связную традицию, оказывающую влияние на ту или иную культуру, а именно об отдельных возмущающих вторжениях. Это могут быть обломки других цивилизаций, случайно выкапываемые из земли, случайно занесенные тексты отдаленных во времени или пространстве культур. Если бы тексты не имели своей памяти и не могли бы создавать вокруг себя определенной семантической ауры, все эти вторжения так и оставались бы музейными раритетами, находящимися вне основного культурного процесса. На самом деле они оказываются важными факторами, провоцирующими динамику культуры. Связано это с тем, что текст, подобно зерну, содержащему в себе программу будущего развития, не является застывшей и неизменно равной самой себе данностью [20].

У этого вопроса есть и другой аспект. Казалось бы, что текст, проходя через века, должен стираться, терять содержащуюся в нем информацию. Однако в тех случаях, когда мы имеем дело с текстами, сохраняющими культурную активность, они обнаруживают способность накапливать информацию, т.е. способность памяти. Ныне «Гамлет» - это не только текст Шекспира, но и память обо всех интерпретациях этого произведения и. более того, память о тех вне текста находящихся исторических событиях, с которыми текст Шекспира может вызывать ассоциации. Мы можем забыть то, что знал Шекспир и его зрители, но мы не можем забыть то, что узнали после них. А это придает тексту новые смыслы.

2.2. Оценка различных методологий перевода

Под «что» понимается приоритет, отдаваемый тем или иным сочинениям, недостаток которых ощущается внутри одной из контактирующих культур (семиосфер), недостаток, который она стремится восполнить: будь то любовные романы или романтические стихи, жизнеописания или театральные пьесы, философские повести или журнальные статьи (resp. репертуар переводов). Под «как» понимаются тс интуитивные или осмысленные приемы, которые позволяют транслировать недостающую информацию из одной культуры в другую. При этом перевод в отличие от оригинального творчества в значительно большей степени зависит от существующих в данной культуре на конкретном этапе её эволюции традиций и представлений о сущности, бытийности и функциях языка.

Рассмотрение славянских переводов как единого целого позволяло сохранять преемственность в развитии этого раздела письменности. Как только в одной стране наминались политические катаклизмы, другая, преуспевающая, становилась хранительницей лингвокультурного наследия и выступала её преемницей. В годы кризисов переводческая активность в одной части славянского мира сменялась литературным подъемом в другой, поэтому история литературных взаимовлияний между южным и восточным славянством - это не линейный непрерывный процесс общего развития, а сменяющие одна другую волны влияния то с одной, то с другой стороны [13].

Традиция есть некое связующее звено между культурным наследием (консервацией) и творчеством (новацией), позволяющее сочетать неоппозиционное (неантагонистическое) и оппозиционное (антагонистическое) - диалог с полилогом.

Помимо традиции характер интеллектуальной деятельности определяется художественной парадигмой, под которой понимается господствующий в данный момент взгляд на то, как, для кого, зачем и что переводить. Парадигма, в свою очередь, связана с мировоззрением, картиной мира, философскими взглядами на объект перевода и. прежде всего, на язык.

Парадигма философии языка задавала в той или иной момент существования европейской цивилизации парадигму перевода - трансляции художественных картин мира из одной культуры в другую.

Ещё в античности, возможно, в дофилософский период, в мифах о происхождении языка в основу очень многих философских вопросов были положены рассуждения об имени и его отношении к вещам (иначе говоря - рассуждения о семантике). В значительной степени по этому пути шла и вся философия в целом. Философия имени ведет своё начало с Платона и Аристотеля. Однако она засвидетельствована и у Гераклита - в той мере, в какой можно найти у него учение о Логосе. Эта парадигма умирает вместе со схоластикой в XVII в.

Взгляды на язык в философии имени соответствуют некоторым константам в общем представлении о stupe как о совокупности «вещей», размещенных в «пустом пространстве».

Общеевропейское средневековое представление о сущности языкового знака уходит своими корнями в философию неоплатонизма, перенесенного на христианскую почву блаженным Августином - на Западе и псевдо-Арсопагитом - на Востоке. Двойная природа слова рассматривается как внутренне мотивированная (реальная) связь между обозначающим и обозначаемым. Характер этой связи - один из центральных вопросов философии языка, и современная лингвистика не дабт на него однозначного ответа: Ф. де Соссюр считал соединение означаемого и означающего произвольным, другие, напротив, подчеркивают иконический аспект языковой структуры. Иконическая природа слова была аксиоматичной для культуры средневековья, которая рассматривала его как образ вещи. Этот образ, естественно, может быть еще раз отображен, чем и обусловлена возможность перевода. Однако перевод, стремящийся не исказить внеязыковой реальности, обязан воспроизводить каждое слово оригинала в единстве его обозначающего и обозначаемого. В этом и состоит теория пословного перевода [7].

На смену теории пословного перевода, господствовавшего в период высокого средневековья, пришла концепция, которая может быть названа грамматической. Средневековая доктрина акцентировала внимание на лексике - наименее мотивированном языковом уровне и исходила из идеи внутренней связи обозначающего и обозначаемого. Эта связь переносилась в сферу трансцендентного. Напротив, акцент на грамматической структуре языка предполагал обращение к внутриязыковым мотивировкам, к реальным, а не идеальным связям плана выражения и плана содержания. Это не могло не отразиться на процедуре перевода: перенос центра тяжести на грамматику вёл к пониманию структурного своеобразия языка источника и языка перевода и. в конечном счете, отменял требование передавать форму оригинала вместе с его содержанием. Грамматическая теория перевода самим своим существованием отменяла пословную.

Первые шаги в победоносном шествии новой концепции связаны с творчеством Максима Грека. Спор, разыгравшийся на соборных прениях по делу афонского старца, можно с полным основанием назвать грамматическим.

Обвиняющая сторона приравняла замену одного грамматического времени другим к отрицанию вечности божественного бытия, так как перфект, по тогдашним представлениям, мог относиться только к действиям, имеющим временной предел. Логика противников ничуть не убедила строптивого старца: в позднейших переводах он исключает формы аориста ещё с большим упорством. Доказывая свою правоту, он ссылается на грамматическую синонимичность глагольных времен: «В том разница никоторого нет, а то мимошедшее и минувшее». Писатель не желал считаться с тем, что его оппоненты по-другому понимали смысл языкового знака [12].

Грамматическая теория перевода, некоторые положения которой развивал Максим Г рек и его ученики, осталась при их жизни непонятой. Субстанциональное восприятие перевода твердо держалось на Руси еще более столетия. Его сторонники открыто отстаивали средневековую доктрину и в деле троицких справщиков, осмелившихся, вслед за Максимом Греком, ревизовать церковно-служебную литературу, и в прениях о Катехизисе Лаврентия Зизания. Возрождение грамматической теории связано с Никоновской церковной реформой, сопровождавшейся идеологическим расколом, который разделил русскую культуру на два противоборствующих ла1Сря. Их спор превосходно показывает несовместимость двух концепций перевода - пословной доктрины и грамматической теории. С другой стороны. наивно было бы думать, что стоило патриарху Никону приступить к преобразованиям, как значительная часть русского общества признала условность языкового знака. Во взглядах на природу текста многие сторонники Никона стояли на позициях своих противников. Дебаты шли о другом - большем или меньшем авторитете русской и греческой церковной традиции, причем, как теперь достоверно установлено, русская церковь оказалась более верной блюстительницей предания, полученного при Владимире Крестителе.

XVII в. - век смены/мены парадигм. Р.Декарт создает новую философию. взяв как опору мировидения или миро-структурирования / конструирования «человеческое -я'». Мир предстал как система, наделенная определенным количеством движения, а человек, за пределами своего внутреннего ‘я*, оказывался частицей мирового механизма.

Философские идеи Р. Декарта и Г. Лейбница легли в основание грамматики Пор-Рояпя (XVII в.).а в конце XIX в. - проекта искусственного языка эсперанто д-ра Заменгофа (1887). В XX в. они вернулись в виде «врождённых структур» Н. Хомского: «Мы должны постулировать врожденную структуру, которая достаточно содержательна, чтобы объяснить несоответствие между опытом и знанием, структуру, которая может объяснить построение эмпирически обоснованных порождающих грамматик при заданных ограничениях доступа к данным».

«Во второй половине XVII в. в России сосуществовали две концепции перевода, выработанные на практике переводов Священного писания и представлявшие крайние позиции. С одной стороны, это была теория пословного перевода. В конце века её теоретически обосновал и яростно защищал крупный практик и незаурядный филолог Евфимий Чудовскнй. подчеркивая, «яко подобает истинно переводимости <..> от слова до слова и ничто разума и речений многотрудноумышленных святыми отцами пре- меняя». Противоположная точка зрения лучше всего выражена Симеоном Полоцким в «Жезле правления» (1667): «Сказитель же или предводитель странного языка сей есть верный, иже и разум и речение противоположно, ничего же оставляя» [6].

А вот предложенные переводчиками начала XVIII в. принципы перевода были новым шагом в развитии отечественной теоретической мысли, недаром Симон Кохановский подозревал, что кому-то они могут показаться «дивными». В соответствии с общим процессом секуляризации русской культуры разработка теории перевода переносится из области богословия на светскую литературу: историческую, политическую и научную прозу. Классическая формула «не от слова до слова» получила новое наполнение, она была принципиально ориентирована на стилистическую традицию «нашего природного языка», а не на стилистику оригинала. Эта концепция получила и полное одобрение Петра, который в своих письмах-указах переводчикам кратко подвел итог их теоретическим разработкам: «Все перевесть на славенский язык нашим штилем, а за штилем их нс гнаться». <...> «точню выразумев, уж так писать, как внятнее».

В XVIII - начале XIX в. принцип историзма (И. Кант - Г.В.Ф. Гегель), принцип внутреннего единства мира, нуждающегося в истолковании (линия, идущая от А.Р.Ж. Тюрго и Г.Э. Лессинга, И.Г. Гердера и М.Ж.А.Н. Кондорсе к Ж.Б. Ламарку и Ч. Дарвину) стал общепризнанным. Одновременно развиваются абстрактные логико-философские системы Фихте, Шеллинга и Канта. И в параллель к ним формируются два подхода к языку - сравнительно-исторический (XIX-XX вв.) и логический (середина XX в.).

Перевод в этом поле дискурсивных практик рассматривается не как стремление к воспроизведению подлинника, но воссоздание авторского эстетического «идеала», от переводчика ждали раскрытия логики характеров и страстей.

В.А. Жуковский следующим образом формулирует «новые правила» в статье о переводе «Радамнста и Зенобии»: «... переводчик стихотворца есть в некотором смысле сам творец оригинальный. Конечно, первая мысль, на которой основано здание стихотворное и план этого здания, принадлежит не ему.., но уступив это почетное преимущество оригинальному автору, переводчик остается творцом выражения, ибо для выражения имеет он уже собственные материалы, которыми пользоваться должен сам, без всякого руководства и без всякого пособия постороннего. - «А выражения автора оригинального?» - Их нс найдет он в собственном своем языке; их должен он сотворить. А сотворить их может только тогда, когда, наполнившись идеалом, представляющимся ему в творении переводимого им поэта, преобразит его, гак сказать, в создание собственного воображения; когда руководствуемый автором оригинальным, повторит с начала до конца работу его гения...».

Именно в такой атмосфере мог ставиться вопрос о стилистической точности прозаического перевода. Б.В. Голицын в предисловии к переводу «Нравственных рассуждений Ларошфуко», отмечая, что «отличительная черта слога герцога ла Рошфуко состоит в необыкновенных, смелых и замысловатых оборотах, которыми украшает он тонкость своих мыслей», указывает, что «достоинство хорошего переводчика» состоит в том, чтобы передать эти выражения «со всею точностью».

«Мне всегда казалось. - писал Сомов. - предположение тех. которые думают, будто бы великих стихотворцев должно переводить собственным их размером, несправедливым и вовсе недоказательным. Не в форме стихов и не в числе стон состоит совершенство хорошего перевода, а в том, чтобы соблюсти дух и отличительные свойства поэзии подлинника». И далее: «Мое мнение, что переводчик нс должен излишне затрудняться приспособлением стихотворной меры подлинника к правилам своего языка и поэзии; что он совершенно волен выбрать такую меру, которую почтет за лучшую и удобнейшую».

Новые тенденции в теории перевода были непосредственно связаны с развитием романтической эстетики. В отличие от классика для романтика не существует идеально прекрасного, но есть индивидуальный творец, неповторимый в своей оригинальности. Поэтому от перевода требуется, чтобы он передал все индивидуальное своеобразие данного автора, данного творения, не только его достоинства, но даже и его недостатки, поскольку и в последних заключается творческая индивидуальность. Романтизм ставил вопрос и о национальных особенностях различных литератур. Так возникла новая переводческая поэтика с требованиями точности передачи индивидуального и национального стиля, воспроизведения художественной формы и т.д.

Романтизм в поэтике переводов соотносился с идеей «языка как энергии» и «воплощения духа нации» (русская гуманитарная мысль впитывала эти психологические концепты В. Гумбольдта - В. Вундта).

По мнению В.Г. Белинского, «...на переводах произведения литературы одного народа на язык другого основывается знакомство народов между собою, взаимное распространение идей, а отсюда самое процветание литератур и умственное движение...». И далее, полемизируя с О.И. Сснковским, практиковавшим и отстаивавшим метод перевода-переделки. Белинский указывал: «...если б мы доныне держались методов выдаванья произведений иноземных литератур за свои, в искаженном виде, то не только не имели бы понятия, например, об английской и французской литературе, а следовательно, и об Англии и Франции, но и самая наша литература была бы теперь чем-то таким, чего нельзя было бы назвать литературою...» [13].

Глава 3. Исследование современных тенденций проблем переводимости

3.1. Роль современных СМИ в проблемах переводимости

Одним из самых эффективных способов обучения русскому / татарскому языку будущего билингва явилась бы работа с особым типом книг (словарей-справочников, сказок, художественных текстов, официально-деловых документов и т.д.). Билингвальные книги — это одна книга на двух языках, когда или на одной странице текст на одном языке — а на другой на другом (например, русский или татарский) или когда разделение идет не по страницам, а по строкам. Чтение билингвальных книг несомненно ускоряет изучение русского / татарского языка. Именно такой тип книг является распространенным при обучении, например, английскому языку [7].

Многие республиканские СМИ также билингвальны и занимаются подготовкой информации и других материалов как на русском, так и на татарском языке. К примеру, в Татарстане 30 телерадиокомпаний, 22 радиостанции, электронная газета «Интертат» вещают на двух государственных языках (телерадиокомпания «Челны-ТВ / Чаллы-ТВ», радиостанция «Новый Век / Яна Гасыр»; есть русские и татарские варианты районных и городских газет «Серебряный колокольчик / Көмеш кынгырау», «Челнинские известия/ Шәхри Чаллы», «Новая Кама / Алабуга нуры» «Светлый путь / Якты Юл», журналы «Идел», «Татарстан», «Скорпион / Чаян», «Мензелинск / Минзәлә» и т.д.).

Намного труднее обстоят дела в этом плане в республиках бывшего СССР и странах, где русский и татарский не являются языками государственными. У большинства российских соотечественников за рубежом родной язык продолжает развиваться только в диаспоре, и вследствие этого появляются варианты языка, значительно отличающиеся от тех, на которых говорят в метрополии. Носители языка начинают испытывать влияние иноязычного окружения при формулировании мыслей. Жить вне страны, определяющей магистральное развитие языка, — означает либо забыть со временем родной язык в полном объеме, либо приспособить его лексику и структуру к новым социокультурным условиям. Забывание родной речи, вытеснение ее каким-то другим языком у конкретного человека и вымирание языка у национального меньшинства нивелируют различия между людьми и обедняют человеческое существование. Эти процессы отрицательно сказываются на самосознании и психике человека, ибо языковые навыки, стремление слышать и воспроизводить родную речь, доказывают современные исследования, это как генетическая память, как национальный код, заложенный в человеке с рождения.

Для полноценного развития и сохранения двуязычия коренного меньшинства значительную помощь могут оказать билингвальные электронные журналы и специальные сайты. У народов полиэтнических государств, как было отмечено выше, всегда присутствует стремление к сохранению самобытных национальных культур, к популяризации своих языков. При этом необходимо на законодательном уровне предусматривать специальные меры по защите и сохранению языков коренных народов. Многоязычные электронные издания как один из современных и общедоступных СМИ являются отличным средством ликвидации межэтнических конфликтов, развития языков и улучшения взаимопонимания народов [22].

Современный (электронный) вид масс-медиа в последние годы получил самое активное развитие в связи с невероятно быстрым распространением сети Интернет. Язык электронных изданий, в частности журналов, вызывает большой интерес у лингвистов, так как тексты современных СМИ определяют языковую, социально-психологическую и культурную ситуации в обществе. Многоязычные электронные издания (газеты, журналы) позволяют осуществлять глубокое проникновение в культуру другого народа, расширяют возможности активного использования иностранных языков, что является предпосылкой успешной адаптации личности в условиях иноязычного государства.

Данные принципиальные основы функционирования электронных СМИ в большинстве случаев связаны с проблемой перевода. Редколлегия многоязычных электронных журналов использует для перевода материалов существующие дву- и трехъязычные электронные словари («Татарско-русский большой словарь»: http:// radugaslov.ru; «Berençe on-line tatar-rus-tatar süzlege»: http://suzlek. ru; «Татарско-русский онлайн-словарь»: http://tatar.eu5.org; «Русскотатарский онлайн-словарь»: http://www.xatasiz.com; «Татарскорусский словарь новых слов и новых значений»: http://www.tatarlar. ru; «Комплексный Автоматический Универсальный Мультилексемный Словарь КАМУС»: http://sites.google.com/site/tatarname) и стремится делать перевод не всего журнала целиком, а отдельных рубрик, статей на общую тематику.

Так, к примеру, в изданиях, рассчитанных на билингвов, статьи пишутся на русском языке, а только потом переводятся на национальный (татарский, башкирский, чувашский, марийский и др.) с учетом стиля и тематики сообщения. Часто благодаря красивому и точному с языковой точки зрения переводу (при наличии профессионального переводчика-лингвиста!) можно получить необычные, уникальные варианты аналогичных статей. Поэтому дву- и полиязычные интернет-издания стараются делать перевод не всего журнала целиком, а отдельных рубрик, статей на общую тематику. Естественно, малоэффективно делать переводы одних и тех же статей для двуязычного населения, например такого, как татарско-русское, которое, в принципе, прекрасно понимает содержание материала на двух языках. Целесообразно публиковать материалы на разные темы и соответственно делать их перевод на другой язык под одним разделом, блогом [13].

Следовательно, у билингвального и полилингвального электронного издания есть большая вероятность прочтения опубликованных материалов в связи с масштабным охватом населения, так как в подобном издании каждый представитель коренного населения республики, края найдет интересующий его материал на национальном языке. В свою очередь билингвальные и полилингвальные электронные журналы помогают бороться с проблемой интерференции: в результате регулярного чтения материалов из Интернет-журнала на родном языке человек постепенно перестает употреблять два языка вперемежку, его речь становится грамотной, логичной, обогащается национальная лексика. С течением времени у определенного класса общества («языковые нигилисты») возрастает интерес и уважение к национальному языку, культуре, религии. Еще одним преимуществом двуязычных и многоязычных электронных журналов является возможность частичного использования их материалов в сфере образования, например, для преподавания национального языка, истории в связи с удобством доступа и получения информации. Подобные многоязычные электронные издания стимулируют распространение и популяризацию явления полилингвизма среди жителей разных стран в целях отражения мировоззрения социальной группы и обеспечения уважения к языковому и культурному разнообразию.

С помощью дву- и многоязычных электронных журналов, при наличии доступа в Интернет, у людей с ограниченными ресурсами (финансовые, политические, социальные, физические и др.) появляется отличная возможность знакомиться с далекими и экзотическими странами, получать доступную и содержательную информацию на своем родном языке. Кроме этого, издание многоязычных электронных журналов и газет — «Минарет» (Украина), «АлТаБаш» (Германия), «Ватандаш / Соотечественник» (Башкирия), «Летувос тоторяй» (Литва) — об истории, языке и культуре различных народов способствует укреплению толерантности и взаимопонимания между всеми народами и жителями нашей планеты.

3.2. Методические аспекты изученной проблемы

Проблема, связанная с отсутствием реального функционирования двуязычия в РТ, заключается еще в том, что до сих пор не созданы условия для осознания необходимости знания татарского, он крайне слабо применяется в общественных сферах жизни. На то есть масса причин, как об этом было упомянуто в Предисловии, и эти причины разнопорядковые. Можно назвать недостаточно подготовленную научно-теоретическую базу, уровень методической оснащенности, не полностью отвечающей современным инновационным условиям. Конечно, самый основной фактор — это отсутствие высокой мотивации в изучении языка. Нельзя снимать ответственности в первую очередь с тех специалистов, кто заявляет о себе как о теоретике или методисте в этой области. Далеко не все издания и труды, освещающие проблемы социолингвистики или просто проблемы татарского языка, выдерживают такие требования.

К примеру, назовем справочное пособие «Татарский язык. Татар теле», изданное в Татарском книжном издательстве в 2007 г. в прекрасном и качественном оформлении (автор-составитель Г.Х. Гильманов) тиражом в 5000 экземпляров! Читаем на обложке: «Книга издается в рамках выполнения государственной программы Республики Татарстан по сохранению, изучению и развитию государственных и других языков в Республике Татарстан на 2004—2013 годы» [14].

На второй странице пособия излагается краткая история татарского языка. Первое предложение звучит так: «Татарский язык — один из индоевропейских языков, который принадлежит к семье тюркских языков, включающей в себя турецкий, азербайджанский.... языки». Неужели первое предложение справочника, как впрочем и все остальные (эта фраза повторяется еще и в конце раздела), нельзя было уточнить, проверить, дополнительно проконсультироваться со специалистом-лингвистом. Татарский язык не относится к индоевропейской языковой семье! Да и термин «тюркская языковая семья» в современных научных исследованиях практически не применяется. Используются понятия «алтайская» или «алтайско-тюркская языковая семья».

То же самое можно сказать и по отношению к некоторым словарям, адресованным как специалистам, так и широкому кругу читателей. Например, в 2010 г. в издательстве «Магариф» увидел свет «Орфографический словарь татарского языка» (тираж: 25 000 экз.). Прежде всего, любой словарь, исходя из предназначения, от начала до конца составляется на основе строгих и четких принципов лексикографического описания лексики на уровне макро- и микроструктуры словаря. К орфографическому словарю данное требование относится вдвойне, так как всякая непоследовательность в отборе, презентации и описании вокабул ведет к искажению языковых фактов, увеличению случаев повтора пользователями ошибок и неточностей, допущенных составителями, в геометрической прогрессии. В данном словаре, к сожалению, наблюдаются именно такого рода недостатки, которые проявляются и в отборе слов, и в не очень удачной форме фиксации омономичных форм, отмеченных наряду со случаями конверсии просто знаком плюс, и в постановке ударения в словах — показателя, играющего чрезвычайно важную роль в татарском языке, и т.д. (см. об этом подробнее: Тимерханов А. Хурлык белән сугарылган горурлык... Яки фәнгә «заманча» караш // Азатлык радиосы, 28.04.2011: http://www.azatliq.org/content/feature/16796081. html). Обращает на себя внимание также отсутствие системности в формировании словника, единого принципа отбора слов для включения в словарь [12].

Необходимо откровенно признать и следующий фактор: в 90-е годы, когда вопрос о преподавании татарского языка наравне с русским стал в республике одним из самых актуальных и когда проявилась острая нехватка педагогических кадров, в школах учителями татарского языка стали многие преподаватели-татары, не имеющие специального филологического образования. Заработали бесчисленные краткосрочные (годичные, трехмесячные) курсы по переподготовке кадров. Так, преподавать татарский язык стали бывшие химики, историки, математики; часть из них благодаря природному таланту быстро вошла в особый мир преподавания языка и освоила специфику изучения татарского языка нетатарами. Другая часть так и не смогла справиться с новой трудной задачей и не сумела воспитать в учащихся ни интереса к татарскому языку, ни любви и бережного отношения к нему как к бесценному дару, одному из редких росссийских языков, имеющих долгую историю письменности, свое достойное место в литературном процессе России. Таким образом, известная фраза «Кадры решают все!» стала воплощением истины, что от качества и подготовки кадров действительно многое зависит.

Наше государство не создало механизмов для преодоления ситуации, в том числе законодательных, и оставило нас в подвешенном состоянии. Татарский и русский языки имеют одинаковый статус. На деле наблюдается настоящее превалирование русского языка как языка межнационального общения над татарским. Если представить ситуации заседания Государственного совета, Верховного суда, различных конференций и официальных встреч, то на них в основном говорят на русском, кто-то выступает на татарском и требует ответа на свои вопросы на русском языке. Юридически он прав, но это противоречит морально-этическим нормам. Далеко не все присутствующие владеют татарским языком, и ставить их в неудобное положение (а ведь всем известно, любой выступающий и любой специалист в республике знает русский язык, а значит его такая позиция — это или политический жест, или своеобразный протест) неоправданно.

Поэтому выход здесь очень непрост: единственное, что можно рекомендовать как основной путь сохранения татарского языка, — это работа в семье, в учреждениях системы образования. Предложить же особую систему стимулирования знания татарского языка для всех специалистов (как это принято в ряде государств) в виде дополнительной надбавки к зарплате — путь небезболезненный, ибо в этом случае лучшие русскоязычные специалисты (русские, да и татары) могут почувствовать себя ущемленными в правах.

Специфика языковой личности нового типа представляет собой умелое сочетание разноструктурных языков. Например, мировых языков (русского, китайского, английского, арабского) и языков соседей-народов России (татарского, мордовского, чувашского, марийского и др.), или другого постсоветского государства (например, украинского, казахского, литовского, таджикского). В это же сочетание интегрируется язык конфессии (арабский как язык ислама).

Заключение

Список использованных источников

VTRIQVE САМЕNAE: Исследования. Переводы : Материалы 1-й и 2-й межвуз. студенч. конференций по классич. филологии [Электронный ресурс] / под ред. И.С. Смирнова ; сост. и науч. ред. О.Л. Ахунова (отв. ред.), науч. ред. Д.О. Торшилов ; Рос. гос. гуманитарн. ун-т. — 2-е изд. (эл.). — Электрон. текстовые дан. (1 файл pdf: 210 с.).
Алимов, В. В. Общественно-политический (общий) перевод. Практический курс перевода. Учебное пособие / В.В. Алимов, Ю.В. Артемьева. - М.: Ленанд, 2015. - 232 c.
Алимов, В. В. Теория перевода. Пособие для лингвистов-переводчиков / В.В. Алимов. - М.: Ленанд, 2015. - 240 c.
Американская литература в русских переводах и критике. - М.: Наука, 2016. - 452 c.
Базылев, В.Н. Теория перевода. Кн. 2 : практикум / В.Н. Базылев. - 3-е изд., стер. - Москва : ФЛИНТА, 2017. - 200 с.
Базылев, В.Н. Теория перевода. Кн.1 : курс лекций / В.Н. Базылев. - 3-е изд., стер. - Москва : ФЛИНТА, 2017. - 121 с.
Бархударова, Л. С. Тетради переводчика. Выпуск 19 / Л.С. Бархударова. - М.: Высшая школа, 2018. - 128 c.
Бернс, Роберт Роберт Бернс в переводах С. Маршака / Роберт Бернс. - М.: Правда, 2016. - 272 c.
Бурак, А. Л. Translating Culture-1: Words / Перевод и межкультурная коммуникация–1. Слова / А.Л. Бурак. - М.: Р.Валент, 2016. - 216 c.
Вестник Московского университета, №2, 2002. - М.: Издательство МГУ, 2017. - 144 c.
Вестник Московского университета, №4, 1999. - М.: Издательство МГУ, 2018. - 104 c.
Вестник Московского университета. Серия 19: Лингвистика и межкультурная коммуникация. №2000(2). - Москва: Гостехиздат, 2015. - 796 c.
Влахов, С. И. Непереводимое в переводе / С.И. Влахов, С.П. Флорин. - М.: Р.Валент, 2018. - 408 c.
Вопросы художественного перевода. Сборник статей. - М.: Советский писатель. Москва, 2018. - 312 c.
Гавриленко, Н. Н. Понять, чтобы перевести. Перевод в сфере профессиональной коммуникации. Книга 2 / Н.Н. Гавриленко. - М.: Научно-техническое общество имени академика С. И. Вавилова, 2015. - 206 c.
Далекие и близкие. Стихи зарубежных поэтов в переводе Веры Марковой, Семена Липкина и Александра Гитовича. - М.: Прогресс, 2017. - 308 c.
Даминова, С.О. Развитие умений иноязычного общения на основе аудиовизуализации / С.О. Даминова. - Москва: СИНТЕГ, 2016. - 748 c.
Зубанова, И. В. Английский язык. Скоропись в последовательном переводе (+ 2CD) / И.В. Зубанова. - М.: Р.Валент, 2015. - 216 c.
Калашникова, Е. По-русски с любовью. Беседы с переводчиками / Е. Калашникова. - М.: Новое литературное обозрение (НЛО), 2016. - 179 c.
Климзо, Б. Н. Ремесло технического переводчика / Б.Н. Климзо. - М.: Р.Валент, 2018. - 488 c.
Комиссаров, В. Н. Современное переводоведение / В.Н. Комиссаров. - М.: Р.Валент, 2015. - 408 c.
Крупнов, В.Н. Лексикографические аспекты перевода / В.Н. Крупнов. - Москва: ИЛ, 2018. - 555 c.
Мастерство перевода. 1970. Сборник 7. - М.: Советский писатель. Москва, 2018. - 544 c.
Мкртчян, Л.М. Армянская поэзия и русские поэты XIX - XX вв. Вопросы перевода и литературных связей / Л.М. Мкртчян. - М.: Айастан, 2017. - 465 c.
Нелюбин, Л. Л. Наука о переводе от древности до наших дней / Л.Л. Нелюбин, Г.Т. Хухуни. - М.: Флинта, 2016. - 416 c.
Пумпянский, А.Л. Чтение и перевод английской научной и технической литературы. Лексика, грамматика, фонетика, упражнения / А.Л. Пумпянский. - М.: Попурри, 2017. - 608 c.
Рог: Из французской лирики в переводах Ю.Корнеева. - М.: Лениздат, 2016. - 256 c.
Салимова, Д.А. Двуязычие и перевод: теория и опыт исследования : монография / Д.А. Салимова. А.А. Тимерханов. — 2-е изд., стер. — Москва : ФЛИНТА, 2017. — 280 с.
Соколов, С. В. Устный последовательный перевод на переговорах (немецкий - русский языки) : учебное пособие / С. В. Соколов. - М. : МПГУ, 2018. - 204 с.
Технология последовательного перевода : учебное пособие / Л.А. Гаврилов, Р.И. Зарипов. — 2-е изд., испр. и доп. — М. : ФОРУМ : ИНФРА-М, 2017. — 146 с.