Теории происхождения права (К вопросу о периодизации истории первобытного общества)

Содержание:

Введение

Курсовая работа посвящена теме происхождения государства и права. Временными рамками этой работы являются границы такого большого периода человеческой истории, как первобытное общество. Подобная постановка вопроса напрямую вытекает из того факта, что вместе с возникновением человека на Земле возникла и определённая социальная организация его жизнедеятельности. В настоящее время государственно-правовые институты претерпевают коренную трансформацию, предполагающую изменение в расстановке акцентов. Если раньше в доиндустриальную и в индустриальную эпоху государство являлось источником правовых норм и в значительной мере определяло их содержание, сообразно собственным нуждам, то теперь всё большее значение приобретают нормы правового регулирования деятельности самого государства. В связи с этим исследование самих основ государственно-правовых институтов автору курсовой работы представляется актуальным.

Тема происхождения государства и права тесно связана с исследованиями истории первобытного общества в целом. Будучи наиболее удалённым от сегодняшнего дня, первобытнообщинный строй в настоящее время является наименее изученным. Полное отсутствие письменных источников позволяет судить о быте, нравах и общественном устройстве первобытных людей только по археологическим артефактам.

Тем не менее, уже собран богатый материал, позволяющий делать выводы о существовании тех или иных форм общественного устройства в первобытную эпоху.

Объектом исследования является история первобытного общества. Предмет исследования – догосударственные и доюридические системы социальной регуляции человеческого общества.

Целью исследования служит выяснение основных этапов преобразования догосударственных и доюридических форм регуляции социума в юридические государственные и правовые формы.

Этим определяются следующие задачи:

1. Установление периодизацию истории первобытного общества, отвечающую цели настоящей работы.

2. Выяснение содержания каждого этапа развития первобытнообщинного строя с точки зрения оформления тех или иных институтов социальной регуляции.

3. Показ механизмов, при которых догосударственные и доюридические формы социальной регуляции трансформируются в государственные и правовые формы.

4. Рассмотрение многообразия существующих теорий происхождения государства и права и попытка определения основные черты, сходство и различие между ними.

Степень разработанности данной темы в научной литературе достаточно высока в связи с ее актуальностью. Отдельные вопросы происхождения государства и права освещены в работах, таких ученых, как: А.Б. Венгеров, А.Ф. Вишневский, Н.А. Горботок, В.А. Кучинский, Л. ГумпловичС.А. Комаров, О.Е. Кутафин, В.В. Лазарев, С.В. Мамут, Г.И. Манов, Н.И. Матузов, А.В. Малько, Л.И. Спиридинов, Ф.Н. Фаткуллин, В.Н. Хропанюк, др. Кроме того, для написания работы были использованы учебные пособия и публикации в периодических изданиях.

Работа состоит из трёх разделов. В первом разделе рассматриваются проблемы периодизации истории первобытного общества для обнаружения наиболее приемлемой с точки зрения цели, поставленной автором. Последовательно раскрывается содержание каждого из обозначенных периодов. Второй раздел посвящён причинам и условиям происхождения государства и права, т.е. тем трансформациям, которые претерпели догосударственные и доюридические институты в эпоху разложения первобытнообщинного строя. В третьем разделе речь идёт об основных теориях происхождения государства и права.

1. Понятие и признаки первобытного общества: власть и регулирование

1.1. К вопросу о периодизации истории первобытного общества

Первобытное общество представляет собой самое первое социальное образование из возникших на Земле. Его зарождение относится к глубочайшей древности: по средним меркам, принятым сейчас в научном сообществе, оно возникло 1,5 – 2 млн. лет назад. Разумеется, что применительно к самому началу существования человечества ещё рано говорить не только о государстве и праве, но и вообще о любых отношениях власти. Тем не менее, именно в этих примитивных социальных условиях, характерных как для кроманьонцев, так и для предшественников их – неандертальцев, закладывались основы последующих сложнейших институтов общественного регулирования и соподчинения.

По словам Ю.В. Кнышенко, первобытное общество – это «древнейший период истории человечества, начальная дата которого совпадает с выделением людей из животного состояния – событием, происшедшим, согласно современным научным данным, около двух миллионов лет назад. Крушение первобытнообщинного строя по всемирно-историческом масштабе началось у передовых народов за несколько тысячелетий до нашей эры и было связано с зарождением в его недрах имущественного и общественного неравенства, частной собственности, классов и их неизбежного спутника – государства»^[1].

Отсюда следует, что сама эпоха первобытного общества имеет продолжительность, в сотни раз превышающую письменный период человеческой истории, начавшийся с цивилизаций Древнего Египта, Междуречья и Древней Индии. Авторы «Всемирной истории» по данному поводу пишут: «Самая длительная в истории человечества – эпоха господства первобытнообщинного строя. Она охватывает период от возникновения человека и человеческого общества до становления классовых отношений. Согласно археологической науке, это в основном эпохи палеолита, мезолита и неолита»^[2].

Понятия «палеолит», «мезолит» и «неолит» означают различные периоды внутри единого каменного века, т.е. времени господства каменных орудий труда в развитии производительных сил. Ю.В. Кнышенко приводит следующую периодизацию каменного века: «Каменный период, превышающий своей продолжительностью примерно в четыреста раз металлический, подразделяется, в свою очередь, на три эпохи: палеолит (древний камень), мезолит (средний камень) и неолит (новый камень). Палеолит расчленяется на ранний (нижний), средний и поздний (верхний). В ранний палеолит входят дошелльская, шелльская и ашельская археологические культуры, а в средний палеолит – мустьерская. Поздний палеолит представлен культурами: ориньякской, солютрейской и мадленской. Мезолит является переходной эпохой от палеолита к неолиту. Характерной культурой раннего мезолита является азильская, а позднего – тарденуазская культура (многие археологи не выделяют мезолит в самостоятельную эпоху). Неолитическая эпоха представлена очень многими культурами. В отличие от раннего в позднем неолите широко распространены полированные каменные орудия труда»^[3].

В.П. Алексеев отмечает, что применительно к первобытной истории следует говорить не о какой-либо единой периодизации, а о многих периодизациях: нескольких специальных и одной общеисторической^[4]. Так, только что приведённое нами подразделение первобытной истории на палеолит, мезолит и неолит относится к археологической периодизации, где главным критерием являются различия в материале и технике изготовления орудий труда. Наряду с ней среди специальных может быть названа, например, палеоантропологическая периодизация, критерием для которой служит биологическая эволюция человека. Тем не менее, к отражению развития общества в направлении государства и права эти специальные варианты применимы лишь отчасти. Следовательно, необходима такая периодизация, которая могла бы, с одной стороны, учесть особенности ведения хозяйства и развития производительных сил в условиях первобытного общества, а с другой была бы ориентирована преимущественно на сферу социальных институтов.

Как пишет Ю.В. Кнышенко, заслуга создания первой развёрнутой периодизации истории человечества в целом и первобытной эпохи в частности принадлежит Л. Моргану, который выделял большие периоды дикости, варварства и цивилизации. Из них первые два, дикость и варварство, относятся, по Моргану, к первобытно-общинному строю, причём каждый из них подразделяется на низшую, среднюю и высшую ступени в соответствии с уровнем развития материального производства^[5]. Период дикости относится ко времени, когда люди жили исключительно охотой и собирательством, иными словами – присвоением готовых продуктов, взятых из мира окружающей природы. На низшей ступени дикости человек ещё не умел ловить рыбу и не пользовался огнём. Подойдя к средней ступени, он освоил рыбную ловлю и употребление огня, а завершил её использованием лука и стрел на охоте. Высшая ступень дикости была охарактеризована Морганом как время широкого применения лука и стрел, при отсутствии более позднего гончарного производства. Появление этого производства, т.е. создание первой обожженной глиняной посуды, знаменует переход в период варварства, сопровождающийся дифференциацией первобытных людей на земледельцев и скотоводов. Здесь человечество уже не только пользуется готовыми продуктами природной среды, но и умеет их умножать: выращивает съедобные растения и разводит домашний скот. На средней ступени варварства появляется орошаемое земледелие, а высшая ступень начинается с обработки железа.

При всей стройности системы Моргана она говорит нам лишь о развитии материальной базы общества, но не о самой социальной эволюции. Ю.В. Кнышенко считает вопрос о периодизации дискуссионным, так как в ряде случаев остаются спорными сами критерии, по которым она должна осуществляться^[6]. Тем не менее, большинство имеющихся схем в своей основе содержат развитие форм общественного сознания первобытных людей. Схема С.П. Толстова подразделяет первобытную историю на такие периоды, как: 1) Первобытное стадо, 2) Первобытная община (материнский род), 3) Военная демократия. П.П. Ефименко различает периоды первобытного стада, первобытной общины неандертальцев и первобытной родовой общины. Согласно периодизации М.О. Косвена, доклассовое общество эволюционирует через периоды: 1) первобытного стада, 2) родового строя с подпериодами матриархата и патриархата, 3) военной демократии. Подводя резюме под перечислением этих различных периодизаций, Ю.В. Кнышенко высказывает мнение в поддержку варианта, предложенного А.И. Першицем, А.Л. Монгайтом и В.П. Алексеевым: с его точки зрения, представляется правильным «расчленение древнейшей социально-экономической формации на три периода, соответствующих времени её становления, расцвета и разложения. Первый период получил название первобытного стада, или первобытного человеческого стада. Это было дородовое общество. Труднее найти термины, которые своей формой и содержанием характеризовали бы сущность второго и особенно третьего периодов первобытного общества. Разногласия по этому вопросу отчасти объясняются тем, что граница между ними точно не определена, отчасти спором из-за терминов»^[7]. Речь идёт о том, включать ли отцовский род в третий период, или он относится ко второму периоду вместе с предшествующим ему материнским родом. С другой стороны, сам третий период получает название либо «военной демократии», либо характеризуется господством патриархата.

Наиболее целесообразной в отношении раскрытия темы настоящей работы является классификация, предложенная В.П. Алексеевым, который делит историю первобытного общества на эпохи праобщины, первобытной общины с её подпериодами раннепервобытной и позднепервобытной общины, и эпоху классообразования (классогенеза), характеризующуюся разложением первобытного общества и возникновением государства и права (политогенезом)^[8]. Данная схема интересна тем, что она позволяет логически увязать друг с другом стадии социального развития, отделённые друг от друга сотнями тысяч лет: стадию первобытного стада (праобщины) и этап классогенеза. Вместе с тем, в рамках этой классификации может быть прослежена эволюция институтов управления от полного социального равенства в праобщине до сложных иерархических подразделений в период разложения первобытного строя.

Различают два вида социального регулирования — индивидуальное (упорядочение поведения конкретного лица, в конкретном случае) и нормативное (упорядочение поведения людей с помощью общих правил — образцов, моделей, распространяющихся на всех, на все подобные случаи). Появление нормативного социального регулирования послужило качественным толчком к становлению (возникновению и развитию) права.

В позднем первобытном обществе нормативным социальным регулятором были нормы-обычаи — правила поведения, вошедшие в привычку в результате многократного повторения в течение длительного времени. Обычное право — система норм, опирающихся на обычай.

Нормы-обычаи были основаны на естественно-природной необходимости и имели значение для всех сторон жизни общины, рода, племени, для регламентации хозяйственной жизни и быта, семейных и иных взаимоотношений членов рода, первобытной морали, религиозно-ритуальной деятельности. Их целью было поддержание и сохранение кровнородственной семьи». Это были «мононормы», т.е. нерасчлененные, единые норм. В них переплетались, чётко не проступая, самые разнообразные элементы: морали, религии, правовых начал.

Мононормы не давали преимуществ одному члену рода перед другим, закрепляли «первобытное равенство», жестко регламентируя их деятельность в условиях противостояния суровым силам природы, необходимости обороняться от враждебных племен. В мононормах права членов рода представляли собой оборотную сторону обязанностей, были неотделимы от них, поскольку первобытный индивид не имел выделенного осознанного личного интереса, отличного от интереса рода. Только с разложением первобытного строя, с появлением социальной неоднородности все более самостоятельное значение приобретают права. Возникновение мононорм было свидетельством выхода человека из животного царства в человеческое сообщество, движущееся по пути прогресса.

В условиях общественной собственности и коллективного производства, совместного решения общих дел, неотделенности индивида от коллектива в качестве автономной личности, обычаи не воспринимались людьми как противоречащие их личным интересам. Эти неписаные правила поведения соблюдались добровольно, их выполнение обеспечивалось, в основном, силой общественного мнения, авторитетом старейшин, военачальников, взрослых членов рода. При необходимости к нарушителям норм-обычаев применялось принуждение, исходившее от рода или племени в целом (смертная казнь, изгнание из рода и племени и др.).

В первобытном обществе преобладало такое средство охраны обычая, как «табу» — обязательный и непререкаемый запрет (например, запрет под страхом тягчайших наказаний кровнородственных браков). Кроме запретов (табу), возникли такие способы регулирования, как дозволение и позитивное обязывание (только в зачаточной форме). Дозволения имели место в случаях определения видов животных и времени охоты на них, видов растений и сроков сбора их плодов, пользования той или иной территорией, источниками воды и др. Позитивное обязывание имело целью организовать необходимое поведение в процессах приготовления пищи, строительства жилищ, разжигания костров, изготовления орудий и др.

Нормативные обобщения (запреты, дозволения, позитивные обязывания), ставшие обычными способами регулирования первобытнообщинной жизни, — истоки формирования права.

1.2. Особенности социального регулирования в условиях праобщины

Г. Кларк в книге «Доисторический мир» позволяет себе следующее замечание: «Самый главный парадокс, с которым мы сталкиваемся, когда размышляем о своём происхождении, состоит в том, что человек, который благодаря своему разуму приблизился к полному господству над силами природы, противостоящими ему на этой планете, и который усиливает свою власть, покоряя космос, сам по себе есть животное»^[9].

Вместе с тем, разговор о праобщине как социальной организации, характерной уже для неандертальцев, предполагает её рассмотрение как сугубо человеческого, а не дочеловеческого феномена. Во-первых, праобщина была хотя и формирующимся, но уже человеческим обществом, а не дочеловеческим сообществом, и поэтому ее история не может быть отделена от последующей истории. Во-вторых, рассматривая эпоху праобщины как некое «дообщество», мы должны были бы допустить, что первобытнообщинный строй в отличие от всех других начался непосредственно со стадии своей зрелости, а это трудно принять теоретически.

В.Р. Кабо в книге «Первобытная доземледельческая община» пишет: «Община как форма организации зарождающегося производства возникла одновременно с возникновением самого человеческого общества. Она была естественно сложившимся коллективом формирующихся, а затем и сформировавшихся людей, необходимым условием их существования. Такое допущение правомерно, потому что важнейшей функцией первобытной общины как социального института была организация совместного хозяйства первобытного коллектива. Там, где есть человеческое общество, там есть и определённым образом организованный человеческий труд, коллектив тружеников, совместно добывающих средства существования, и определенная система разделения труда. Этот коллектив – община. Важнейшие экономические функции первобытного социума выполняла и выполняет прежде всего община, которая была и остается их основой, средоточием, базисом производства, что делает её универсальной ячейкой в структуре охотничье-собирательского общества. На протяжении истории первобытного общества менялись лишь формы общины, но сама она сохраняла значение ведущего социально-экономического института»^[10].

Эпоха праобщины открывается появлением целеполагающей орудийной деятельности и, следовательно, возникновением древнейших людей-архантропов, образующих первые, пока еще более или менее аморфные производственные коллективы. Основным содержанием эпохи является преодоление в процессе трудовой деятельности остатков животного состояния, унаследованных от стад человекообразных обезьян и предлюдей, упрочение социальных связей, а вместе с тем и завершение биологического развития самого человека.

Начало периода праобщины совпадает с выделением человека из животного мира и образованием общества. Очевидно, с возникновением целеполагающей трудовой деятельности было связано не только изменение отношения человека к природе, но и изменение отношений между членами первоначального человеческого коллектива. Таким образом, начало эпохи праобщины совпадает с появлением вполне осознанно изготовленных и применяемых орудий труда. Конечным рубежом эпохи праобщины было появление на смену ему «готового» человеческого общества — общинного строя.

Прогрессивное развитие каменных орудий, изменение физического типа самого человека, наконец, то обстоятельство, что общинный строй не мог возникнуть сразу, в готовом виде, — все это показывает, что праобщина не была застывшей во времени единообразной формой. Поэтому можно говорить об общине древнейших людей-архантропов, а также последующей во времени общине неандертальцев.

Праобщина представляла собой, вероятно, довольно небольшую группу людей. Большая группа вряд ли могла бы прокормить себя при слабой технической вооруженности раннепалеолитического человека и трудности добывания пищи. Собирательство требует большой затраты времени, а дает относительно мало пищи, притом чаще всего низкокалорийной; что же касается охоты на крупных животных, уже известной первобытному человеку, то она была сопряжена с большими трудностями, сопровождалась множеством жертв и не всегда была удачной. Таким образом, трудно представить себе, что праобщина состояла больше чем из нескольких десятков, скорее всего из 20—30 взрослых членов. Возможно, такие праобщины иногда объединялись в более крупные, но это объединение могло быть только случайным.

Жизнь праобщины скорее всего не была жизнью беспорядочно передвигавшихся с места на место собирателей и охотников. Раскопки в Чжоукоудяне рисуют картину оседлой жизни на протяжении многих поколений. Об относительной оседлости говорят и многие пещерные стойбища раннепалеолитического времени, раскопанные в разных частях Евразии на протяжении последних 60 лет. Это тем более вероятно, что богатство четвертичной фауны давало возможность длительного пользования кормовой территорией и, следовательно, позволяло занимать удачно расположенные и удобные навесы и пещеры под постоянное жилище. Вероятно, эти естественные жилища в одних случаях использовались на протяжении нескольких лет, в других — на протяжении жизни нескольких или даже многих поколений. В установлении такого образа жизни важную роль, несомненно, сыграло развитие охоты.

Выделение человека из животного мира стало возможным только благодаря труду, который сам по себе представлял коллективную форму воздействия человека на природу. Переход даже к простейшим трудовым операциям мог произойти только в коллективе, в условиях общественных форм поведения, при которых было возможно наличие подражания как механизма усвоения опыта предшествующих поколений. Это обстоятельство позволяет утверждать, что уже на самых ранних этапах антропогенеза и истории первобытного общества имело место регулирование в добывании и распределении пищи, в половой жизни и других сферах жизнедеятельности. Данный процесс усиливался действием естественного отбора, который способствовал сохранению именно тех коллективов, в которых сильнее были выражены социальная связь и взаимопомощь и которые противостояли врагам и стихийным бедствиям как монолитные объединения.

Развитие загонной охоты, совместная защита от хищных животных, поддержание огня —все это способствовало консолидации праобщины, развитию сначала инстинктивных, а затем и осознанных форм взаимопомощи. В этом же направлении сплочения коллектива действовало и усовершенствование языка. Однако наибольший прогресс приходится на заключительный этап существования праобщины — мустьерское время. Именно к этому времени относятся первые яркие свидетельства заботы о членах коллектива —неандертальские погребения.

Г.П. Григорьев даёт следующую характеристику мустьерскому обществу: «Это было общество со сложным домашним хозяйством, основой которого была осёдлая жизнь в жилище или приспособленном для жилья пещерном навесе или пещере. Мустьерское общество состояло из преплемён, живших чересполосно и объединявших несколько общин […] В мустьерском обществе существовала простейшая идеология, представлявшая собой осмысление существовавшего социального строя. Члены каждого предплемени были исключительно тесно связаны друг с другом и вместе с тем были социально чужды остальным предплеменам […] Зарождающаяся идеология была связана с производством. Та сумма священных традиций, которые усваивались юношами-мустьерцами от старших поколений, включала и традиции в обработке камня, в изготовлении каменных орудий, а также традиции, требовавшие соблюдения норм первобытной жизни с её замкнутостью в пределах своего предплемени и социальной отчуждённостью, существовавшей между предплеменами»^[11].

Не исключено, что одним из первых «правовых институтов», возникших в эпоху праобщин, была регламентация половых отношений, связанная с необходимостью сохранения целостности охотничьего или собирательского коллектива перед лицом конфликтов между самцами из-за самок. По этому поводу Г.Н. Матюшин отмечает: «В период напряжённой подготовки к охоте конфликты между членами стада представляли собой опасность для коллектива. Даже в том случае, когда они не вели к сокращению числа лиц, способных принять участие в охоте, они наносили значительный ущерб стаду. Расстраивая и даже срывая деятельность по подготовке к охоте, эти конфликты уменьшали шансы на успех и тем самым ставили всех членов коллектива перед угрозой голода. Постепенно, шаг за шагом, стали возникать в первобытном стаде запреты половых отношений в период охоты и подготовки к ней – половые охотничье-производственные табу. Наличие производственных табу зафиксировано этнографами у огромного числа племён и народов. У одних воздержание считалось обязательным лишь в ночь перед охотой (сваны, пигмеи, моту Новой Гвинеи), у других период воздержания начинался за 3-10 дней до начала охоты (байя, мальгаши, индейцы пуэбло, карок, хидатса), у третьих – за несколько недель и даже месяцев (индейцы каррьер, нутка, цимшиан). Но независимо от длительности времени, в течение которого требовалось воздержание от половых отношений, у всех народов, у которых отмечено бытование половых охотничье-производственных табу, существовала твёрдая вера в то, что такое воздержание является необходимым условием успеха охоты, что нарушение табу неизбежно повлечёт за собой неудачу»^[12].

1.3. Особенности власти и регулирования в раннепервобытной общине

Наступление верхнего палеолита ознаменовано крупными сдвигами в развитии производительных сил. Эти сдвиги повлекли за собой не менее крупные изменения в организации общества. Возросшая техническая вооруженность человека в его борьбе с природой сделала возможным существование относительно постоянных хозяйственных коллективов. Но в то же время она требовала эффективного использования, преемственности и дальнейшего совершенствования усложнившихся орудий и навыков труда. Праобщине с ее сравнительно аморфной неустойчивой структурой эта задача была не под силу. Поэтому праобщина неизбежно должна была уступить место более прочной форме общественной организации. Такой организацией в эпоху раннепервобытной общины стал род как коллектив сородичей, связанный общим происхождением по материнской или отцовской линии. Одной из наиболее вероятных теорий, связанных с родовой организацией первобытного общества на рассматриваемом этапе является выдвинутая ещё Л. Морганом концепция материнского рода (матриархата). В пользу первичности матриархальных общин по отношению к патриархальным существует ряд аргументов. Во-первых, при очень низком уровне развития того общества, в условиях которого начала складываться новая организация, едва ли не единственной основой для упрочения социальных связей было осознание общности интересов в форме родства. Во-вторых, наиболее стабильной частью тогдашних коллективов были женщины, игравшие исключительную роль в заботе о потомстве и ведении домашнего хозяйства. В-третьих, как при нестабильности гаремных семей, так и при неупорядоченности полового общения, а следовательно, неопределенности отцовства отношения родства, по-видимому, должны были начать осознаваться как однолинейное родство между потомками одной матери, т. е. строиться по материнской, женской, линии.

Рост численности общины естественным образом вёл ко всё большему количеству конфликтов на почве ревности, разрывавших изнутри родовую организацию. Это вызвало расширение охвата половых отношений за пределы однородного коллектива. Простейший естественный путь устранения создавшихся противоречий вёл к постепенному возникновению дуальной организации – сочетания только двух первичных групп в одно постоянное взаимобрачное объединение, зародыш будущего племени.

Так постепенно человеческое сообщество переходило на следующую стадию собственной организации – стадию общины в истинном смысле этого слова. В отличие от праобщины настоящая община была уже сформировавшимся человеческим обществом. В нём достигли наивысшего развития начала первобытного коллективизма, тесное сотрудничество и спайка общинников, причём, как об этом можно судить по этнологическим аналогиям, отношения родства осознавались как экономические отношения, а экономические отношения – как отношения родства. Тем самым признание родовых связей получило общественное значение, стало как бы основным конституирующим признаком пришедшего на смену праобщине нового производственного коллектива.

В раннепервобытной общине действовал принцип народовластия, при котором определяющее значение имела коллективная воля всех её взрослых членов. При этом, естественно, особый авторитет имели зрелые, умудрённые опытом люди, очень часто – старшее поколение группы. Из их среды обычно выходили главари, руководившие повседневной хозяйственной, общественной и идеологической жизнью коллектива, однако конкретный характер организации мог принимать различные черты. В частности, главари могли быть молчаливо признанными или выборными, а их деятельность – относительно самостоятельной или направляемой другими органами власти.

Простейшая организация власти отмечена у яганов и алакалуфов, у которых старшие по возрасту члены общины руководили другими общинниками. К этому близка организация, описанная у части канадских эскимосов. Их общины возглавлял старший из трудоспособных мужчин, который принимал решения, лишь посоветовавшись со всеми взрослыми охотниками. В то время как он руководил охотниками, его жена ведала распределением охотничьей добычи. Несколько более сложной была организация власти у аборигенов Австралии, у которых существовали советы старших мужчин, выдвигавшие из своей среды «больших мужчин» – старейших. Главарем обычно был самый старший, но если он не обладал нужными качествами или дряхлел, то создавалось нечто вроде двоевластия номинального и фактического главаря. Наряду с «большими мужчинами» имелись «большие женщины», руководившие женской частью общины. Бывало, что в раннепервобытной общине имелось несколько главарей, например, глав сезонных хозяйственных групп, на которые периодически распадалась община, или отдельных родов в многородовой общине. В этих случаях кто-нибудь из них мог выделяться своими личными качествами и авторитетом, но формального соподчинения, как правило, не было.

Власть главаря или совета старейших основывалась на их опыте, примере образцовых действий, интеллектуальном и эмоциональном превосходстве, умении убеждать, иначе говоря, на их индивидуальном или групповом авторитете. Формально она не имела обязательной силы, но редко случалось, чтобы к советам или распоряжениям главаря не прислушались. Важнейшей заповедью, внушавшейся молодёжи во время инициации, являлось послушание старшим. Еще важнее другое: власть главаря служила интересам всей группы и, по существу, была конкретным повседневным воплощением ее воли. Поэтому она могла быть поддержана реальными действиями группы.

В раннепервобытной общине ещё не было разделения власти, скажем, на хозяйственную, военную и судебную. Во время мелких военных столкновений предводительствовали те же главари. Они же были хранителями и блюстителями обычаев группы. В некоторых обществах (аборигены Австралии, огнеземельцы, семанги) существовали лишь особые знахари и колдуны, также имевшие большое влияние на общинников и сородичей. Там, где власть обычного главаря и колдуна совмещалась в одном лице, она была особенно заметной и крепкой.

Как правило, главари не только продолжали участвовать в производстве, но и не имели никаких льгот в потреблении. Однако, как показывают данные по низшим охотникам, рыболовам и собирателям, для всей главенствовавшей прослойки старших мужчин всё же имелись определённые бытовые льготы. Там, где практиковалась полигамия, именно у старших мужчин имелось до десяти жён, которые подчас претендовали на самые лакомые куски добычи. Но такие льготы определялись не столько обычаем, сколько естественным ходом вещей. Это в особенности относится к полигамии: тот, кто больше прожил, имел возможность вступить в большее количество браков.

Каждая община управлялась на основе не только свободного, менявшегося от случая к случаю волеизъявления её взрослых членов, совета старших, главарей. Существовали социальные нормы, т.е. обязательные, общественно-охра-няемые правила поведения. Эти нормы – правила разделения труда, сотрудничества, распределения, взаимной защиты и т.п. – отвечали жизненно важным интересам коллектива и, как правило, неукоснительно соблюдались. Кроме того, применяясь из поколения в поколение, они приобрели силу привычки, т.е. стали обычаями. Наконец, они были закреплены идеологически – религиозными предписаниями и мифами. Всё же, как всегда, находились нарушители общепринятых норм. Это требовало применения мер общественного воздействия – не только убеждения, но и принуждения. Практиковались самые различные способы принуждения – от порицания, осмеяния или ругани до физической расправы. Крупные проступки влекли за собой серьёзные наказания: побои, увечье, а в особо тяжких случаях даже умерщвление или, что по существу было тем же самым, изгнание из коллектива. Так, у аборигенов Австралии, веддов, сеноев человек, нарушивший правила экзогамии, должен был уйти или умереть. Та же суровая кара ждала юношу, разгласившего тайны инициации. Наказание в этих случаях определялось старейшими и ими же приводилось в исполнение; нередко бывало, что исполнителями становились ближайшие родичи виновного. Напротив, в случае проступков, не имевших большого общественного значения, например, нарушения прав личной собственности или прелюбодеяния, разбирались между собой сами заинтересованные стороны. Важнейшей особенностью этих общинных норм был примат в них группового начала. Они регулировали отношения не столько между личностями, сколько между группами – соплеменниками и чужеплеменниками, сородичами и свойственниками, мужчинами и женщинами, старшими и младшими и в целом подчиняли интересы личности интересам коллектива.

С современной точки зрения речь идёт о зарождении правовых норм. Тем не менее, поскольку на данной стадии право ещё не выделилось в самостоятельный общественный институт, можно говорить скорее не о юриспруденции в чистом виде, а о нормативах обычного права, при котором тем или иные социальные предписания в то же время имели значение моральных норм. В настоящее время применительно к таким синкретическим установкам применяется специальный термин «мононорма».

1.4. Особенности власти и регулирования в позднепервобытной общине

Для позднепервобытной общины была характерна общинно-родовая организация. Такие общины находились на стадии раннего производящего и высокоспециализированного присваивающего хозяйства. Общинно-родовая организация не столько изменилась, сколько заметно усложнилась. Это относится как к структуре общины, так и к характеру родовых связей.

По сравнению с предыдущей стадией резко увеличилось количество многородовых общин. Это было вызвано в одних случаях возросшими потребностями в кооперации труда, в других – хозяйственными и общественными интересами мужчин. Ведь только при совместном поселении членов не менее чем двух родов мужчины могли сохранить непосредственные связи со своей роднёй. Поскольку же брачная сеть к этому времени расширилась, многородовые общины обычно состояли не из двух, а из нескольких групп сородичей. В свою очередь, эти группы могли делиться на ещё меньшие общинные ячейки, например, тяготевшие к материнским семьям.

В таких общинах не могли не возникать соперничество и даже враждебность между отдельными родами. Между тем нужды широкой трудовой кооперации, защиты от набегов и т. п. требовали сплочения общинников. Это вызывало к жизни различные институты внутриобщинной интеграции. Так, наряду с культовыми мужскими домами отдельных родов стали появляться мужские дома для общинных собраний. Устраивались совместные пиршества, появлялись общие культы, чаще всего на основе культа древнейшего или крупнейшего из входивших в общину родов. На соседей-общинников могли даже распространиться термины кровного родства, как это имело место, например, у многих племён североамериканских индейцев.

Потребности в широкой кооперации труда, обмене, защите от врагов, а нередко и в поддержании мирных отношений, установлении брачных контактов способствовали завязыванию связей на межобщинном уровне. Возможности для этого предоставляло развитие престижной экономики, которая и сама стимулировала такие связи. Регулярный обмен дарами между общинами сопровождался изобильными пиршествами, например, знаменитыми «свиными праздниками» папуасов, которые резали для этого лучших, нередко специально выращенных свиней. Укрепление межобщинных отношений способствовало развитию таких по большой части зародившихся уже раньше институтов, как гостеприимство, побратимство.

Прежде всего с ростом народонаселения и сопутствующим ему почкованием родов родовая организация сделалась более разветвлённой. Роды разделились на внутриродовые группы, те в свою очередь – на ещё меньшие группы сородичей и т.д. В отличие от родов, возводивших себя к очень отдалённым и часто мифическим предкам, внутриродовые группы сородичей были потомками более или менее реальных и памятных предков. Род обеспечивал важнейшие экономические, социальные и идеологические функции (распределение земли, трудовая и материальная взаимопомощь, наследование имущества, одного из родовых имён, взаимозащита, культовая жизнь).

С усложнением родовой организации изменился сам характер родства: из горизонтального оно быстро превращалось в вертикальное, или предковое. Определяющее значение приобрела генеалогически прослеживаемая связь с отдалённым предком рода, её линия и её степень. Поэтому такое родство называют ещё линейно-степенным. Оно могло быть унилинейным – матрилинейным или патрилинейным (агнатным) и билинейным (когнатным). В первом случае связь с родоначальником прослеживалась только по одной – материнской или отцовской линии, во втором – по обеим линиям. Наиболее примитивным обществам ранних земледельцев-скотоводов была свойственна преимущественно матрилинейность, более развитым – как матрилинейность, так и патрилинейность.

Сегментарная организация еще больше усложнялась там, где роды продолжали группироваться в фратрии. Фратрии – греческий (в переводе – «братство») термин, впервые в науку был введён Л.Г. Морганом в XIX в. Фратрия – подразделение племени, совокупность нескольких родов, происходящих от одного рода. Фратрии (а если их не было, то непосредственно роды) объединялись в племена, на этой стадии обозначившиеся чётче, чем на предыдущей. Фратрия была объединением «братских» родов в противоположность «двоюродным» родам другой фратрии. Во внутриплеменной жизни роды одной фратрии всегда выступали солидарно, поддерживая друг друга в случае надобности против родов другой фратрии. Так обстояло дело, например, когда в племени случалось убийство, расходились мнения по поводу кандидатуры нового предводителя, составлялись партии для общественной игры в мяч и т.д. Фратрии имели свои религиозно-знахарские братства с особым ритуалом посвящения и другими церемониями. Вероятно, фратрии в какой-то мере выступали в качестве особых военных единиц. Племя было верховным собственником территории, носителем определённой культурно-бытовой общности, кругом эндогамных браков и имело свои культурные особенности.

Организация власти в большой мере сохраняла начала первобытного народовластия. Все важные вопросы (обсуждение крупных хозяйственных предприятий, проступков, военных конфликтов и т.п.) решались на собраниях общинников или сородичей под руководством их признанного главы. Вместе с тем развитие общинно-родового и родоплеменного строя, а в особенности сегментарной организации, способствовало начавшейся иерархизации органов коллективной власти. Появились и новые механизмы приобретения личного главенства.

Соподчинение органов коллективной власти могло достигаться путём представительства глав домохозяйств в общинных и родовых советах, а глав таких советов – в советах фратрий и племён. Но принцип представительства ещё только вытеснял принцип всеобщего участия. Так, у ирокезов в советы родов входили все их взрослые члены, а в советы фратрий и племени – только главы родов.

Совет племени охранял высшие интересы соплеменников. Он утверждал родовых глав и мог смещать их даже вопреки желанию рода, улаживал межродовые конфликты, отправлял и принимал посольства, объявлял войну и координировал действия отдельных отрядов во время крупных военных походов, заключал мир и устанавливал межплеменные союзы.

Главы всех уровней, как правило, избирались из числа наиболее пригодных и достойных. Важнейшими качествами руководителей считались хозяйственный опыт, трудолюбие, организаторские способности, красноречие, знание обычаев и обрядов, щедрость, нередко также воинское искусство или культовые знания. В одних обществах, где функции главенства оставались неразделенными, от главы требовалось обладание если не всеми, то многими из этих качеств; в других, где принцип целесообразности повёл к разграничению сфер руководства: обычный глава, военный предводитель, знахарь или колдун должны были обладать выдающимися способностями в своей специфической области. В условиях многородовых общин было важно, чтобы руководитель общины принадлежал к наиболее многочисленной родовой группе, а в условиях разрастания и расселения общинно-родовых коллективов определённые преимущества приобретали группы первопоселенцев.

Применять свою власть по отношению к членам коллектива совету или лидеру по-прежнему приходилось не так уж часто. Семейные и внесемейные механизмы социализации продолжали надёжно обеспечивать соблюдение индивидами установленных порядков.

Родоплеменная организация власти, как правило, жёстко подчиняла поведение индивида интересам коллектива, одновременно ставя вне закона все, что находилось за рамками высшего звена этой организации – племени.

Структурно социальные нормы первобытного общества состояли из следующих элементов: содержание, формы выражения, способы (методы) регулирования, санкции.

Содержание социальных норм предопределялось типом поведенческой культуры определенной группы рода или большого родового объединения. Оно включало в себя многообразные отношения доминирующего свойства (воспроизводство, производство, обмен, распределение, культ и культура, основанная на культе). Содержание социальных норм было предельно приспособлено к практическим потребностям, т.е. нормы являлись преимущественно казуистическими (функциональными).

Формы выражения этих норм были самыми разнообразными. Источниками (носителями) социальных норм в формальном смысле выступали обычаи, традиции, ритуалы и определенные регламенты (нормативные установления) для разрешения конфликтов, ведения переговоров и т.д.

Способы (методы) регулирования заключались в различных комбинациях запретов (система табу), дозволений (разрешений и рекомендаций) и обязываний (предписаний конкретного характера).

Санкции обычно выражались в культово-религиозной форме и включали в себя либо моральные, либо материальные ограничения и лишения. Часто они носили смешанное морально-материальное содержание, выражающееся в невыгодных последствиях общежительного характера. Т.е. они изменяли режим пребывания сородича на определенной территории и характер прав и обязанностей по отношению к родовой системе. В свою очередь система могла даже исключать отдельные составные единицы (в том числе коллективы) из своего состава обыкновенным изгнанием из рода или родовой семьи-общины. Налагались всевозможные культовые ограничения, часто практиковался остракизм (изгнание из родовой общины).

Мононормы по содержанию в большинстве своем являлись запретительными нормами (система табу). Практиковалась и система «талиона» – «око за око, зуб за зуб»: принцип равного возмездия, «тариф поранений» и неотвратимости кары-санкции. В большей мере преобладали карательные санкции, но применялись и санкции-стимулы в виде различных форм одобрения дозволяемого поведения, которые выступали образцами (прецедентами) для остальных членов родовой общины.

Материал, приведённый в настоящем разделе, позволяет сделать следующие выводы.

1. С точки зрения темы настоящей работы, наиболее адекватной является периодизация истории первобытного общества, предложенная В.П. Алексеевым и А.И. Першицем.

2. Праобщина как древнейшая форма социальной организации может рассматриваться как содержащая в себе зачатки правовых норм, касающихся взаимоотношения полов.

3. Развитие социальных отношений входе эволюции первобытной общины приводит к предпосылкам возникновения государства и права.

2. Причины и условия происхождения государства и права

2.1. Превращение избыточного продукта в прибавочный как следствие развития производительных сил

Избыточный продукт представляет собой излишек произведённой продукции, находящийся в распоряжении самого труженика. Иными словами, избыточный продукт труда земледельца составляет ту часть урожая, которую он может оставить на следующий год либо поделиться с нуждающимися членами общины. Прибавочный продукт возникает на более высокой ступени развития производительных сил и характеризуется тем, что его величина выходит далеко за пределы потребности отдельной семьи. Поэтому прибавочный продукт может быть использован для содержания нетрудовой части общины: главаря, старейшин, жрецов.

Появление избыточного продукта и личных богатств повели к тому, что институт главенства стал испытывать воздействие также и имущественных факторов. У ряда племён Меланезии, Юго-Восточной Азии, а в менее выраженной форме также Северной Америки и Африки появился особый вид лидеров – так называемые большие, или значительные, люди. В международной научной терминологии за ними закрепилось название бигменов. Это были мужчины, выделявшиеся своим богатством и щедростью, выдвигавшими их на первый план в условиях широкого развития престижной экономики. Бигмен стремился иметь побольше жён, чтобы они, а в какой-то мере и их родственники на него работали. Бигмена не выбирали – он становился им благодаря своему высокому престижу, создававшему ему множество сторонников из числа сородичей и сообщников. Были бигмены помельче и покрупнее. Чтобы стать настоящим крупным бигменом, надо было обладать не только богатством и щедростью, но и другими выдающимися способностями: силой, умом, умением организовать и убедить людей, разносторонними, в том числе магическими, знаниями. Имя такого бигмена звучало, как говорили папуасы-мбовамб, «на все стороны света».

2.2. Интенсификация обмена

Обмен первобытных коллективов специфическими богатствами их природной среды существовал уже в эпоху раннепервобытной общины. В эпоху позднепервобытной общины получила значительное распространение другая форма обмена – дарообмен. В ходе дифференциации хозяйственно-культурных типов и с дальнейшим развитием престижной экономики обе эти формы приобрели ещё большее значение. Однако наряду с ними стал возникать подлинно экономический обмен, при котором в отличие, например, от дарообмена, ценились не столько обменные связи, сколько сами получаемые путём обмена вещи.

Земледельцы, у которых не было или которым не хватало своего скота, стремились получить у скотоводов мясо, молочные продукты, шкуры, шерсть и особенно рабочий скот, необходимый как тягловое и транспортное средство. Скотоводы, в свою очередь, нуждались в земледельческих продуктах и, поскольку подвижный образ жизни препятствует многим видам ремесленной деятельности, в металлических, гончарных и других изделиях. Кроме того, и те и другие вели интенсивный обмен с носителями присваивающего хозяйства, снабжая их сельскохозяйственной продукцией и получая от них «дары» леса, моря и т.п. Развитие регулярного межобщинного обмена привело на этой стадии к дальнейшему упрочению ряда связанных с ним общественных институтов. Таково в особенности гостеприимство, гарантировавшее чужакам, прибывавшим чаще всего с целями обмена, защиту их жизни и имущества. Таковы же отношения постоянного обменного партнёрства, эволюционировавшие в одних случаях во взаимное приятельство типа кавказского куначества, в других – в такой вид искусственного родства, как побратимство.

С начавшимся выделением ремесла обмен получил ещё большее развитие, а главное, стал регулярно вестись не только на границах общин, но и внутри них. Какая-то часть продукции производилась уже специально в обменных целях. То, что делалось не по заказу, не в рамках отношений партнёрства и т.д., могло уже поступать на примитивные рынки, где в известные дни недели из окрестных селений сходилось подчас очень значительное (например, как местами в Тропической Африке, до нескольких тысяч) число людей.

И престижный, и в особенности подлинно экономический обмен способствовали складыванию в обществе представлений об эквивалентности обмениваемых предметов, возникновению мерил стоимости и средств обмена. Ими становились самые различные предметы, представлявшие ценность из-за своей редкости, экзотичности или вложенного в них труда. Это могли быть ожерелья из собачьих, свиных, медвежьих, акульих зубов; связки красивых перьев или (особенно вдали от побережья) редких раковин; связки табачных листьев, мешочки с бобами какао, циновки, куски ткани, каменные кольца, богато орнаментированные кувшины, бусы и т.п. В Старом Свете одним из наиболее распространённых средств обмена были добываемые в районе Мальдивских островов раковины каури («змеиная голова», «ужовка»). Воспоминание об этом в некоторых языках сохранилось до настоящего времени: современная денежная единица государства Гана седи на языке ашанти значит «раковина». Довольно широко в качестве обменного эквивалента применялись бруски соли. Но там, где были известны металлы, главными мерилами стоимости очень рано обычно становились именно они в виде слитков, пластинок, прутьев или различных готовых изделий. Так, в бронзовом веке Европы, судя по составу сконцентрированных вдоль важнейших торговых путей кладов, вернее, спрятанных в землю складов материалов или изделий для обмена, самым распространенным средством обмена были оружие и украшения из бронзы. Этнологически металлические «первобытные деньги» хорошо известны в Африке: простые и крестообразные медные слитки стандартной формы, деревянные стержни, обвитые медной проволокой определённой длины, железные мотыги и т.п.

Рост обменных операций долгое время не требовал выделения специалистов в данной области – торговцев. Этими операциями занимались сами производители общественного продукта, особенно вожди и бигмены, для которых посредничество в обмене и накопление обменных эквивалентов было одним из важнейших средств повышения своего престижа. Но и появление профессиональных или полупрофессиональных торговцев, означавшее третье крупное общественное разделение труда, постепенно вызревало уже в эпоху классообразования, что, по-видимому, прослеживается археологически. Так, на известных в 4 тысячелетии до н.э. во многих странах Передней Азии полых глиняных шарах с миниатюрными глиняными же изделиями внутри, употреблявшихся для фиксации количества и качества посланных товаров, обнаружены оттиски печатей как знаков собственности.

2.3. Возникновение частной собственности и образование общественных классов

Становление частной собственности было результатом двуединого процесса, обусловленного подъёмом позднепервобытного производства. Во-первых, рост производительности труда и его специализация способствовали индивидуализации производства, что, в свою очередь, делало возможным появление прибавочного продукта, создававшегося одним человеком и присваивавшегося другим. Во-вторых, те же возросшая производительность и специализация труда делали возможным производство продукта специально для обмена, создавали практику регулярного отчуждения продукта. Так возникала свободно отчуждаемая частная собственность, которая отличалась от коллективной или личной собственности эпохи первобытной общины прежде всего тем, что открывала дорогу отношениям эксплуатации.

Первоначальная частная собственность накапливалась в виде некоторых пищевых продуктов и ремесленных изделий, производственного инвентаря и оружия, а у народов, знавших скотоводство, – прежде всего скота. К сравнительно ранним видам частной собственности принадлежали и рабы. Но поскольку уже существовали обменные эквиваленты, естественно, что те, кто имел излишки, стремились накапливать их не только в натуральной форме реальных потребительных стоимостей, но и в превращённой форме сокровищ, общепринятых в данной местности эквивалентов, предметных денег.

Этнологические данные указывают на то, что накопление частных богатств происходило прежде всего в семьях представителей родоплеменной верхушки. Это и понятно: ведь именно бигмены были основными собственниками богатств, а наследственные вожди – хранителями и распорядителями тех ценностей, которые первоначально еще принадлежали роду или общине, а затем все чаще становились собственностью самих вождей.

С появлением прибавочного продукта и частной собственности всё более заметной становится общественная и имущественная дифференциация. В то время как у родоплеменной и общинной верхушки скапливались богатства, рядовые сородичи и общинники обладали лишь незначительными излишками, не обладали ими совсем или даже испытывали лишения. По разным причинам рядовые сородичи и общинники оказывались в неравных условиях: сказывались неодинаковая численность и половозрастной состав семей, личные качества работников и всевозможные случайности. Это неравенство усугублялось тем, что престижно-экономические отношения, в прошлом в основном межобщинные, стали всё шире проникать внутрь общины. Тем самым сюда стал проникать и принцип эквивалентности дачи и отдачи, вытеснявший прежний принцип безвозмездной взаимопомощи. Теперь за материальную помощь, полученную сородичем, ему приходилось расплачиваться – сперва в том же, а затем и в большем размере.

Возникновение прибавочного продукта и частной собственности не только усиливало общественную и имущественную дифференциацию, но и порождало отношения эксплуатации. Среди ранних видов эксплуатации различают эксплуатацию внутриобщинную (эндоэксплуатацию) – кабальничество и зачатки феодализма и эксплуатацию межобщинную (экзоэксплуатацию) – военный грабёж, контрибуции и данничество. Промежуточное между ними положение занимало рабство, или рабовладение, – наиболее заметный и поэтому лучше всего изученный вид эксплуатации.

Простейшим видом межобщинной эксплуатации были военные грабежи, получившие в эпоху классообразования заметное распространение вместе с появлением и ростом богатств. Чтобы избежать грабежей, слабые общины и племена нередко соглашались платить своим более сильным соседям сначала единовременную контрибуцию, а затем и более или менее постоянную дань. Так распространилось кое-где известное и на стадии позднепервобытной общины данничество – вид эксплуатации, состоящий в регулярном отчуждении прибавочного продукта победителями у побеждённых.

Усложнение общественного производства требовало укрепления организационно-управленческой функции, т.е. функции власти. К тому же общественное и имущественное расслоение порождало противоречия и конфликты. Привилегии и богатства верхушечных слоёв общества нуждались в охране от посягательств со стороны рабов, простолюдинов, бедняков. Традиционные родоплеменные органы власти, проникнутые духом первобытной демократии, были для этого непригодны. Они должны были уступить место новым формам политической организации. где одной из важнейших были мужские, или тайные, союзы.

А.М. Хазанов по поводу возникновения особых категорий лиц, освобождённых от производственной деятельности, пишет: «Необходимость такого обособления диктовалась усложнившимися социальными структурами и производственными процессами. Прибавочный продукт сделал возможной специализацию и в этой сфере деятельности, позволил освободить занятых ею лиц от добывания пищи, сперва частично, а затем и полностью, поскольку они выполняли общественно-полезные функции. Наблюдается весьма чётко выраженная закономерность: чем больше развиты производительные силы общества, тем больший круг лиц в нём освобождён от непосредственного добывания пищи. Например, в Полинезии на Онтонг-Джаве, Пукапуке и Футуне вожди ещё участвовали в производительном труде, на Тикопии и Маркизах участвовали лишь частично, на Самоа лица высшего ранга были освобождены от добывания пищи, на Тонга и Таити это освобождение распространялось и на членов их семей, на Гаваях круг лиц, непосредственно не занятых в производстве, был ещё шире. Как побочный, но немаловажный результат специализации выделяются наиболее почётные занятия: организация и руководство хозяйственной и общественной жизнью, религиозная деятельность, обычно включающая в себя зачатки умственного труда, иногда некоторые виды ремесла […] Раз возникнув, социальная дифференциация в свою очередь служила стимулом к разложению первобытного равенства: высокий социальный ранг давал право на получение большей доли в совокупном прибавочном продукте»^[13].

Руководителей для мирного времени в литературе обычно обозначают как родоплеменную знать, или родоплеменную аристократию. И действительно, с монополизацией руководства общественным производством и перераспределением общественного продукта и носители родоплеменной власти, и сама их власть все больше отделялись от народа. Распоряжение общественным продуктом позволяло таким руководителям окружать себя ораторами, вестниками, советниками, личными стражами и палачами и т.п. Власть их была особенно велика тогда, когда они одновременно были военными и (или) религиозными лидерами. В первом случае в их руках оказывался такой аппарат прямого принуждения, как военные дружины, во втором – такое средство идеологического и психологического воздействия, как религия.

Укрепление, бесперебойное функционирование и стабильность власти в эпоху классообразования требовали её оформления как власти наследственной. Только наследственная передача власти могла обеспечить надёжную трансляцию опыта руководства в бесписьменном обществе; только она гарантировала, что новый носитель власти будет наделен особой силой – харизмой, которая, как считалось, являлась достоянием не только самого сакрального лидера, но и его ближайшей родни. Наследственное лидерство было известно уже на стадии раннепервобытной общины (например, части аборигенов Австралии и бушменам), но скорее как исключение. Теперь исключением стало ненаследственное главенство типа бигменства, при котором сын лидера имел только относительно большие возможности приобрести статус отца, правилом же – наследование власти. В современной литературе наследственного лидера эпохи классообразования, в отличие от всякого другого, все чаще обозначают прилагаемым только к нему термином «вождь».

От этого термина в настоящее время, в свою очередь, производят обозначение организации власти в развитых предгосударственных обществах-вождествах. Вождество представляет собой крупное социальное образование, которое, в отличие от племени, имеет сложную внутреннюю иерархическую структуру, возглавляемую вождём. Власть в вождестве может быть как, условно говоря, аристократической, так и военной; часто она сакрализована (так называемые сакральные вожди и вождества), яркий пример чего дают предгосударственные образования Полинезии и Тропической Африки. Для вождеств характерна далеко простирающаяся власть правителя над народом, нередко включающая право жизни и смерти.

Другим важным признаком политической организации был переход от добровольных форм перераспределения прибавочного продукта и приношений вождям к упорядоченному налогообложению. Возможность к этому давало то же отделение публичной власти с её аппаратом насильственного подавления и идеологического воздействия. Предгосударственные отчисления в страховые фонды и приношения вождям не всегда легко отличались от государственных податей. Отличие часто видят в фиксированное податей, но и фиксированные подати иногда, как кое-где в Океании и Тропической Африке, появлялись уже в догосударственное время.

Еще одним общим признаком государственного устройства было разделение населения не по родоплеменному, а по территориальному принципу. Возникали округа, волости и т.д., не совпадавшие с прежними родоплеменными единицами, хотя ещё иногда и сохранявшие их названия. Это было конечным результатом давнего процесса перехода от кровнородственных связей к соседским. Вместе с тем введение территориального деления ослабляло остатки родоплеменной солидарности и там, где власти были в этом заинтересованы, – влияния старинной родоплеменной знати. Правда, на первых порах подразделение населения по территориальному признаку было ещё неполным и непоследовательным. Так, в Западной Европе согласно раннесредневековым «варварским» узаконениям каждый человек судился по своему племенному праву. В Тропической Африке и в некоторых других регионах и после появления государства нередко в основном сохранялось родоплеменное подразделение подданных. Но в целом политическое и территориальное устройство настолько взаимосвязаны, что многие исследователи рассматривают территориальное деление как критерий возникновения государственности.

В процессе становления государства формировалось и неотделимое от него право. Оно складывалось путём расщепления первобытных мононорм на право, т.е. совокупность норм, выражающих волю господствующего класса и обеспеченных силой государственного принуждения, и нравственность (мораль, этику), т.е. совокупность норм, обеспеченных только силой общественного мнения. Право, в том числе и становящееся право, по своему содержанию в каждом обществе едино, хотя в многоплеменном обществе и может различаться по форме в разных племенах; мораль даже по содержанию различна в разных общественных слоях, а затем классах. В процессе разделения общества на классы господствующая верхушка общества отбирала наиболее выгодные для неё нормы и, видоизменяя их применительно к своим нуждам и духу времени, обеспечивала их принудительной силой государства. Это были и нормы, регулирующие хозяйственную жизнь общества, и нормы, обеспечивающие его целостность, и нормы, защищающие собственность и привилегии социальной верхушки. Например, если раньше в случае кражи большое значение придавалось тому, сородичем или чужаком совершён поступок, и сородича обычно лишь принуждали вернуть похищенное, то теперь всякое посягательство на собственность влекло за собой наказание, а посягательство на собственность представителей социальной верхушки каралось особенно жестоко. За него брали многократное возмещение, обращали в рабство, калечили, убивали.

Источником первоначального права были не столько законодательные акты или даже устанавливающие прецедент судебные решения, сколько обычаи эпохи классообразования. Поэтому древнейшее право получило название обычного права (на мусульманском Востоке – адата). Известны общества (например, в Тропической Африке и на Северном Кавказе), где в условиях ранней государственности существовало ещё не записанное право. Всё же, поскольку возникновение государственности сопровождается появлением упорядоченной письменности, обычное право в раннеклассовых обществах, как правило, уже записано и только на стадии своего становления в предклассовых обществах остаётся неписаным.

По поводу обычного права и его происхождения М.А. Дьяконов пишет: «Обычным правом называются те юридические нормы, которые соблюдаются в данной общественной среде всеми или определённым кругом лиц, вследствие согласного убеждения действующих лиц в необходимости подчиняться этим нормам. За обычаем не стоит авторитет власти, вынуждающей соблюдение обычной нормы. Каждый, действующий согласно обычной норме, убеждён в необходимости поступать так, а не иначе, ибо все люди его круга поступают так же. Он уверен в том, что и все другие эту норму соблюдали и будут соблюдать. Никто не может сказать определённо, с каких пор начал применяться обычай. Его начало восходит к неопределённому прошлому. Каждый обычай окружён некоторым ореолом старины, давности: все поступают так, не желая уклониться от установившейся практики…»^[14]. Отсюда следует, что обычное право не всегда санкционировано государственной властью, но может представлять собой пережиток тех времён, когда само государство ещё только зарождалось.

Таким образом, имущественному расслоению общества и образованию нетрудовой прослойки способствовало преобразование избыточного продукта в прибавочный, вызванное развитием производительных сил.

Интенсификация обменных процессов способствовала концентрации богатств в руках нетрудовой прослойки общин.

Возникновение частной собственности определило социальную дифференциацию, связанную с классогенезом (образованием классов).

Государственно-правовые механизмы в момент своего возникновения представляют собой систему защиты интересов нетрудового населения. Лишь впоследствии, путём смены нескольких исторических форм, человечество пришло к понятию «правового государства», т.е. государства, не определяющего собой право, а поставленного ему на службу.

3. Основные теории происхождения государства и права

Существует множество теорий происхождения государства и права. Их фактическое разнообразие обусловлено тем, что каждая теория выделяет в качестве главной какую-либо одну причину политогенеза: такими, например, могут быть сверхъестественная воля божества, развитие частной собственности, рост производительных сил, общественный договор и т.д. В зависимости от рационалистического либо иррационалистического содержания той или иной теории здесь они включены в две большие группы.

3.1. Теории сверхъестественного происхождения государства и права

Наиболее древними теориями происхождения государства и права являются различные концепции, согласно которым институты власти и законодательства были привнесены в человеческое общество извне, посредством вмешательства божественной воли. Их основной характеристикой является представление о том, что общество без государства существовать не может, и что как первое, так и второе базируются на иррациональной первопричине.

Согласно древнегреческому философу Платону, государство появилось в эпоху Зевса и олимпийских богов. Они поделили между собой по жребию все страны земли. При этом Аттика (территория древних Афин) досталась Афине и Гефесту, а остров Атлантида — Посейдону. Афина и Гефест населили Аттику благородными мужами и вложили в их умы понятие о демократическом государственном устройстве. Посейдон же установил на Атлантиде государство в форме наследственного царского правления, закрепив основы в законах. Таким образом, Платон считал, что для организации правильных форм земной жизни необходимо в максимально возможной мере подражать мифическим космически-божественным первообразам (философски говоря — идее) правления людьми. В первую очередь устройству Афин (где правят философы), во вторую устройству Атлантиды (где правят законы).

В соответствии с древнеиндийской теорией, бог Индра установил общий космический и земной порядок, законы, обычаи и традиции («риту»). Он же является тем, кто поддерживает данный порядок до сих пор. В Древнем Китае бытовало представление о том, что порядок появился в Поднебесной по воле «божественного неба», он включает в себя организацию власти, правила поведения, систему наказаний и т.д. При этом император как носитель высшей власти именовался сыном неба.

Теологическая теория, основанная на христианском мировоззрении, получила распространение в XIII веке благодаря деятельности Фомы Аквинского. Согласно данной теории, по своей сущности государство является результатом проявления как божественной воли, так и воли человеческой. Государственная власть по способу же приобретения и использования может быть богопротивной и тиранической в этом случае она попускается богом. Плюсы данной теории заключаются в том, что она объясняет идеал государственной власти, которая сообразовывает свои решения с высшими религиозными принципами, что налагает на неё особую ответственность и поднимает её авторитет в глазах общества, способствует утверждению общественного порядка, духовности. Теологическая теория носит универсальный характер, поскольку содержит не только антропологическое, но и метафизическое измерение в объяснении происхождения государства. Сходные мысли о божественном первоисточнике государственной власти в XX веке. развивал Жак Маритен. Также и многие другие современные приверженцы теологических естественноправовых учений (А. Ауэр, Э. Вольф, X. Домбоис, Ф. Харст и др.) в конечном счёте именно в боге (его разуме, воле, творении и т. д.) сопряжённым с волей, разумом и творчеством человека видят исходное основание и источник права и государства. В настоящее время данная концепция представляет официальную доктрину государства Ватикан.

3.2. Рационалистические теории происхождения государства и права

Теории, стремящиеся объяснить происхождение государства и права из причин, существующих в реальном мире и постижимых человеческим разумом, можно назвать рационалистическими. К ним относится, например, концепции органической школы. В основе данных концепций лежат представления о государстве как о живом организме, продукте социальной эволюции (по аналогии с эволюцией биологической), в котором более важному органу соответствует более высокий статус и более значительная власть в органической системе общества и государства. В таких социальных организмах в процессе борьбы и войн (естественного отбора) складываются конкретные государства, формируются правительства, совершенствуется структура управления, при этом данный социальный организм поглощает своих членов.

Другое направление представляет группа теорий о договорном происхождении государства и права. Все эти концепции объединяет мысль о том, что государственные и правовые институты появились потому, что люди решили договориться между собой о совместном проживании и сообща выработали нормы, позволяющие им осуществлять свою жизнедеятельность без особого вреда для себя и других. К ним относятся, например, учения Томаса Гоббса, Джона Локка, Жана Жака Руссо.

В основе психологических концепций лежат представления о возникновении государства в связи со свойствами человеческой психики, потребностью индивида жить в коллективе, его стремлением к поиску авторитета, указаниями которого можно было бы руководствоваться в повседневной жизни, желанием повелевать и подчиняться. Государство согласно данным концепциям — это продукт разрешения психологических противоречий между инициативными (активными) личностями, способными к принятию ответственных решений, и пассивной массой, способной лишь к подражательным действиям, исполняющим данные решения. К психологическим концепциям относятся, в частности, теории Николая Коркунова и Льва Петражицкого.

Согласно материалистической концепции марксизма, государство есть результат изменения социально-экономических отношений, способа производства, итог возникновения классов и обострения борьбы между ними. Оно выступает средством угнетения людей, поддержания господства одного класса над другими. Однако, с уничтожением классов отмирает и государство. Согласно характеристике Фридриха Энгельса, государство возникло из потребности держать в узде противоположность классов, и оно за редким исключением (периоды равновесия сил противоположных классов, когда государство получает относительную самостоятельность) является государством самого могущественного, экономически господствующего класса, который при помощи государства становится также политически господствующим классом и приобретает новые средства для подавления и эксплуатации угнетенного класса. Государство по Энгельсу является связующей силой цивилизованного общества: во все типичные периоды оно является государством исключительно господствующего класса и во всех случаях остается по существу машиной для подавления угнетенного, эксплуатируемого класса. Основными признаками государства, отличающими его от родовой организации, по Энгельсу являются: 1) разделение подданных государства по территориальным делениям и 2) учреждение публичной власти, которая уже не совпадает непосредственно с населением, организующим само себя как вооружённая силы^[15].

Плюрализм существующих мнений по поводу происхождения государства и права говорит о том, что имеется несколько причин возникновения этих общественных институтов. Данные причины могут быть разделены на рациональные и иррациональные.

Заключение

Работа была посвящена происхождению государства и права. На основе приведённого материала можносделать некоторые выводы, вытекающие из поставленных задач.

1. В соответствии с периодизацией В.П. Алексеева и А.И. Першеца историю первобытного общества можно разделить на эпохи праобщины, ранней общины, поздней общины и классогенеза.
2. Несмотря на сохранение рудиментарных форм животного сознания в эпоху праобщины, она должна пониматься как форма существования человеческого общества с присущими этому обществу элементарными «социально-правовыми» нормативами. К таким нормативам можно отнести табуирование половых отношений во время охотничьего сезона, а также обычаи погребения умерших.

Ещё не осознаваясь даже как обычное право, эти нормы естественным образом происходят из требований практической необходимости.

1. Усложнение социальной организации в эпохи ранней и поздней общины привело к развитию систем саморегуляции социума. Под такими системами прежде всего следует понимать брачно-семейную организацию, а также систему соподчинения внутри родовой общины.
2. Государственные и правовые институты появляются только на определённой ступени развития производительных сил. Они связаны с трансформацией избыточного продукта в прибавочный, имущественным расслоением населения, появлением нетрудовой прослойки. Их главной функцией является уже не только поддержание социального баланса, как в случае с мононормами. но и защита интересов нетрудовой части населения.
3. Все теории происхождения государства и права можно разделить на 2 большие группы: рационалистические и иррационалистические. Это подразделение служит отражением того факта, что происхождение государства и права имеет ряд причин как осознанного, так и не осознанного характера.

Список литературы

1. Алексеев В.П. История первобытного общества. – М.: АСТ: Астрель, 2007.
2. Алексеев, С.С. Общая теория права / С.С. Алексеев. – М.: Проспект, 2013.
3. Боровской, В.А. Многообразие взглядов на роль и место обычного права в происхождении права / В.А. Боровской // Актуальные проблемы образования и науки: теория и практика. Сборник научных статей, посвященный 15-летнему юбилею института (часть 2). – М. – Архангельск: Институт управления, 2008. – С. 29-34.
4. Воротилин, Е.А. Естественное право и формирование юридического позитивизма / Е.А. Воротилин // Государство и право. – 2014 -№ 9. – С. 67-72.
5. Всемирная история: В 24 т. Т. 1. Каменный век / А.Н. Бадак, И.Е. Войнич, Н.М. Волчек и др. – Мн.: Литература, 1996.
6. Григорьев Г.П. Первобытное общество и его культура в мустье и начале позднего палеолита // Природа и развитие первобытного общества на территории европейской части СССР. – М.: Наука, 1969.
7. Думанов, Х.М. Юридическая этнология (по материалам народов Северного Кавказа) / Х.М. Думанов, А.И. Першиц // Государство и право. – 2013. – № 4. – С. 67-74.
8. Дьяконов М.А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. – СПб.: Наука, 2005.
9. Кабо В.Р. Первобытная доземледельческая община. – М.: Наука, 1986.
10. Кашанина, Т.В. Происхождение государства и права / Т.В. Кашанина – М.: Высшая школа, 2014.
11. Кларк Г. Доисторический мир / Пер. с англ. В.В. Левченко. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2011.
12. Клименко, А.В. Теория государства и права / А.В. Клименко, В.В. Румынина. – М.: Мастерство, 2012.
13. Кнышенко Ю.В. История первобытного общества. – Ростов-на-Дону.: Издательство Ростовского университета, 1973.
14. Кравченко, А.И. Социология: учебник / А.И. Кравченко. – М.: Велби: Проспект, 2012.
15. Лапаева, В.В. Социология права / В.В. Лапаева; под ред. В.С. Нерсесянца. – М.: Норма, 2014.
16. Лопуха, А.Д. Обычное право: вопросы теории и современная практика / А.Д. Лопуха, И.М. Зельцер. – Новосибирск, 2012.
17. Матюшин Г.Н. У колыбели истории. – М.: Просвещение, 1972.
18. Наумкина, В.В. Особенности действия обычаев среди коренных народов Сибири: историко-правовой анализ / В.В. Наумкина // Государство и право. – 2013. – № 4. – С. 97-99.
19. Першиц, А.И. История первобытного общества / А.И. Першиц, В.П. Алексеев. – М., 2011.
20. Проблемы теории государства и права / под ред. В.С. Нерсесянца. – М.: Норма-Инфра-М, 2011.
21. Проблемы теории государства и права / под ред. М.Н. Марченко. – М.: Юристъ, 2012.
22. Радько, Т.Н. Теория государства и права: хрестоматия / Т.Н. Радько. – М.: Академ. проект, 2010.
23. Саидов, А.Х. О предмете антропологии права / А.Х. Саидов // Государство и право. – 2014. – № 2. – С. 63-69.
24. Теория государства и права / под ред. В.М. Корельского и В.Д. Перевалова. – М.: Норма-Инфра-М, 2012.
25. Теория государства и права: курс лекций / под ред. Н.И. Матузова, А.В. Малько. – М.: Юристъ, 2010.
26. Трубецкой, Е.Н. Энциклопедия права / Е.Н. Трубецкой. – СПб.: Лань, 2009.
27. Хазанов А.М. Разложение первобытнообщинного строя и возникновение классового общества // Первобытное общество. Основные проблемы развития. – М.: Наука, 1974.
28. Хропанюк, В.Н. Теория государства и права: хрестоматия / В.Н. Хропанюк. – М., 2008.
29. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 21. – 2-е изд. – М.: Госполитиздат, 1961.

1. Кнышенко Ю.В. История первобытного общества. – Ростов-на-Дону.: Издательство Ростовского университета, 1973, С. 3 ↑

2. Всемирная история: В 24 т. Т. 1. Каменный век / А.Н. Бадак, И.Е. Войнич, Н.М. Волчек и др. – Мн.: Литература, 1996, С. 12 ↑

3. Кнышенко Ю.В. Указ. соч., С. 49-50 ↑

4. Алексеев В.П. История первобытного общества. – М.: АСТ: Астрель, 2007, ↑

5. Кнышенко Ю.В. Указ. соч., С. 52 ↑

6. Кнышенко Ю.В. Указ. соч., С. 54. ↑

7. Кнышенко Ю.В. Указ. соч., С. 55. ↑

8. Алексеев В.П. Указ. соч., С. 274. ↑

9. Кларк Г. Доисторический мир / Пер. с англ. В.В. Левченко. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2011, С. 14. ↑

10. Кабо В.Р. Первобытная доземледельческая община. – М.: Наука, 1986, С. 203-204 ↑

11. Григорьев Г.П. Первобытное общество и его культура в мустье и начале позднего палеолита // Природа и развитие первобытного общества на территории европейской части СССР. – М.: Наука, 1969 ↑

12. Матюшин Г.Н. У колыбели истории. – М.: Просвещение, 1972, С. 97-98 ↑

13. Хазанов А.М. Разложение первобытнообщинного строя и возникновение классового общества // Первобытное общество. Основные проблемы развития. – М.: Наука, 1974, С. 111. ↑

14. Дьяконов М.А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. – СПб.: Наука, 2005, С. 26-27. ↑

15. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 21. – 2-е изд. – М.: Госполитиздат, 1961. ↑