Преподаватель который помогает студентам и школьникам в учёбе.

Грамматика использования конструкций будущего времени в Англии и Америке

Содержание:

Введение

Проблема развития в различных сферах жизни привлекала внимание ученых с самого начала образования науки. Изменения и развитие были предметом исследований ученых, занимающихся проблемами практически всех областей знаний и желающих установить закономерности этих процессов. Особое значение имеет изменение в развитии и развитии в теории языка, поскольку в этой сфере их трудно отследить. Язык изменяется очень медленно и происходящие в нем процессы не могут быть определены для четного достаточно продолжительный период наблюдения. Объектом исследования этой статьи являются эволюционные изменения в одной из грамматических категорий английского языка, а именно категории будущего времени.

Цель этой работы - выявить специфику процесса развития и изменения этой грамматической категории, анализ процессов, которые привели к формированию этой категории в ее современном виде.

Задачи этой работы – исследовать формы будущего времени в английском языке на примерах из литературы разных веков.

Таким образом, в данной работе изучается репрезентация будущего времени в английском языке от самого старого периода до настоящего времени. Также указываются и объясняются различия между использованием конструкций будущего времени в Англии и Америке.

Глава 1. Теоретические основы

Тенденции, проявившиеся на протяжении многих веков в языке, на конечной стадии их развития в Америке немного быстрее, чем в Англии. В этом исследовании используются несколько репрезентативных книг, чтобы процитированные отрывки могли быть фактически исследованы в их контексте.

В старейшем английском языке, как и в других германских языках, не было специальной формы для будущего времени. Настоящее время служило как для настоящего, так и для будущего. Более давнее использование настоящего для будущего все же иногда встречается там, где наречное выражение времени делает ссылку понятной: «Tomorrow we sail to England». После того, как германская семья разделилась на разные народы, они почувствовали отсутствие навязчивой формы для будущего, и это общее стремление к более ясному выражению привело в разных языках к созданию нового времени или, более точно, привело к сжатию других форм с аналогичным значением в качестве будущего. Среди слов, используемых для этой функции на всех германских языках – were и will. На немецком языке также использовался werden. По-немецки окончательно завоевали господство над другими формами для общего использования, но простое настоящее время и глагол will все еще нередко используются. Скандинавские языки по-прежнему либерально используют Simple Present для будущего.

Они также используют вспомогательные средства для этой цели, наиболее распространенными из которых, вероятно, shall и will. Различные скандинавские языки имеют совершенно иное использование shall и will, как и диалекты среднего английского языка. Шведский, как и голландский, использует только shall, в то время как датско-норвежский, как и современный литературный английский, использует shall и will. В современном исландском языке shall был заменен на Mun, который также иногда встречается в среднеанглийских диалектах. В шотландском английском языке shall было полностью заменено на will. В ирландском английском will часто неправильно используются для shall, а, shall с другой стороны, часто ненадлежащим образом используются вместо will. В американском английском используются и shall, и will, но они в какой-то момент, как будет объяснено ниже, более тонко дифференцированы, чем английский литературный Англии. Поскольку американский английский и литературный английский в Англии практически идентичны, здесь они рассматриваются как одна, кроме одной точки, где они различаются.

Так как английском языке shall и will используются с разными оттенками смысла, необходимо внимательно изучить первоначальную силу этих слов. Первоначально will указывало желание субъекта, в то время как shall указывало, что акт был предусмотрен в соответствии с волей кого-то, кроме субъекта глагола. Смысл обоих глаголов предполагал их использование для обозначения идеи будущего. Естественно сделать вывод, что если кто-то имеет желание что-то сделать, то скоро за словами последует действие. Точно так же естественно заключить, что если действие должно быть исполнено в соответствии с волей другого, оно будет выполнено, если эта чужая воля будет мощной. Эта сдерживающая сила обычно является волей или планом Бога, судьбы, природы, силы обстоятельств или воли говорящего. Shall указывало волю оратора и первоначально использовалось только во втором и третьем лицах и не могло использоваться в первом лице, поскольку германский никогда не указывал волю субъекта. Однако на раннем этапе на Среднем английском языке он приобрел силу, поэтому он мог указать не только волю оратора в отношении других, но и его решения и планы в отношении его собственного пути будущих действий. Таким образом, такие выражения, как He shall (I intend that he shall) pass the winter here” - Он должен (я намереваюсь сделать так, чтобы, чтобы он) провести зиму здесь «привел к “I shall (intend to) pass the winter here.” - « Я буду (намерен) провести зиму здесь ». Старое германское значение в первом человеке не исчезло, но был сохранен наряду с новым значением:

“I cannot yet tell whether I shall (am to under the circumstances) pass the winter here.” - «Я еще не могу сказать, буду ли я (при обстоятельствах) проводить зиму здесь». Контекст обычно различает два значения.

Иногда даже на древнеанглийском языке shall и will кажется имеют будущую силу. В раннем среднем английском они уже в значительной степени заменили настоящее время на будущую функцию во всех диалектах, которые возникли после вторжения норманннов. Поскольку каждый раздел страны использовал свой собственный диалект для литературных целей, было большое различие в отношении использования shall и will:

Cumeð to me alle ðe swinkeð mid euele werkes, and seheue^ed bieð mid manikennes sennes, and ic eu wile siue reste to ssseuer saule” (“Vices and Virtues,” p. 71, about 1200 A.D.) “Come unto me all you who labor with evil works and are heavily laden with all kinds of sins and I will give you rest.” «Придите ко мне все, кто трудится со злыми делами и тяжело нагружены всякими грехами и Я дам вам покой».

Alle ðe that traueilen and ben chargid, come to me and Ш schal fulfille ðou” (John Purvey, Matth. 11.28, about 1388 A.D.)

Один автор использует will, другой shall. Разница в дате здесь не является определяющим фактором. Язык в «Пороках и добродетелях» представляет собой раздел, расположенный дальше к югу, чем в переводе Пурви. На Севере проявилась выраженная тенденция к использованию shall в будущем для вступления в силу воли, как в современной Швеции. Север оказал большое влияние на английский литературный язык, но, к счастью, в этот момент преобладает южное использование и, таким образом, в английском языке сохраняется более тонкая дифференциация, возникшая из-за использования этих двух форм. Поскольку Север здесь, несмотря на свою богатую литературу, не оставил неизгладимого впечатления от нынешнего использования, он полностью исключается из нашего обсуждения.

Использование shall и will для функции будущего, как мы ее знаем сегодня, было зафиксировано в «Пороках и добродетелях». Таким образом, совершенно очевидно, что в этом разделе, где обе формы находились в постоянном использовании, происходило постепенное дифференцирование за долгое время до составления этого очень интересного лингвистического документа. Теперь мы перейдем к тщательному рассмотрению состояния глагольных форм будущего времени в этот ранний период. Следующее предложение проливает яркий свет на смысл воли в это время в этом регионе:

'Andswere me nu Ju unesaelie saule, ' he wile seggen, ' Hwat hafst du swa lange idon on ftare woreld?' " (p. 17) " ' Answer Me now, thou unhappy soul, ' He will say, ' what hast thou done all this long time in the world?'

«Ответь мне сейчас, ты, несчастная душа», он скажет: «Что ты делал все это долгое время в мире?»

Will здесь потерял всякую отдачу от первоначального смысла желания, поскольку автор, несомненно, не подразумевает, что его использование будет здесь, что Бог любит осуждать бедную душу в день суда. Даже в это раннее время люди Юга приняли will как более ясную форму, чем shall для идеи простого будущего. Им казалось, что если кто-то захочет что-то предпринять, то, скоро последует действие. Идея определенности очень рано связана с will и даже распространена в “Vices and Virtues”. Пример, приведенный выше, иллюстрирует это использование. Желание совершить этот поступок было воспринято как залог исполнения. Драгоценные обещания Христа, как правило, в Южной библейской литературе, переведены с помощью will, а не shall. Еще одна концепция относится к будущему действию в соответствии с волей говорящего также встречается в Vices and Virtues: “litel Jing du ware trewe; ouer michel ping ice seal sett.” - «Я верю в некоторые вещи, я сделаю тебя правителем над многими вещами» (Матфея 25.21, версия Иакова, 1611 г. до н.э..). Здесь печать представляет собой будущий поступок в качестве воли или намерения говорящего, в то время как will указывает скорее на уверенность в полноте. Язык версии 1611 не заменил старый. Две точки зрения по-прежнему активно используются сегодня, и оба они полезны.

Тщательное изучение Vices and Virtues ясно показывает, что хотя will и shall имеют отличительные значения, которые отмечают их сегодня, последний использовался гораздо чаще, чем в настоящее время. Это не так заметно, как в последнем примере предыдущего параграфа, когда глагол указывает на волю оратора, но становится очевидным, особенно во втором и третьем лицах, где будущий акт представляется как завещание или план кого-либо, кроме субъекта, то есть как воля или план Бога:

Of ftesere godes dradnesse spring ut anoer godes iue, se is swiSe niedfnl auriche manne de iboreen seal bien” (p. 63)

“From this fear of God springs another of God’s gifts, which is very needful to every man who will be saved.” - «Из этого страха перед Богом возникает еще один из Божьих даров, который очень нужен каждому человеку, который будет спасен». Слово scal, которое имело значение «в соответствии с Божьим планом» в V & V, в более старом издании, теперь заменяется на will, который указывает на будущий поступок как фактический результат. Мы предпочитаем сегодня рассматривать будущий поступок или состояние как результат, а не как простой план.

Борьба этих двух тенденций в английском разуме четко прослеживается в литературе разных периодов. Несмотря на то, что тенденция использовать will для обозначения простой будущей тенденции неуклонно распространяется, она пока еще не в наше время не используется в Англии в какой-то конкретной точке. В Англии will можно свободно использовать, чтобы обозначать будущее действие или состояние только во втором и третьем лицах. В первом лице он может быть использован только там, где будущий поступок или состояние должен определяться свободным нравственным агентом:

Starve me, keep me from books and honest people, educate me to love dice, gin and pleasure, and put me on Hounslow Heath with a purse before me, and I will (free future act) take it.” (Thackeray’s “Henry Esmond,” Book I, Introduction.)

«Морите меня голодом, удержите меня от книг и честных людей, научите меня любить азартные игры, джин и удовольствие, поставьте меня на Хаунслоу Хит с протянутой рукой, и я (свободный поступок в будущем) стерплю это» (Теккерэй У, «Генри Эсмонд» Книга I, Введение).

“If you will (desire) have me stay now, I will (free future act performed for love but against the natural inclination of the subject) (ib. Book I, Chap. IX).

«Если вы пожелаете, чтобы я остался сейчас, я (свободный будущий поступок, исполненный для любви, но против естественной склонности предмета) (ib. Книга I, глава IX).

Но shall используется для обозначения будущего действия или состояния, которое приводит к естественному происхождению или событиям:

There are signs of the times which make me think that ere long we shall (future act resulting from a natural development of things) care as little about King George here and peers temporal and peers spiritual as we do for King Canute or the Druids” (ib. Book III).

«Есть признаки того времени, которые заставляют меня думать, что мы долгое время (будущий поступок, вызванный естественным развитием вещей) так же мало о царе Георге здесь и сверстники временные и сверстники духовные, как мы делаем для короля Канута или друидов »(ib. Book III).

Тщательное изучение V & V ясно показывает, что хотя will и shall имеют различные значения, которые хорошо видны сегодня, shall гораздо чаще раньше использовался, чем в настоящее время. Это не так заметно в последнем примере предыдущего параграфа, где shall указывает на волю оратора, но становится очевидным, особенно во втором и третьем лицах, где будущее действие представляется как завещание или план кого-либо, кроме субъекта, то есть как воля или план Бога:

Of ftesere godes dradnesse spring ut an oer godes iue, se is swiSe niedfnl auriche manne de iboreen seal bien” (p. 63)

“From this fear of God springs another of God’s gifts, which is very needful to every man who will be saved.”

«Из этого страха перед Богом возникает еще один из Божьих даров, который очень нужен каждому человеку, который будет спасен». Seal (в соответствии с Божьим планом) в «V & V» заменяется на will, который указывает на будущий поступок как фактический результат.

Борьба этих двух тенденций в английском разуме четко прослеживается в литературе разных периодов. Несмотря на то, что тенденция использовать will для обозначения простого будущего времени неуклонно распространяется, она пока еще не используется в Англии в какой-то конкретной точке. В Англии will можно свободно использовать, чтобы обозначить будущее действие или состояние только во втором и третьем лицах. В первом лице он может быть использован только там, где будущий поступок или состояние определяется свободным нравственным агентом:

«Погодите меня, держите меня от книг и честные люди, воспитывайте меня, чтобы любить кубики, джин и удовольствие, и поставил меня на Хаунслоу Хит с кошельком передо мной, и я (свободный поступок в будущем) возьму его» (Теккерэй« Генри Эсмонд », Книга I, Введение .)

“If you will (desire) have me stay now, I will (free future act performed for love but against the natural inclination of the subject) (ib. Book I, Chap. IX).

Но shall используется для обозначения будущего действия или состояния, которое приводит к естественным событиям:

Some day when my dear mistress sees my heart, I shall (future condition resulting from the natural development of events) be righted” (ib. Book II, Chap. I).

«Когда-нибудь, когда моя дорогая любовница увидит мое сердце, я буду прав (будущее состояние, обусловленное естественным развитием событий)»

В американской разговорной речи существует сильная тенденция использовать will, т.е. мы боремся за абсолютное будущее безо всякого уважения к будущему времени, которое указывает только на простое будущее, например, на классических языках:

“Doctor Morgan, will (future act) I ever get up? (Eggelston’s “Circuit Rider,’’ p. 302.) “Patty, I tell you I am wretched and will (future condition) be till I die” (ib. p. 290).

«Доктор Морган, встану (будущее время) ли я когда либо? (Eggelston’s “Circuit Rider,’’ p. 302.) «Пэтти, говорю вам, я несчастен и буду таковым (будущее условие) до смерти»

Это новое американское использование - удачный результат долгой борьбы более семисот лет. В Англии это же использование также встречается во втором и третьем лицах, но окончательный этап развития его использование в первом лице, пока не достигнут. Некоторые английские грамматисты, однако, пренебрегают этим американским использованием и говорят о своем собственном развитии, как будто это знак превосходства. Подробнее об этом позже.

Если мы возьмем копию Библии короля Иоанна (1611 г. до н.э.), мы найдем чрезвычайно большое число случаев, когда во всех частях англоязычной территории, используется shall. Следующий пример иллюстрирует это изменение использования:

“ If we let him thus alone all men will believe on him and the Romans shall come and take away both our place and nation” (John 11.48).

«Если мы оставим его таким образом, все люди будут верить в него, и римляне придут и заберут и наше место, и нацию» (Иоанна 11.48).

В пересмотренном издании 1881 года shall было изменено на will. Авторы издания 1611 года и в других местах обычно следуют версии 1515 года Тиндейла. Тиндейл здесь представляет римлян, которые сдерживаются обстоятельствами, чтобы двигаться против евреев:

“the Romans shall (are to, must) come.”

«Римляне должны (обязаны) прийти».

В этом же предложении мы употребление will:

“all men will believe on him.”

«все люди будут верить в Него».

Эта мысль казалась более уверенной в том, чтобы стать фактом, и, следовательно, автор Тиндейл почувствовал себя вынужденным использовать will. Давайте рассмотрим еще более типичный пример:

“But I say unto you, That it shall (is to in accordance with my plan) be more tolerable for the land of Sodom in the day of judgment than for thee” (Matt. 11.24).

«Но я говорю вам, что это будет (согласно моему плану) более терпимо для земли Содома в день суда, чем для вас» (Матфей 11,24)

В обычном общении мы были бы склонны использовать will, поскольку мы рассматриваем все эти действия как фактические будущие факты, а не как просто планы действий. Таким образом, в чрезвычайно большом количестве случаев мы сегодня предпочли бы will вместо shall Святого Писания. С другой стороны, использование will и shall в Библии 1611 года мало отличается от того, что содержится в «V и V.». В последней работе настоящее все еще очень часто используется в будущем. Позже настоящее обычно заменяется формой с will и, как правило, небольшое увеличение использования will в другом месте, но никаких заметных изменений нет. Увеличение использования will продолжается после 1611 года медленно, но верно.

В настоящее время очень большая разница в индивидуальном использовании. Некоторые используют shall действительно очень мало. Только поэт имеет сильное пристрастие к shall, потому что он предпочитает видения простым фактам. Поэтому часто в лучшей прозе нашего времени поэтические натуры раскрывают их видения будущего развития вещей или видения лучшего судьбы вещей для нас:

“Your peculiar faculties, as I shall (plan to) direct them, are capable of being so wrought into this enterprise that not one of them need lie idle. Strike hands with me, and from this moment you shall (are to in the natural course of events) never again feel the languor and vague wretchedness of an indolent or half-occupied man. There may be no aimless beauty in your life; but, in its stead, there shall (is to in the natural order of things) be strength, courage, immitigable will,—everything that a manly and generous nature should desire! We shall (are destined to, here a lively confidence that destiny will favor their en¬deavors) succeed! We shall have done (in the end it will become manifest that this course has enabled us to do) our best for this miserable world; and happiness (which never comes but incidentally) will (final result) come to us unawares” (Hawthorne’s “Blithedale Romance,” Chap. XY).

Здесь снова прозаический ум предпочитает рассматривать эти вещи как совершенные факты и, следовательно, использует will. Однако мы не должны забывать, что это только нынешний аспект ситуации. В 1200 году это было совсем по-другому. Тогда will использовался не так ярко, как сегодня. На первых этапах развития shall предлагал лучшие средства указания будущего, но на юге его первоначальный смысл так цепляется за него, что со временем, потеряв свое первоначальное значение, will оказался лучшим выражением для простого будущего времени. Практический человек осознал использование will для простых целей реальной жизни, но поэт прильнул к старому shall, когда он оценил его бетонную силу, его живописную красоту. Таким образом, shall должен был потерять часть своей прежней территории в основных положениях, но он все еще сохранил свой старый отличительный смысл и стал, пожалуй, большим фаворитом в подчинительном предложении, чем когда-либо.

Глава 2. Эволюция средств выражения будущего

Историческая динамика языка включает в себя качественные изменения в его единицах, их значимое развитие, влияющие на изменения на нескольких уровнях лингвистической системы. Процесс развития языковых категорий во многом обусловлен накоплением экстралингвистического опыта и его переосмыслением говорящими на языке, усложнением их восприятия мира и самих себя. Одним из наиболее показательных в этом отношении является категория будущего на многих германских языках, сформированная с тесным взаимодействием сфер модальности и временности, главным образом в письменном возрасте языка, когда сами представления человека, говорящего о будущее действия, пока еще нереализованное, эволюция. Даже в рамках концепции К. Фриза, разработанной позднее К. Флейшманом, предполагалось, что выражение будущих действий в истории языка проходит через три этапа: «модальный», «временный» и снова «модальный» в семантическая независимость двух модальных этапов.

Формы будущего обычно развиваются из модальных или аспектных показателей, которые на определенном этапе приобретают временное значение. Действительно, определенная замкнутая серия идей (желание, надежда, намерение, решение, решительность, принуждение, необходимость или возможность) являются основой для прогнозирования будущего.Любое слово или форма со значением из этого ряда может быть использована для выражения будущего времени. На втором этапе, как только форма начинает функционировать как будущее, она получает модальный цвет, который может в конечном итоге вытеснить временное значение формы. Когда слово или комбинация становятся специализированным средством, «акцент смещается от полного лексического значения к выражению идеи будущего. Но теперь средства для выражения будущего могут предполагать (в зависимости от окружающей среды и без ограничения начальных значений) любой из этой серии идей, которые являются основой для прогнозирования будущего» [9, с. 94 - 95]. Согласно схеме С. Флейшмана, в диахроническом плане существует двухсторонняя связь между временем и модальностью: модальные индикаторы развиваются в грамматические времена, которые, в свою очередь, приобретают новые модальные значения (и модальные функции начинают с большой вероятностью выполнять) [8, с. 16, 23-25]. В этом случае исследователь подчеркивает следующее предложение: из какого бы источника не развивались формы будущего, они впоследствии будут двигаться в направлении, указанном в этой схеме, т. Е. В развитии определенных модальных значений [8, с. 129].

Таким образом, исторически «источником» в этом процессе является категория модальности, значимое развитие которой идет со значительным продвижением в височно-аспектологической категории: «Все, что не совершается как факт, а имеет только желание полноты не несет точной гарантии его, ввиду чего оно проявляется не столько с точки зрения его аспектологических характеристик, сколько с точки зрения возможной, желательной, обязательной, но фактически не одобренной оценки» [4, с. 152-153]. Исследователи истории языка отмечают когнитивный фактор среди основных факторов развития грамматического будущего, непосредственно связывающего эволюцию грамматических форм с процессом развития абстрактного мышления с общим процессом познания объективной реальности и с распространением христианской парадигмы миропонимания, предполагающей понятия высшего морального долга и воли абсолюта.

Будучи отвлеченным от концепции необходимости, воли, возможности, ранее представленной как нечто более практичное, материально конкретное, то есть отражающее действительное действие или состояние, человек начал представлять эти понятия как более общие, абстрактные, действуя как оценки объективной реальности. Что касается истории английского языка, этот процесс можно описать следующим образом. В процессе переосмысления более конкретных, объективных значений, комбинации sculan и wolan с этими глаголами постепенно развивают смысл предсказания. Важным обстоятельством в этом случае является их совместимость с субъектами различного вида, а именно способность сочетаться с неодушевленными субъектами. И желание, и обязанность требуют волевого анимационного актора (агента), потому что «они предикаты определенных условий для такого субъекта: желание описывает внутренние условия и обязательные внешние социальные условия» [7, с. 112]. Хорошо известно, что описание процесса грамматизации инфинитивных комбинаций will представляет собой определенную лингвистическую задачу из-за значительного распространения дополнительных значений и функций этих комбинаций, достигающих предела многозначности. И. П. Иванова описывает текущее состояние как еще неполный процесс: она объясняет проявление различных дополнительных модальных значений во вспомогательных глаголах будущего времени тем, что «процесс стирания этих значений в силу совместимости модальное значение со значением будущего идет очень медленно »[3, c. 55]. Однако, в свете вышеизложенной концепции может быть необязательно связывать грамматизацию «will + Vinf» с высвобождением дополнительных значений и оттенков. Таким образом, некоторые лингвисты предлагают рассмотреть (см., Например, [10]) временные функции современной формы воли + Vinf в единстве с ее модальными оттенками и, кроме того, предложить выводимость этих оттенков из значения факта. Хотя значение форм будущего времени в конкретных контекстах может варьироваться от чистого фактического утверждения без малейшего следа неопределенности или неуверенности до более умозрительного размышления или прогноза, «во всех этих случаях дополнительные оттенки неопределенности, волеизъявления и т. д. лучше всего рассматривать как неотъемлемое свойство самого значения будущего» [11, с. 39].

Неоднозначная трактовка некоторых частных функций will + Vinf в лингвистической литературе свидетельствует о проблематичности их отнесения только к разновидностям модального значения. Так, предписания реализуются в утвердительных предложениях с подлежащим 2-го лица и наряду с вопросительной формой используются для того, чтобы побудить адресата к действию, поэтому О. Есперсен, а также Ф. Палмер связывали такое употребление с волитативным will. Ч. Бодельсен полагает, что это случай чистого будущего, поскольку действия адресата настолько сильно зависят от говорящего, что приказания последнего должны автоматически исполниться [6, с. 135]. Анализ Л. Хэгеман также показывает, что истолкование подобных случаев в терминах will волеизъявления не соответствует реальности языка: объявление говорящего, облеченного властью, о будущем событии можно истолковать как простое предсказание [10, с. 132]: ‘You will be my witness,’ the priest said. ‘I haven’t been in Carmen. But if you mention me, they’ll give you food.’ (G. Greene). Говорящий, который некоторым образом контролирует ситуацию, может сообщать адресату о его обязанностях или отдавать поручения, в последнем случае возможен декларатив с подлежащим в форме 3-го лица: Your job will be to co-ordinate press publicity through the various pamphlets and magazines… (F. Forsyth). Подчеркнем, что контекст предписания максимально приближен к функции квазиимператива, когда говорящий использует футуральную форму как смягченный грамматический синоним повелительного наклонения, т. е. его социальная роль или общий характер коммуникативной ситуации не предполагает ответного отказа или неповиновения: “Now, you’ll tell me all about Flossenburg camp, Staff Sergeant Kolb” (F. Forsyth). Факты современного английского языка демонстрируют, что даже при употреблении «will + Vinf» для выражения специализированных нефутуральных значений в благоприятных условиях поддерживающего контекста может проявляться темпоральный (футуральный) оттенок значения. Лишь сочетание will с перфектным инфинитивом, обозначающее уверенное предположение на основе «предварительного знания о субъекте-подлежащем» [5, с. 200 – 201], исключает отнесение действия к будущему: I read the statutes each night before I go off to sleep. It’s all in safe hands. Yon can be sure of that. Now you’ll have been getting impatient to see my exhibits. That’s something more interesting for you (С. Snow). В сочетании с простым инфинитивом will выражает менее уверенное предположение, при этом верификация этой гипотезы всегда относится в будущее, что придает ситуации некоторый, достаточно слабый оттенок футуральности: ‘We are going to let him see some of the material you deal with, of course, only enough to establish the fact that we cooperating – in a sort of way.’ ‘He’ll know more than we do about Zaire.’ (G. Greene). Подобные примеры эксплицируются следующим образом: “During our future meeting it may turn out that he knows …”, то есть, при подтверждении гипотезы факт «знания» будет иметь место и в будущем.

Ситуация, связанная с необходимостью проверки, обновляет элемент потенциальности, когда один из участников коммуникативной ситуации заинтересован в подтверждении гипотезы. Таким образом, в следующем примере субъект речи мог бы легко сообщить о существовании статьи в подаче, используя современную форму, но он подразумевает необходимость активного действия для проверки правдивости его слов, а форма с заключенный контракт будет означать именно обнаружение требуемого материала в результате поиска: ситуация, которая предполагает необходимость проверки, обновляет элемент потенциальности, когда один из участников коммуникативной ситуации заинтересован в подтверждении гипотезы. Таким образом, в следующем примере субъект речи мог бы легко сообщить о существовании статьи в подаче, используя современную форму, но он подразумевает необходимость активного действия для проверки правдивости его слов, а форма с заключенный контракт будет означать точное обнаружение желаемого материала в результате поиска: ‘Sure. If it happened since 1950 when we started the cuttings library, it’ll be there’ (F. Forsyth). Известно, что при использовании сочетания will + inf. в научном дискурсе временная отнесенность становится неопределенной и футуральное значение нейтрализуется; таким образом, данное сочетание можно свободно заменить на презентную форму (ср. Oil will float on water = Oil floats on water). Л. Хэгеман делает следующий общий вывод: will может использоваться для обозначения вневременных явлений при условии, что их можно проверить экспериментально [10, с. 43]. Зарубежные исследователи определяют такую функцию, как использование будущего для выражения «общих истин» (в формулировке Р. Ультана) или «вечных истин» (С. Флейшман), т. е. will с инфинитивом в этом случае обозначают состояния и события, которые существовали в прошлом, существуют в настоящем и будущем. Дж. Байби и У. Пальюка полагают, что такие высказывания можно считать равнозначными предсказанию (основанному на прошлом опыте), хотя и не обязательно – предсказанию будущего. Между двумя этими предсказаниями – о будущем и об обобщенном факте – существует небольшая дистанция, но часто «вневременной характер» таких высказываний может вноситься скорее контекстом, чем показателем будущего [7, с. 120]. В нашей выборке отмечен перенос этой специфической функции, проявляющейся, как правило, в специальном дискурсе, на употребление в обычной повседневной речи: You are on the road. Africa’s the thesis, Hegel would say. You belong to the antithesis – but you are an active part of the antithesis - you are one of those who will belong to the synthesis (G. Greene). Д. А. Штелинг также полагает, что при таком использовании сохраняется свойственные английскому футуруму с will значения «следствия предопределяющего фактора и предсказуемости» [5, c. 209]. Способность сочетания «will + inf.» обозначать действия, происходящие как в настоящем, реализуется при отсутствии четкого последовательного временного противопоставления. Непоследовательное противопоставление относится к «частичному снятию временных различий в высказываниях, выражающих обычное, неизбежное действие или состояние лица, т. е. в высказываниях со значением настоящего обобщенного», например Beauty will buy no beef [3, с. 89].

Поскольку вневременность всегда включает момент речи, ее также можно назвать обобщенным настоящим. Эта концепция также включает элементы прошлого и будущего; обобщенное настоящее может бесконечно распространяться в обоих направлениях от точки момента речи. И хотя модальность является ведущим знаком в таких примерах, а также в случае полной нейтрализации временного знака будущего, тем не менее «временный смысловой знак будущего не полностью исключается из семантической структуры формы», можно говорить только о его частичной нейтрализации [там же, с. 96], а противоречие между значениями обобщенного настоящего и будущего времени «преодолевается с участием модальности» [1, с. 168].

Нейтрализация нынешней / будущей оппозиции чаще всего возникает в языковой реализации характеристик субъекта, когда предикат приписывает субъекту или какое-либо характеристическое свойство, которое он постоянно показывает, или указывает на типичные действия / состояния для этого субъекта. Значение характеристического свойства, типичное поведение субъекта, часто осложняется дополнительными модальными оттенками. Если в первом из приведенных ниже примеров оратор, говорящий на основе своего опыта, характеризует определенную группу предметов, а затем в следующем - оттенок намерения: … old priest … had explained to him: ‘They will always tell you they are poor, starving, but they will always have a little store of money buried somewhere, in a pot’ (G. Greene). ‘Jago. I've got nothing against him,’ said Nightingale. ‘People will feel there are certain objections,’ Brown reflected. ’Some people will object to anyone’ (C. Snow). В этих случаях временная отнесенность характеризуется неопределенностью, поскольку данное типичное действие может реализоваться как в настоящем, так и в любой момент времени в будущем (см. наречие always в первом примере). Такая ситуация с «двойной временной перспективой» в некоторых случаях представляет собой осложнение обобщенного темпорального контекста возможностью осуществления конкретного будущего действия в конкретных условиях для индивидуального субъекта. Of course, there would be resemblances between any elections to the Mastership; take a dozen men, ask them to elect their own head and they will go through the same manoeuvres as we were going through now… (C. Snow). В этом контексте важным фактором является характер ссылки на имя, занимающее позицию первого актанта при реализации предложения. Общая ссылка относится к мнению автора к определенному классу объектов, имеющих типичные хорошо известные характеристики, что делает действия представителей этого класса предсказуемыми в будущем на основе многократных аналогичных действий в прошлом и настоящем.

Поскольку содержание предложений с формой будущего часто является прогнозом, логическим завершением или ожиданием чего-то, что произойдет после настоящего, такие выводы обычно основаны на анализе нынешней ситуации или прошлых событий. Будущее следует непосредственно из настоящего, являясь его последствием, что (как показывает материал) полностью реализуется самими говорящими. Однако, учитывая условность традиционного разделения временного поля на три сектора и наличие сложных связей между ними, реальная картина взаимосвязи между настоящим и будущим представляется более сложной. Ученые неоднократно отмечали проблематичное определение «конца настоящего» и «начала будущего», поскольку само понятие настоящего как референта в лингвистике очень расплывчато и даже противоречиво. Эта особая связь между настоящим и будущим достаточно четко проявляется в контекстах, которые актуализируют аспектный оттенок начала форм будущего. В основе предложений с формами будущего с такой ценностью лежит предположение, которое предполагает факт. В этом случае подразумевается какое-то событие (или действие), комиссия которого вызывает новую ситуацию или значительное изменение ситуации после времени, стоящего за этим событием. Событие может выводиться из самого предиката, если оно имеет соответствующие свойства семантики или может быть выражено в далеком контексте.

Наиболее показательным лексическим контекстуальным средством актуализации этого оттенка является наречие и теперь союз, указывающий на определенное событие - причина изменения ситуации, это изменение проецируется дальше в будущее. Форма будущего в этом случае относится к некоторым важным изменениям предмета, к началу новой ситуации, которая распространяется в будущее на неопределенный период. Нам кажется, что использование формы будущего в этом случае подчеркивает главный временный слой, в котором должна быть реализована новая ситуация в восприятии говорящего. Родительский носитель и, следовательно, лингвистическая (= ненаучная) картина мира не делают четкого разграничения на три временных рамок: для него более актуальным является разделение «раньше - позже». Настоящее и будущее неразрывно связаны в этой ситуации, но в условных сегментах прошлого и настоящего лежит лишь незначительная «часть» всех долгосрочных действий или состояний, основная часть которых отводится будущему, т. е. во временной план, лежащий после некоего события, послужившего «референциальным», поворотным моментом: ‘I must tell Brenda and Zita. He won't mind, will he? I mean he won't disappear from our lives now we know his secret?’ (E. Waugh). ‘I have a feeling they’ll never fly again now.’ [missiles – after destruction of the factory] – ‘If the research work … is destroyed, they’ll never mount another operation in time’ (F. Forsyth). Можно также сделать вывод о том, что во многих случаях такого типа момент, обозначенный как now, является началом такого отрезка времени, в котором реализуется (или не реализуется) не само действие, названное инфинитивом, а ситуация возможности/невозможности осуществления действия. Значение начинательности достаточно ярко выступает и в речевых актах обещания с элементом отказа от прежнего действия. Использование отрицания (особенно наречия never) в контекстах с now и другими средствами актуализации значения начинательности указывает на отказ субъекта от какого-то действия, которое он выполнял до сих пор, или от мнения, которого он придерживался, т. е. на прекращение существования некоторой ситуации, имевшей место до этого момента: [describes the action of poison he has added to peanuts] ‘A post mortem shows haemorrhage and necrosis in the liver and engorgement of the kidneys, if you'll forgive me my medical jargon. Death usually occurs within a week.’ – ‘Damnation, Emmanuel, I've always liked peanuts. Now I'll never be able to eat them again’ (G. Greene). Характерно, что в корпусе примеров из английского языка подавляющее большинство контекстов, в которых now актуализирует оттенок начинательности будущего, содержит отрицание (почти 90 %), тогда как начинательное значение русского сложного будущего сопровождается отрицанием менее чем в половине случаев.

Таким образом, данный контекст в английском языке чаще передает оттенок невозможности или ненужности осуществления действия, как результат некоторых изменений в прошлом: Mr Halliday said, ‘I have a little present. A copy of that Trollope you asked for. You won’t need a second copy now. It's a long book, but there'll be a lot of waiting…. It's called The Way We Live Now’ (G. Greene). Единство с отрицанием на английском языке вполне может быть актуализировано не только временным диалектом сейчас, но и лексическим контекстом, указывающим на изменение ситуации, которая принципиально важна для оратора, что заставляет его пересмотреть свое отношение к участникам в ситуации. Средство лексического контекста содержит указание на различия между временными планами, то есть между тем, что было раньше, и тем, что сейчас и будет с этого момента, ср. в следующем примере the same c отрицанием: It’s bad enough having people with cranky opinions in the college, saving your presence, Eliot, but it’s a damned scandal when they interfere with serious things. It’s a damned scandal. I shall never think the same of Pilbrow (C. Snow). Складывание аналитической формы в системе языка – длительный и сложный процесс, проходящий ряд ступеней без четких границ. Определить момент завершения этого процесса весьма непросто, что объясняется наличием в языке образований переходного характера, осложненных внутренними противоречиями. Динамическое взаимодействие модального и темпорального компонентов семантики глагольных форм и сочетаний является одним из тех «участков напряжения», преодоление которых ведет к качественному изменению системы языка.

Заключение

Эта работа была посвящена изучению такого широко распространенного грамматического феномена английского языка, как будущее время, а именно эволюции формы будущности на протяжении истории английского языка. Большое внимание в работе уделяется способам использования форм shall и will в разные периоды времени и в разных местностях, что дает полное представление об использовании этого грамматического феномена.

Мы старались следовать принципу выбора наиболее подходящего языка для исследования данного явления, четко иллюстрировать конкретное использование будущего времени на английском языке и подчеркивать различия в выборе способов передачи разными авторами исторических наиболее значимых произведений английской литературы.

Данная работа может служить как учебное пособие при изучении основ языкознания и теоретической грамматики английского языка.

Список литературы

Бархударов, Л. С. Очерки по морфологии современного английского языка / Л. С. Бархуда-ров. – М. : Высш. шк., 1975. – 156 с.
Бондарко, А. В. Вид и время русского глагола: значение и употребление / А. В. Бондарко. – М.: Про-свещение, 1971.
Ермакова, Н. В. Дистрибутивный анализ средств выражения футуральности в современном английском языке : автореф. дис. … канд. филол. наук : 10.02.04 / Ермакова Наталья Владимировна. – Калинин, 1980. – 25 с.
Иванова И.П. Вид и время в современном английском языке. - Л., Изд-во Ленинградского университета, 1961. – 200 с. Расторгуева Т.А. Очерки по исторической грамматике английского языка. – М.: Издательская группа URSS, 2000. – 168 с.
Иванова, И. П. Вид и время в современном английском языке / И. П. Иванова. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1961.
Колмогорцева, В. М. Система граммати-ческих средств выражения будущего времени в со-временном английском языке : автореф. дис. … канд. филол. наук / Колмогорцева Вера Михайловна. – М., 1965. – 24 с.
Комогорцева, В. М. Типы временной характеристики сочетаний shall и will с инфинитивом в современ-ном английском языке / В. М. Комогорцева // Вопросы романо-германской филологии. – Вып. 2. – Иркутск, 1966.
Кошевая, И. Г. Сравнительная типология английского и русского языков / И. Г. Кошевая, Ю. А. Дубовский. – Минск, 1980.
Смирницкий А.И. Лекции по истории английского языка - М.: Книжный дом Университет, 2011. – 236 с. Сепир Э. Статус лингвистики как науки // Языки как образ мира / сост. Королев К.А. – СПб.: Терра Фантастика, 2003.- 568 с. Lerer S. History of the English Language. - Columbia University Press, 2007. – 316 с.
Смирницкий, А. И. Перфект и категория вре-менной относительности / А. И. Смирницкий // Ино-странный язык в школе. – 1955. – № 2. – С. 16–17.
Сухомлина, Т. А. Категория футуральнос-ти и средства ее языковой манифестации (на мате-риале английского языка) : дис. … канд. филол. наук : 10.02.04 / Сухомлина Татьяна Александровна. – Са-мара, 2007. – 177 с.
Тарасова, Е. В. Грамматико-лексическое микрополе будущего в английском языке : автореф. дис. … канд. филол. наук : 10.02.04 / Тарасова Елена Владимировна. – Киев, 1976. – 25 с.
Цыба, Р. И. Форма будущего времени в грамматической категории времени английского глагола / Р. И. Цыба // Проблемы языкознания и те-ории английского языка. – М. : Высш. шк., 1976. – Вып. 2. – С. 267–270.
Чурюмова А. О. Развитие временных глагольных форм в английском языке (в диахроническом аспекте) // Молодой ученый. — 2012. — №7. — С. 181-183. — URL https://moluch.ru/archive/42/5084/ (дата обращения: 06.08.2018).
Штелинг, Д . А. Грамматическая семантика английского языка (фактор человека в языке) / Д. А. Штелинг. – М.: МГИМО: ЧеРо, 1996.

Иностранные источники

Bodelsen, C. A. The system governing the Use of the Future Shall and Will / C. A. Bodelsen // Bodelsen Studies, Essays and Papers presented to C. A. Bodelsen on his 70th birthday. – Copenhagen: The Nature Method Centre, 1964.
Bybee, J. L. The evolution of future meaning / J. L. Bybee, W. Pagliuca // Papers from the 7th International conference on historical linguistics. – Amsterdam, Philadelphia, 1987.
Fleischmann, S. The future in thought and language: Diachronic evidence from Romance / S. Fleischmann. – Cambridge, 1982.
Fries, C. C. The expression of future / C. C. Fries // Language. – 1927. – N 3.
Haegeman, L. The Semantics of Will in Present-day British English: A Unified Account / L. Haegeman. – Brussels: Paleis der Academién, 1982.
Hawthorne Nathaniel - The Blithedale Romance
The Book of Vices and Virtues: A Fourteenth Century English Translation of the Somme Le Roi of Lorens D'Orleans - Kraus Reprint. Co. – 1987
Wekker, H. Chr. The expression of future time in contemporary British English: An investigation into the syntax and semantics of five verbal constructions expressing futurity / H. Chr. Wekker. – Amsterdam; N. Y.; Oxford: North-Holland, 1976.