Обеспечение исполнения договорных обязательств ( Теоретические аспекты изменения и прекращения обязательств)

Содержание:

Введение

В условиях рыночной экономики обязательства являются ее важнейшими элементами, составляют основу экономического оборота, именно через них и посредством них осуществляется перемещение всех материальных благ. Действие всех без исключения обязательств проявляется в том, что они должны быть исполнены с установлением определенной ответственности за их нарушение и применением в необходимых случаях мер по обеспечению их исполнения. Именно надлежащее исполнение обязательств, без злоупотреблений и нарушений закона, обеспечивает перемещение всех материальных благ. Таким образом, залогом стабильного экономического оборота и упорядоченности всех общественных отношений, регулируемых обязательственным правом, в целом, является разработанность проблем исполнения обязательств, разрешение всех спорных вопросов, возникающих при исполнении обязательств, и, наконец, достаточное правовое регулирование этих вопросов.

Правовой режим исполнения обязательств закреплен новым гражданским законодательством. Ему посвящены главы 22 и 23 части 1 Гражданского кодекса РФ, устанавливающие общие положения исполнения и обеспечения исполнения гражданско-правовых обязательств, и все главы части 2 Гражданского кодекса РФ, регламентирующие различные виды обязательств.

Исходя из вышеизложенного, можно определить цель работы – проанализировать изменение и прекращение обязательств. Для достижения данной цели необходимо решить следующие задачи:

- изучить понятие обязательства;

- определить основания изменения обязательств;

- рассмотреть прекращение обязательств;

- исследовать судебную практику по вопросам денежных обязательств.

Глава 1. Теоретические аспекты изменения и прекращения обязательств

1.1 Изменение и прекращение обязательств

Основаниями изменения обязательства могут быть различные юридические факты, в том числе действия, а также обстоятельства, возникающие независимо от воли сторон (события).

К первой группе следует отнести договор, в том числе в виде дополнительного соглашения. В любой момент участники обязательства могут договориться о внесении в обязательство изменений и дополнений. Обязательство считается измененным с момента заключения соглашения об этом, если иное не установлено в самом соглашении. Например, участники договорного обязательства согласовали изменения условий заключенного между ними договора (предположим, условий, касающихся сроков исполнения, предусмотрев пролонгацию). Стороны, однако, вправе установить, что изменения будут распространяться на отношения, возникшие до вступления в силу соглашения об изменении обязательства, в частности, пересмотреть цену товара с перерасчетом уже оплаченных партий.

При этом следует учитывать, что в некоторых случаях возможность изменения обязательства по соглашению сторон может быть ограничена. Так, если иное не предусмотрено договором или законом, размер арендной платы может изменяться по соглашению сторон в сроки, предусмотренные договором, но не чаще одного раза в год (п. 3 ст. 614 ГК РФ). В данном случае возможность заключения правоизменяющего соглашения может быть, во-первых, запрещена законом или договором. Во-вторых, такое соглашение не может заключаться чаще одного раза в год.

Договор чаще всего является правоизменяющим для соответствующего правоотношения, однако по соглашению сторон может быть изменено и обязательство иной правовой природы. В частности, согласно п. 3 ст. 1085 ГК РФ объем и размер возмещения вреда, причитающегося потерпевшему в соответствии с настоящей статьей, могут быть увеличены договором.

Договориться об изменении правоотношения можно также путем молчаливого принятия кредитором предмета, отличающегося от ранее обусловленного.

Если, например, наймодатель вопреки достигнутой в мае договоренности сообщает нанимателю, что ему вместо обещанных комнат будет предоставлен летний домик, и последний в июле переезжает туда, можно сделать вывод о его согласии на замену.

К действиям, которые могут быть основанием изменения обязательства, следует отнести и односторонние сделки. В частности, принятие наследства наследником ведет к изменению субъектного состава тех обязательственных правоотношений, в которых наследодатель состоял в качестве должника или кредитора. Как и договоры, такие сделки могут изменять различные обязательственные правоотношения.

Односторонний частичный отказ от исполнения договора также порождает последствия в виде изменения обязательственного правоотношения. Одностороннее заявление, однако, повлечет изменение правоотношения лишь в том случае если это предусмотрено законом или договором.

Например, согласно ст. 523 ГК РФ одностороннее изменение обязательства по поставке допускается лишь в случае существенного нарушения договора одной из сторон. Установление закона или договора требуется и для одностороннего изменения размера платы за жилое помещение (п. 2 ст. 682 ГК РФ).

Особое место в системе юридических фактов, влияющих на изменение обязательственного правоотношения, играет решение суда. Данный факт универсален, поскольку может быть правоизменяющим как для договорного обязательства, так и для иного обязательственного правоотношения.

Например, согласно п. 4 ст. 1090 Гражданского кодекса РФ, суд может по требованию гражданина, причинившего вред, уменьшить размер возмещения вреда, если его имущественное положение в связи с инвалидностью либо достижением пенсионного возраста ухудшилось по сравнению с положением на момент присуждения возмещения вреда, за исключением случаев, когда вред был причинен действиями, совершенными умышленно.

Чаще всего, однако, для изменения обязательственного правоотношения необходим юридический состав, включающий в себя несколько юридических фактов. И односторонняя сделка, и решение суда могут выступать в качестве правоизменяющих фактов в совокупности с другими обстоятельствами, с которыми нормативный акт или договор связывает изменение обязательства. В частности, основанием изменения обязательства по требованию одной из сторон может стать существенное изменение обстоятельств (ст. 451 ГК РФ), рост доходов лица, причинившего вред жизни или здоровью гражданина, если при определении размера ответственности было учтено материальное положение должника (п.п. 13 ст. 1090 ГК РФ), значительное изменение в обстоятельствах, сообщенных страховщику при заключении договора, если эти изменения могут существенно повлиять на увеличение страхового риска (п.п. 1,2 ст. 959 ГК РФ).

Также и для вынесения судебного решения требуется наличие обстоятельств, с возникновением которых право связывает изменение обязательства. Так, п. 4 ст. 1090 Гражданского кодекса РФ в качестве основания иска предусматривает ухудшение имущественного положения причинителя вреда в связи с инвалидностью либо достижением пенсионного возраста по сравнению с положением на момент присуждения возмещения вреда.

События как юридические факты тоже способны вызвать изменение обязательства. Одним из событий, влекущих движение обязательства, выступает случайная гибель вещи, являющейся объектом правоотношения. Так, в договоре постоянной ренты при случайной гибели или случайном повреждении имущества плательщик имеет право требовать изменения условий выплаты ренты, если имущество передано за плату (ст. 595 ГК РФ).

Прекращение обязательства представляет собой абсолютное погашение связи между конкретным субъективным правом и корреспондирующей этому праву обязанности.

Погашение указанной правовой связи не всегда обусловлено исполнением обязательства. Последнее может прекратиться независимо от достижения экономической цели обязательства и его правового результата. Обязательство может прекратиться и при наличии дефекта в других его элементах - в сторонах правоотношения или его объекте. Отразится ли это на существе прекращения обязательства?

Представляется, что нет. Говоря о том, что обязательство прекращается в результате смерти гражданина или прекращения деятельности юридического лица, мы подразумеваем, что исчезает непосредственно носитель субъективного права и (или) обязанности, что и приводит к отпадению обязательства. В подобных состояниях правоотношения утрата связи между обязанностью и правом происходит по причине того, что некому исполнить обязанность и (или) некому принять исполнение. Если же имеет место совпадение должника и кредитора в одном лице, то правовая связь прерывается по той причине, что нельзя исполнить обязанность самому себе. При исчезновении непосредственно предмета исполнения обязательства (например, в результате гибели вещи) прекращает существовать и сам его объект. Однако говоря о том, что обязательство прекратилось вследствие гибели вещи, мы подразумеваем, что исчезновение предмета активного поведения должника, составляющего предмет воздействия, погашает субъективную обязанность, прерывающую соответствующую правовую связь.

Изложенное позволяет констатировать, что индивидуализация субъективного права и субъективной обязанности происходит не только за счет их содержания (т.е. соответствующих правомочий и долженствований), но и за счет субъектов, находящихся на стороне должника и кредитора, а также за счет объекта обязательства. Вместе с тем дефект в любом элементе обязательства приводит к прекращению последнего только в том случае, если такой дефект прерывает непосредственную связь конкретного субъективного права и соответствующей этому праву обязанности.

Не изменяет природы прекращения обязательства и наличие других оснований его прекращения (в частности, соглашение сторон, издание акта государственного органа, зачет встречных требований, невозможность исполнения). Каждый раз при наличии того или иного основания прекращения обязательства мы ведем речь о погашении субъективного права (которое погашает обязанность) или субъективной обязанности (которая погашает право) либо об одновременном погашении субъективного права и обязанности (например, в силу решения суда), что в конечном счете приводит к отпадению самого обязательства.

Действующим законодательством воспринята конструкция частичного прекращения обязательства, что предполагает уяснение смысла данной правовой категории. Если частичное прекращение обязательства рассматривать как частный случай прекращения обязательства, то все сущностные элементы такового должны проявляться и при частичном прекращении. Однако видно, что абсолютного прекращения правовой связи и, соответственно, отпадения обязательства при частичном его прекращении не происходит.

Возьмем для примера исполнение денежного обязательства, долг по которому составляет сто рублей. Используя возможность погашения долга по частям, должник уплатил долг в размере двадцати рублей, но допустил просрочку в погашении оставшейся суммы долга. Возникает вопрос: имеет ли в данном случае место прекращение обязательства в определенной части?

Если предположить, что за просрочку исполнения соглашением сторон предусмотрена уплата десяти процентов от суммы оставшегося долга, то на первый взгляд никакого сомнения в том, что перед нами частичное прекращение обязательства не возникает: действительно, вначале долг составлял сто рублей, а после уплаты двадцати рублей он стал составлять восемьдесят рублей; предусмотренная же санкция распространяется исключительно на просрочку уплаты этих восьмидесяти рублей. Однако если данную санкцию заменить на другую, например уплату одного рубля за каждый день просрочки исполнения денежного обязательства, то видно, что частичное погашение долга никак не отражается на уменьшении размера санкции: до тех пор пока долг не будет погашен в полном объеме, должник обязан будет уплачивать неустойку в размере одного рубля. Это означает, что исполнение денежного обязательства, независимо от частичного его погашения, подлежит квалификации в качестве ненадлежащего. Можно ли считать, что установленная соглашением сторон санкция влияет на природу исполнения обязательства по частям: если неустойка определена в виде процента от суммы оставшегося долга, то перед нами частичное исполнение обязательства; если же неустойка установлена в виде конкретной денежной суммы, то перед нами уже ненадлежащее исполнение обязательства?

Полагаем, что существо прекращения обязательства определяется не формой и видом установленной соглашением сторон санкции за нарушение его исполнения, а непосредственно сущностными характеристиками, касающимися элементов надлежащего исполнения обязательства. В противном случае механизм исполнения обязательства пришлось бы рассматривать через призму установленной соглашением сторон или законом санкции за нарушение обязательства. Вместе с тем передача некоторой суммы денег, меньшей, чем сумма долга, будет рассматриваться как исполнение обязательства в определенной части, что предполагает необходимость внесения оставшейся суммы денег в течение срока исполнения обязательства. Применение той или иной санкции будет связано с неисполнением или ненадлежащим исполнением обязательства в целом, независимо от того, на какой стадии имел место дефект исполнения. Внесение определенной суммы (в нашем примере это двадцать рублей) в установленной срок, но недостаточной для погашения всего долга может повлиять только на механизм расчета размера применяемой санкции.

Рассмотренный нами пример позволяет усомниться в достоверности законодательного подхода, согласно которому обязательство может быть прекращено не только полностью, но и частично. Если следовать букве закона, то выходит, что с каждым частичным прекращением обязательства возникает новое обязательство относительно непогашенной части долга. Считаем, что прекращение обязательства всегда связано с полным его погашением: после того как появилось основание для признания обязательства прекращенным, вопросы относительно его динамики уже не возникают. Изменения в объеме обязанности должника, в частности связанные с исполнением обязательства по частям, следует рассматривать исключительно в качестве соответствующей стадии исполнения обязательственного правоотношения.

Так, при зачете встречных однородных требований, разных по размеру, прекращение одной обязанности (меньшей по объему) влечет изменение, но не частичное прекращение, другой (большей по объему) обязанности. В то же время обязательство, в рамках которого произошло изменение обязанности, не только не прекращается в соответствующей части, но и не изменяется.

Условия обязательства формируются в момент его возникновения и не могут зависеть от той или иной стадии исполнения обязательства. Только после исполнения обязанности в полном объеме в соответствии с условиями обязательства мы сможем дать оценку последнему с позиции надлежащего исполнения. Вместе с тем если на одной из стадий исполнения обязательства возникнет дефект такого исполнения, то и оценка обязательства с позиции неисполнения либо ненадлежащего исполнения будет даваться ему целиком, независимо от того, что на другой стадии такого исполнения дефекта не было и оно соответствовало признакам надлежащего исполнения.

Волевой акт одной или обеих сторон обязательства, направленный на исполнение обязательства в части, следует отличать от волевого акта, целью которого выступает изменение (или прекращение) обязательства. Изменить (или прекратить) обязательство можно в силу соглашения сторон, одностороннего требования об изменении условий обязательства или его прекращении (когда такое допускается законом), по иным основаниям, которые всегда будут отличаться от действий, направленных на частичное исполнение обязанности. Возвращаясь к зачету встречных требований, заметим, что для обязательства большего по объему такой зачет будет рассматриваться лишь как способ исполнения соответствующей части обязательства. В то же время для обязательства меньшего по объему зачет встречных требований будет выступать и способом исполнения обязательства, и основанием его прекращения.

Квалификация действия по частичному внесению долга в качестве исполнения денежного обязательства в части (но не частичного прекращения) позволяет кредитору, например, в договоре купли-продажи (п. 2 ст. 489 ГК РФ) отказаться от исполнения договора и потребовать возврата проданного товара, если покупатель не производит в установленный договором срок очередной платеж за проданный в рассрочку и переданный ему товар; в договоре аренды (подп. 3 ст. 619 ГК РФ) требовать досрочного расторжения договора в случае, если арендатор более двух раз подряд по истечении установленного договором срока не вносит арендную плату, и т. п.

Если в подобных ситуациях частичную оплату товара и частичное внесение арендных платежей рассматривать в качестве частичного прекращения обязательства, то это непосредственным образом отразится на существе последствий предъявления требования кредитора (продавца по договору купли-продажи, арендодателя по договору аренды). Так, после предъявления требования продавца о возврате товара вследствие просрочки очередного платежа покупатель, помимо требования о возврате внесенных платежей, предъявит требование об уплате процентов за пользование чужими денежными средствами на сумму этих платежей, поскольку в отношении частичного прекращения денежного обязательства по оплате товара покупатель являлся бы добросовестным должником. При предъявлении требования арендодателя о расторжении договора аренды, помимо требования последнего о возврате арендованного имущества, возмещения убытков, вызванных существенным нарушением договора, требование о возмещении убытков предъявил бы и арендатор, который в отношении срока аренды, оплаченного им, считался бы добросовестной стороной.

Таким образом, частичного прекращения обязательства нет и быть не может, как противоречащее существу обязательства. Относительно динамики гражданско-правового обязательства может иметь место лишь исполнение обязанности в определенной части (частичное исполнение обязанности), но не частичное прекращение обязательства. Частичное исполнение обязательства обусловливается способом исполнения обязательства, который может быть выражен одним конкретным приемом исполнения, например, периодичностью внесения платежей, либо несколькими приемами, некоторые из них могут сформироваться на конкретной стадии исполнения обязательства, например, зачет встречных требований.

1.2 Невозможность исполнения обязательств

Юридической невозможности исполнения посвящена ст. 417 ГК. Пункт 1 данной статьи гласит: «Если в результате издания акта органа государственной власти или органа местного самоуправления исполнение обязательства становится невозможным полностью или частично, обязательство прекращается полностью или в соответствующей части. Стороны, понесшие в результате этого убытки, вправе требовать их возмещения в соответствии со статьями 13 и 16 настоящего Кодекса». Нововведение здесь одно. Предыдущая редакция этого пункта говорила об издании акта только «государственного органа». Однако в специальной литературе давно высказывалось мнение о том, что положения данной статьи подлежали распространительному толкованию и должны были действовать применительно к актам органов местного самоуправления5. Позднее это мнение было воспринято правоприменительной практикой6 и нашло отражение в Концепции развития гражданского законодательства РФ. А теперь с его очевидной правильностью согласился и законодатель.

Российское гражданское законодательство не закрепляет дефиницию невозможности исполнения обязательства. Не выработано бесспорное определение данного понятия и доктриной.

Общепризнанным является то, что анализируемая невозможность должна препятствовать исполнению сторонами обязательства соответствующих обязанностей, точнее — обязанностей по исполнению обязательства в натуре, по реальному его исполнению. Как писал М. М. Агарков, «невозможность исполнения... означает не что иное, как недопустимость в силу тех или иных достаточных оснований требовать от должника реального исполнения». При этом саму невозможность исполнения следует отграничивать от причин, ее вызывающих.

Невозможность исполнения должна препятствовать исполнению сторонами обязательства соответствующих обязанностей, точнее — обязанностей по исполнению обязательства в натуре.

Соответственно, невозможность исполнения — это юридический факт, влекущий определенные правовые последствия, и который, естественно, порождается определенными обстоятельствами, в том числе обстоятельствами непреодолимой силы или виновными действиями (бездействием) должника.

Распространенным в отечественной науке является мнение, что невозможность исполнения должна неким образом объективно препятствовать исполнению стороной соответствующих обязанностей. В связи с этим принято различать невозможность объективную и субъективную — непреодолимую только для конкретного должника. Причем последняя не способна прекратить обязательство: невозможность исполнения в этом смысле может быть только объективной. Соответственно, заслуживающим внимания является и полное отрицание научности анализируемой классификации, — раз один из этих видов невозможности таковой считаться не должен.

Признак объективности такого рода препятствий нередко определяют у нас как невозможность исполнения обязательства не только обязанным лицом, но и любым другим лицом или большинством других лиц, «средним субъектом». По сути это древнеримский критерий заботливого и рачительного хозяина (homo diligens et studiosus paterfamilias), используемый для установления легкой вины по абстрактному (отвлеченному) мерилу (culpa levis in abstracto).

Однако, во-первых, суд при соответствующей юридической квалификации не осуществляет, не обязан по закону и практически не способен осуществить проверку невозможности исполнения нарушенного обязательства любым, кроме должника, лицом или даже неким большинством иных лиц при сравнимых обстоятельствах. Во-вторых, преодоление невозможности исполнения следует рассматривать в качестве одной из обязанностей, составляющих содержание любого обязательства, поэтому и для такого преодоления обязанное лицо должно принять надлежащие меры, как сказано в ст. 309 ГК, «в соответствии с условиями обязательства и требованиями закона, иных правовых актов, а при отсутствии таких условий и требований — в соответствии с обычаями делового оборота или иными обычно предъявляемыми требованиями».

Очевидно, не исключено здесь и применение по аналогии закона положений п. 1, 2 ст. 401 ГК, точнее, критерия должной заботливости и осмотрительности для оценки доводов должника о своей невиновности в соответствующем правонарушении вследствие принятия им достаточных мер для предотвращения этого нарушения, точнее, в данном контексте — для преодоления невозможности исполнения и, соответственно, вызвавших ее обстоятельств (в том числе когда такими обстоятельствами выступают действия (бездействие) самого должника).

Следовательно, можно определить признак объективности анализируемого препятствия или, вернее, — объективную невозможность в этом традиционном у нас доктринальном смысле — как обусловленное определенными обстоятельствами препятствие для исполнения стороной своих обязанностей по исполнению обязательства в натуре, если этой стороной доказано, что она приняла все меры для преодоления такого препятствия при той степени заботливости и осмотрительности, какая от данной стороны требовалась по характеру обязательства и условиям оборота. Однако таким путем в основание классификации невозможности исполнения обязательства на объективную и субъективную, по существу, закладывается критерий виновности (невиновности) должника в нарушении обязательства, что само по себе не может не вызывать нареканий.

Действительно, известны предложения делить невозможность исполнения обязательств, «смотря по тому, наступает ли она: 1) случайно или 2) по вине самого должника»18. Заметим, что п. 1 ст. 416 ГК не упоминает в этой связи вину, но содержит более абстрактное указание на вызвавшее невозможность исполнения обстоятельство, «за которое ни одна из сторон не отвечает». И это правильно, учитывая, в частности, п. 3 ст. 401 ГК, закрепляющий общее правило об ответственности независимо от вины за нарушение обязательства при осуществлении предпринимательской деятельности.

Если посмотреть на эту проблему так широко, то получается, что должник, ссылающийся на невозможность исполнения обязательства (как на основание не только прекращения его обязанности по исполнению обязательства в натуре, но и основание освобождения от ответственности за нарушение последнего), обязан доказать не только отсутствие своей вины в возникновении такой невозможности (если он не должен нести за нарушение обязательства ответственность независимо от вины), но и свою невиновность в непреодолении негативных последствий последнего для кредитора — убытков (при их взыскании с должника).

Если же обязанное лицо несет ответственность независимо от вины, например на основании п. 3 ст. 401 ГК, только действие непреодолимой силы может оправдать (при решении вопроса о применении к нему мер гражданско-правовой ответственности) непреодоление им возникшей невозможности исполнения обязательства, а также непредотвращение вызванных этим обстоятельством убытков у кредитора. Более того, также и возникновение самой невозможности исполнения может быть признано извинительным для такого должника (как основание освобождения от ответственности) только, когда оно произошло вследствие действия непреодолимой силы или обстоятельства, за которое отвечает кредитор.

Следовательно, определить случайную в таком широком смысле невозможность исполнения обязательства, то есть освобождающую нарушителя обязательства от ответственности (в том числе при определенных условиях — и отвечающего независимо от вины), можно так: это препятствие для исполнения стороной своих обязанностей по исполнению обязательства в натуре, вызванное обстоятельствами, за которые эта сторона не отвечает, если последней доказано, что она приняла все меры для преодоления такого препятствия и его негативных для кредитора последствий (убытков) при той степени заботливости и осмотрительности, какая от нее требовалась по характеру обязательства и условиям оборота. Однако проблема в том, что это определение не невозможности исполнения обязательства, а его случайного неисполнения (в том числе вследствие действия обстоятельств непреодолимой силы). Притом невозможность исполнения как таковая, вне связи с вопросом об ответственности должника за нарушение соответствующего обязательства, как бы ускользает от формально-юридического анализа, сливаясь с неисполнением вообще.

Интерес в связи с этим представляет разъяснение, данное в п. 40 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28.06.2012 № 17 «О рассмотрении судами гражданских дел по спорам о защите прав потребителей»: «Если потребитель предъявил требование о замене товара с недостатками на товар той же марки (модели, артикула), но такой товар уже снят с производства либо прекращены его поставки и т.п., то в соответствии со статьей 416 ГК РФ обязательство продавца (изготовителя, уполномоченной организации или уполномоченного индивидуального предпринимателя, импортера) в части такой замены прекращается в связи с невозможностью исполнения и потребитель вправе предъявить иное из перечисленных в пункте 1 статьи 18 Закона о защите прав потребителей, в статье 503 ГК РФ требование. Бремя доказывания невозможности замены товара вследствие обстоятельств, за которые не может отвечать продавец (уполномоченная организация или уполномоченный индивидуальный предприниматель, импортер), а также бремя принятия последним всех необходимых мер для выполнения требований потребителя в указанных случаях лежит на продавце (уполномоченной организации или уполномоченном индивидуальном предпринимателе, импортере)».

Процитированная правовая позиция интересна в первую очередь тем, что в качестве исключения из общего классического правила допускает возникновение невозможности исполнения обязательств в случаях исчезновения или недоступности для должника вещей, определяемых родовыми признаками и являющихся объектами соответствующих обязательств. Данный пример также показывает, что вопрос об установлении невозможности исполнения обязательства — вопрос самостоятельный и его решение не связано непосредственно с применением мер гражданско-правовой ответственности. Следовательно, для такого установления в отношении должника, отвечающего независимо от вины, не требуется обязательно квалифицировать соответствующие обстоятельства в качестве действия непреодолимой силы. Ведь к последней в силу прямого указания п. 3 ст. 401 ГК не относится «отсутствие на рынке нужных для исполнения товаров» (что имеет место в приведенном примере).

И здесь показательно то, что дискуссионным в отечественной науке является вопрос о правовых последствиях неслучайной невозможности исполнения обязательства.

Сегодня все больше ученых у нас сходятся во мнении, что при такой невозможности исполнения обязательство прекращается, но возникает новое охранительное обязательство, в рамках которого к ответственной за это стороне должны применяться определенные санкции.

При этом не лишен оснований и второй подход: обязательство прекращается в силу невозможности исполнения полностью только в случае, если последняя «вызвана обстоятельством, за которое ни одна из сторон не отвечает». Если же отвечает — обязательство, прекратившись в соответствующей регулятивной своей части, будет продолжать существовать уже как охранительное правоотношение. И эту точку зрения у нас можно назвать традиционной. Исходя из буквального толкования п. 1 ст. 416 ГК, такого подхода придерживается законодатель. И правоприменительная практика в основном склоняется к этому.

Между тем первый из указанных двух подходов более предпочтителен, так как правовая конструкция прекращения обязательства невозможностью исполнения рассчитана на применение непосредственно к исполнению обязательства в натуре, к регулятивным правоотношениям, а к охранительным правоотношениям — лишь опосредованно, с учетом норм об основаниях ответственности за нарушение обязательства.

В рамках этого первого подхода справедливым будет вывод о том, что обязательство (регулятивное) прекращается и тогда, когда невозможность его исполнения вызвана обстоятельством, за которое та или иная сторона «отвечает».

Таким образом, невозможность исполнения обязательства как таковую, то есть вне связи с вопросом об ответственности за нарушение обязательства, не следует обусловливать невиновностью должника или иного лица в указанном неисполнении30, а также действием непреодолимой силы, когда должник отвечает независимо от вины. Данная невозможность — это препятствие для исполнения обязательства в натуре, установленное как факт, независимо от причин, его породивших. И в этом смысле такая невозможность всегда объективна. В связи с этим нельзя не признать обоснованным отрицание Д. М. Генкиным научности деления невозможности исполнения обязательства на объективную и субъективную. Также следует констатировать некорректность классификации этой невозможности на случайную и виновную.

Теория гражданского права также делит невозможность исполнения по времени ее возникновения на первоначальную, то есть существовавшую в момент, когда обязательство должно было возникнуть, и последующую, то есть наступившую в период существования обязательства. При этом, по мнению многих отечественных ученых, «первоначальная объективная невозможность делает недействительным обязательство»31, а в ст. 416 ГК имеется в виду только последующая невозможность исполнения32. И российские суды, по наблюдениям специалистов, в основном придерживаются такого подхода33. Утверждение о ничтожности сделки, обязательства по которой изначально невозможно исполнить, традиционно основывалось на выработанном римским частным правом принципе — impossibilium nulla obligatio est.

Но немало ученых у нас обосновывает неправильность использования первоначальной невозможности исполнения обязательства в качестве безусловного основания признания соответствующей сделки недействительной35. И на наш взгляд, данная позиция более обоснована. Еще Д. М. Генкин писал: «Вопрос о невозможности исполнения должен ставиться в тот момент, когда должно иметь место исполнение, поэтому деление невозможности на первоначальную и последующую должно быть отброшено»36. Сегодня данная позиция подкрепляется, в частности, ст. 3.1.3 «Первоначальная невозможность исполнения» Принципов международных коммерческих договоров УНИДРУА 2010 г., п. 1 которой гласит: «Само по себе обстоятельство, что в момент заключения договора исполнение принятого обязательства было невозможным, не затрагивает действительность договора».

При этом из буквального толкования п. 1 ст. 416 ГК в редакции, действовавшей до 01.06.2015, не следовала его неприменимость к первоначальной невозможности исполнения. А ГК прямо не закреплял и не закрепляет сейчас в качестве основания недействительности сделки первоначальную невозможность исполнения соответствующего обязательства38.

Концепция развития гражданского законодательства РФ предусмотрела применительно к ст. 416 ГК необходимость «определить понятие обстоятельства, за которое ни одна из сторон не отвечает». При этом было отмечено, что «к числу таких обстоятельств могут быть отнесены те, которые наступили после возникновения обязательства, в том числе наступившая впоследствии неспособность должника к исполнению». Таким образом, было предложено легализовать деление невозможности исполнения на первоначальную и последующую40 и определить все-таки сущность такой невозможности. Первое, о чем говорилось в самом начале настоящей статьи, было воспринято законодателем: п. 1 ст. 416 ГК после слов «Обязательство прекращается невозможностью исполнения, если она вызвана» был дополнен словами «наступившим после возникновения обязательства» (и конец предложения: «обстоятельством, за которое ни одна из сторон не отвечает»). Однако оба эти сформулированные в данной Концепции предложения, на наш взгляд, учитывая отсутствие в доктрине единодушия по соответствующим проблемам, представляются на сегодня одинаково необоснованными. Недаром от реализации второго из них законодатель на данном этапе отказался.

Еще в Концепции развития гражданского законодательства РФ было предложено учесть «причины издания того или иного акта и указать, что обязательство не подлежит прекращению в случаях, когда невозможность исполнения вызвана изданием акта публичного органа в связи с неправомерными действиями (бездействием) должника (например, при наложении ареста на его имущество

в порядке исполнительного производства)»41. Ранее необходимость в такого рода ситуациях толковать закон небуквально обнаружила правоприменительная практика, в частности в п. 5 информационного письма Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 21.12.2005 № 104 была сформулирована следующая правовая позиция: «Отзыв у должника лицензии, вызванный неправомерными действиями лицензиата, и неисполнение в связи с этим обязательства не являются основанием прекращения обязательств должника в результате издания акта государственного органа (статья 417 ГК РФ)». «Очевидно, что в подобных случаях обязательство не может считаться прекращенным невозможностью его исполнения, а должник должен нести ответственность перед кредитором за неисполнение соответствующего обязательства», — пишет по этому поводу В. В. Витрянский.

И законодатель учел указанное выше предложение. Статья 417 ГК была дополнена следующим положением: «Обязательство не считается прекращенным, если издание акта органа государственной власти или органа местного самоуправления, повлекшее невозможность исполнения обязательства, вызвано неправомерными действиями (бездействием) самого должника».

Однако повторим, что более верным представляется подход, согласно которому обязательство (регулятивное) прекращается и тогда, когда невозможность его исполнения вызвана обстоятельством, за которое та или иная сторона «отвечает», ведь речь идет только о невозможности исполнить обязательство в натуре.

В связи с этим правильнее было бы не дополнять ст. 417 ГК процитированным положением, а исключить из п. 1 ст. 416 ГК слова «если она вызвана обстоятельством, за которое ни одна из сторон не отвечает». Учитывая также сказанное выше применительно к делению невозможности исполнения обязательств на первоначальную и последующую, следует прийти к выводу о необходимости изложения теперь данного пункта в следующей редакции: «Обязательство прекращается невозможностью исполнения». Или, допустим, в таком, чуть более развернутом виде: «Невозможность исполнения обязательства прекращает обязанность должника совершить в пользу кредитора определенное действие либо воздержаться от определенного действия».

Глава 2. Судебная практика по вопросам денежных обязательств

2.1 Судебная практика по вопросам исполнения и обеспечения исполнения обязательств

Реформа обязательственного права в Российской Федерации породила новые тенденции в цивилистической науке и правоприменительной практике. Так, заимствование из зарубежных правовых систем конструкций заверений об обстоятельствах, возмещения потерь, межкредиторских соглашений, рамочных договоров, договоров с открытыми условиями, концепций баланса интересов сторон и встречного предоставления послужило отправной точкой для представления новых подходов в судебной практике к толкованию новелл гражданского законодательства. Можно выявить тенденцию к расширению функций суда при применении нормы права, теперь суд формирует собственную позицию в отношении конструкций и критериев, требующих оценки при рассмотрении каждого конкретного дела. Такое расширение функций суда свидетельствует о наличии элементов прецедентного права в российской правовой системе, что свидетельствует о дальнейшем развитии процесса унификации и гармонизации основных правовых систем современности.

На основе введения новых конструкций и заимствования новых концепций состоялось и изменение традиционных теоретико-практических подходов к понятию и признакам ряда способов обеспечения исполнения обязательств — неустойки, задатка, банковской гарантии. Введение новых способов обеспечения исполнения обязательств (независимой гарантии, обеспечительного платежа) также породило ряд теоретических и практических проблем.

Совершенствование современного российского обязательственного права основывается на Концепции развития гражданского законодательства РФ1, проекте федерального закона «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации», ставший платформой для ряда федеральных законов о внесении изменений в отдельные главы ГК РФ, в частности, для Федерального закона от 21 декабря 2013 г. № 379-Ф3 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», а также для Федерального закона от 8 марта 2015 г. № 42-ФЗ «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации».

За последние несколько лет судами различных инстанций была разработана правоприменительная практика, в которой содержатся новые подходы к толкованию современного российского обязательственного права. Особую роль играют акты Верховного Суда РФ (например, постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 марта 2016 г. № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса РФ об ответственности за нарушение обязательств», от 22 ноября 2016 г. № 54 «О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации об обязательствах и их исполнении»).

Цивилистическая наука также отражает и развивает основные направления изменения обязательственного права России. Значительное место в современных научных исследованиях занимают теоретические и практические проблемы исполнения и обеспечения исполнения обязательств в свете гражданско-правовой реформы.

При сравнительно-правовом анализе современного этапа развития основных правовых семей усматриваются общие черты российской правовой системы как с романо-германской, так и с англосаксонской правовыми семьями. Наиболее ярко данные сходные черты проявляются, в частности, в таких конструкциях, как договор управления залогом и возмещение потерь по правилам ст. 406.1 ГК РФ. Подобное расширение российской правовой системы в области частного права ставит новые цели и задачи перед правоприменителями и особенно — перед судами. Главная роль в толковании и оценке подобных понятий также отведена правоприменителям и в первую очередь — судебным органам. В связи с этим особое значение в толковании и дальнейшей эволюции частного права играет практика Верховного Суда Российской Федерации. в настоящий момент существуют два направления поиска баланса интересов сторон:

1) выявление слабой стороны обязательства;

2) выявление профессиональной стороны обязательства. Ни один из подходов не имеет однозначного приоритета, что ставит особую задачу перед судами при трактовке понятия «разумный баланс интересов участников обязательства». несмотря на легальную допустимость обеспечения задатком обязательства из предварительного договора, в законодательстве отсутствует механизм применения задатка к организационному обязательству. Традиционный механизм использования задатка неприменим к данного виду обязательств в силу его неимущественной, невзаимной правовой природы, отсутствия встречного представления. Автор выделила основные тенденции практики применения задатка к обеспечению организационного обязательства, указав на законодательную и практическую нерешенность проблемы реализации задатка исключительно в рамках организационного обязательства.

2.2 Денежные обязательства и обязательства в натуре государства

Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» поставило точку в спорах об «обязательной» или «консультативной» природе постановлений ЕСПЧ, указав при этом, что «применение судами вышеназванной Конвенции должно осуществляться с учетом практики Европейского суда по правам человека во избежание любого нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод». В постановлении от 27 июня 2013 г. № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. и Протоколов к ней» Пленум ВС РФ дал подробные разъяснения относительно применения Конвенции и учета правовых позиций ЕСПЧ: «Правовые позиции Европейского суда учитываются при применении законодательства Российской Федерации. В частности, содержание прав и свобод, предусмотренных законодательством Российской Федерации, должно определяться с учетом содержания аналогичных прав и свобод, раскрываемого Европейским судом при применении Конвенции и Протоколов к ней» (п. 3)1.

12 мая 2004 г. Комитет министров Совета Европы принял резолюцию 2004(3), призывающую ЕСПЧ отмечать в своих так называемых пилотных постановлениях, насколько это возможно в случае повторяющихся нарушений, «наличие структурной проблемы и источник этой проблемы», а также рекомендовать те меры общего характера, которые по необходимости следует принять во избежание повторения этих нарушений.

Первым пилотным постановлением ЕСПЧ в отношении России было постановление от 15 января 2009 г. по делу «Бурдов против России (№ 2)» (Burdov v. Russia, No. 2) по проблеме неисполнения или задержек в исполнении решений внутригосударственных судов по денежным обязательствам государства: выплаты пенсий, пособий, компенсаций.

Заявителем в данном деле являлся российский гражданин, который был призван военными органами в 1980-е гг. для участия в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. С конца 1990-х гг. российские суды удовлетворяли его многократные требования о выплате различных денежных пособий, но их решения не исполнялись в течение длительных периодов времени. Настоящая жалоба касалась длительного неисполнения нескольких решений, вынесенных в пользу заявителя в 2003—2007 гг.

Суд счел уместным применить процедуру пилотного постановления в данном деле, учитывая, в частности, повторяющийся и длящийся характер лежащих в его основе проблем, широкий круг лиц, затронутых этими проблемами в России, и срочную необходимость обеспечить быстрое и надлежащее восстановление их прав, включая возмещение причиненного им ущерба, на внутригосударственном уровне.

По мнению Суда, серьезная озабоченность и выводы различных органов как внутри страны, так и на международном уровне созвучны 200 постановлениям ЕСПЧ в отношении России, высветившим данные структурные проблемы в их различных аспектах. Эти проблемы затрагивают не только права жертв Чернобыля, как в названном деле, но и права других широких и уязвимых слоев российского населения: неисполнение зачастую имело место в делах, касающихся выплат пенсий, детских пособий, компенсаций ущерба, понесенного на военной службе, или ущерба за необоснованное уголовное преследование.

Суд выразил серьезную озабоченность по поводу того, что нарушения, констатированные в данном постановлении, имели место несколько лет спустя после первого постановления ЕСПЧ от 7 мая 2002 г. в пользу того же самого заявителя и вопреки обязательству России в соответствии с Европейской конвенцией принять под контролем Комитета министров необходимые меры для разрешения проблемы. Неисполнение одного из судебных решений в пользу заявителя длилось до августа 2007 г. во многом из-за того, что компетентный государственный орган своевременно не принял соответствующей процедуры. В то же время Суд отметил в положительном свете различные меры общего характера, находящиеся на рассмотрении российских властей, в частности внесенные в парламент законопроекты, преследующие создание внутригосударственных средств правовой защиты в случае неисполнения задержек в исполнении судебных актов.

На системный характер неисполнения решений российских судов обращал внимание и Комитет министров Совета Европы в Меморандуме, подготовленном Департаментом по контролю за исполнением постановлений ЕСПЧ3. В Меморандуме проанализирована процедура исполнения судебных актов в 2006 г.

Так, в период с 1997 по 2001 г. служба судебных приставов была единственным компетентным органом, обеспечивающим исполнение всех судебных актов, включая те, которые были приняты против государства, его субъектов, их органов, муниципалитетов или их структур (далее — органы власти). Федеральный закон от 21 июля 1997 г. № 119-ФЗ «Об исполнительном производстве» (утратил силу) уполномочивал судебных приставов принимать все необходимые меры в этом отношении, включая наложение ареста на денежные средства или имущество должников. Нарушения, констатированные Европейским судом в течение этого периода, в основном возникали из-за неэффективности службы судебных приставов.

В период с 2001 по 2005 г. исполнение судебных актов в отношении органов власти в основном базировалось на специальной процедуре, установленной постановлениями Правительства РФ, вверившими исполнение таких судебных актов Министерству финансов4. Кроме того, ежегодные законы «О федеральном бюджете» (начиная с Федерального закона от 27 декабря 2000 г. № 150-ФЗ) уполномочивали должным образом Министерство финансов осуществлять необходимые выплаты. Компетенция судебных приставов в данной сфере была исключена законом начиная с 2003 г. (Федеральный закон от 24 декабря 2002 г. № 176-ФЗ). Какие-либо принудительные меры с целью обеспечить исполнение судебных актов предусмотрены не были.

Несмотря на эти законы и нормы, в период с 2001 по 2003 г. Верховный Суд РФ несколько раз выносил решения о том, что существование специальной исполнительной процедуры в принципе не мешает взыскателям при необходимости добиваться исполнения судебного акта через службу судебных приставов. Однако исполнение таких судебных актов через службу судебных приставов оказывалось неэффективным на практике.

14 июля 2005 г. Конституционный Суд РФ признал постановление Правительства РФ № 666 неконституционным, определив, что специальная (исполнительная) процедура может быть установлена только законом. Конституционный Суд дал властям срок до 1 января 2006 г., с тем чтобы создать соответствующую исполнительную процедуру с учетом следующих принципов:

исполнение судебных актов должно осуществляться в разумный срок;

исполнительное производство должно подвергаться эффективному, а не формальному судебному контролю, позволяющему обжалование действий государственных служащих, затягивающих исполнение судебных актов или отказывающих в нем;

неисполнение судебного акта должно приводить к ответственности должников в соответствии с федеральными законами, и должен существовать специальный механизм, предусматривающий ответственность государственных служащих за неисполнение или несвоевременное исполнение.

Вслед за постановлением Конституционного Суда РФ Государственная Дума приняла Федеральный закон от 27 декабря 2005 г. № 197-ФЗ, который закрепил специальную исполнительную процедуру и внес изменения в Бюджетный, Уголовно-процессуальный, Арбитражный кодексы и Федеральный закон «Об исполнительном производстве»).

Новая процедура исполнения судебных актов, принятых в отношении органов власти, действующая с января 2006 г., в значительной степени основывается на презумпции, что новые ответственные органы, Федеральное казначейство (включая его территориальные подразделения), будут впредь эффективно обеспечивать по запросу взыскателя исполнение судебных актов. Предоставление взыскателям права использовать принудительные механизмы исполнения в отношении органов власти не было расценено как необходимое.

Отметив такие элементы новой процедуры, как значительное ограничение полномочий судебных приставов, введение единообразной процедуры исполнительного производства, установление мер в отношении исполнения денежных обязательств государства, субсидиарной ответственности государства и государственных служащих в случае неисполнения, упомянутый Меморандум перечислил вопросы, требующие прояснения в отношении новой исполнительной процедуры:

улучшение бюджетной процедуры в Российской Федерации;

создание субсидиарного механизма принудительного исполнения судебных актов, включая наложение ареста на государственное имущество;

обеспечение через суды эффективной ответственности государства за неисполнение судебных актов;

введение дополнительных процентов в случае неисполнения;

обеспечение эффективной ответственности государственных служащих за неисполнение;

возможный пересмотр роли судебных приставов и повышение их эффективности.

В этом же направлении мотивировал свое постановление по делу «Бурдов против России (№ 2)» и Европейский суд. Он, в частности, отметил, что проблемы и нарушения, установленные в данном деле, а именно длительное неисполнение судебных решений относительно денежных обязательств государства, являются крупномасштабными и сложными по происхождению. Они не развиваются из конкретной юридической или регулирующей нормы либо конкретного пробела в российском законе, поэтому требуют принятия исчерпывающих и сложных мер, возможно законодательного характера, затрагивающих различные органы государственной власти как на федеральном, так и на региональном уровне. Суд счел необходимым уточнить, что «государство-ответчик свободно в выборе средств, которыми оно исполнит свое правовое обязательство по ст. 46 Конвенции, при условии, что такие средства будут совместимы с выводами, установленными в постановлении Суда (Scozzari and Guinta v. Italy [G. C.], ECHR 2000-VIII, § 249 (§ 136 постановления)).

Суд в мотивировке рекомендуемых общих мер сделал несколько оговорок принципиального характера. Отметив еще раз наличие «множества сложных юридических и практических вопросов, которые в принципе выходят за рамки юридической функции Суда» (§ 137), ЕСПЧ, таким образом, «воздерживается в этих обстоятельствах от указания какой-либо конкретной общей меры, которая должна быть принята».

Что касается эффективных внутренних средств правовой защиты от судебной волокиты, гарантия которых вытекает из ст. 13 «Право на эффективное средство правовой защиты» Европейской конвенции, Суд признал: «В свете выводов Суда крайне маловероятно, что такое эффективное средство правовой защиты может быть установлено без изменения внутреннего законодательства в определенных конкретных вопросах» (§ 138).

Вполне в духе установки на «диалог судей» ЕСПЧ подчеркнул, что он придает большое значение выводам Конституционного Суда РФ6, который предложил Федеральному Собранию с января 2001 г. установить порядок возмещения вреда, возникающего, наряду с прочим, от чрезмерно длительного судебного разбирательства. Суд также поддержал законодательную инициативу, предпринятую Верховным Судом РФ в этой области7, и отметил законопроект, внесенный ВС РФ в Государственную Думу 30 сентября 2008 г. с целью учредить средства правовой защиты в отношении нарушений, о которых шла речь (§ 139). Таким образом, ЕСПЧ невольно стимулировал рассмотрение этого законопроекта.

В вынесенном постановлении ЕСПЧ единогласно постановил:

имело место нарушение ст. 6 «Право на справедливое судебное разбирательство» Европейской конвенции и ст. 1 «Защита собственности» Протокола № 1 к Конвенции в результате длительного неисполнения государством трех решений внутригосударственных судов, обязывающих власти произвести денежные выплаты заявителю;

имело место нарушение ст. 13 Европейской конвенции в результате отсутствия внутригосударственных эффективных средств правовой защиты в случае неисполнения или задержек в исполнении судебных решений, вынесенных в пользу заявителя;

вышеуказанные нарушения имели место вследствие практики, несовместимой с Конвенцией, которая состоит в повторяющихся невыплатах государством своих долгов по судебным решениям и в отношении которой пострадавшие не имеют эффективного внутригосударственного средства правовой защиты;

государство-ответчик должно создать в течение шести месяцев с момента, в который настоящее постановление станет окончательным в соответствии со ст. 44 § 2, эффективное внутригосударственное средство правовой защиты или комплекс таких средств, которые обеспечили бы быстрое и адекватное восстановление нарушенных прав, включая возмещение ущерба, в случае неисполнения или задержек в исполнении национальных судебных решений в соответствии с принципами Европейской конвенции, закрепленными в постановлениях ЕСПЧ;

государство-ответчик должно обеспечить такое восстановление прав, включая возмещение ущерба, в течение одного года с момента, в который настоящее постановление станет окончательным в пользу всех пострадавших от невыплаты или чрезмерных задержек в выплате государственными властями долгов по судебным решениям во всех делах, поданных в Суд до вынесения настоящего постановления и направленных правительству в соответствии с Правилом 54 § 2(Ь) Правил процедуры Суда;

в ожидании принятия вышеуказанных мер Суд приостановит на один год с момента, в который настоящее постановление станет окончательным, процедуру во всех делах, касающихся исключительно неисполнения и (или) задержек в исполнении судебных решений, обязывающих государственные органы к выплате денежных сумм; данное решение не препятствует полномочиям Суда объявить в любой момент любое такое дело неприемлемым или прекратить по нему судопроизводство в результате мирового соглашения между сторонами или урегулирования спора другими средствами в соответствии со ст. 37 или 39 Конвенции.

Забегая вперед, отметим, что аналогичные пилотные постановления ЕСПЧ вскоре вынес в отношении Молдовы (Olaru and Others v. Moldova, 28 июля 2009 г.) и Украины (Yuri Ivanov v. Ukraine, 15 октября 2009 г.), также предписав им принятие мер общего характера, аналогичные тем, которые указаны в деле Бурдова № 2 и с прямыми ссылками на соответствующее постановление.

Пилотное постановление по делу Бурдова № 2 вступило в силу 4 мая 2009 г., российские власти представили Комитету министров Совета Европы информацию о внесении в Государственную Думу соответствующих законопроектов, однако принятие законов несколько затянулось.

21 апреля 2010 г. Государственная Дума наконец приняла федеральные законы от 30 апреля 2010 г. № 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» (далее — Закон о компенсации) и № 69-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона "О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок"», которые вступили в силу 4 мая 2010 г. — ровно год спустя после вступления в силу постановления ЕСПЧ.

Впервые в отечественном праве законодательный акт устанавливал в детальной форме ответственность государства в лице его органов за неисполнение судебного акта в срок. Кроме того, он воспроизводил принятый Европейским судом стандарт, в силу которого неисполнение судебного решения является нарушением права на справедливое правосудие, поскольку процедура остается незавершенной, даже если суд принял решение в пользу истца, но оно не было исполнено (эту позицию высказал и Пленум ВС РФ в указанном постановлении от 10 октября 2003 г. № 5).

Статья 1 «Право на компенсацию за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» Закона о компенсации (получившего в Страсбурге и в правозащитных кругах наименование «Закон Бурдова») гласит: «Граждане Российской Федерации, иностранные граждане, лица без гражданства, российские, иностранные и международные организации, являющиеся в судебном процессе сторонами или заявляющими самостоятельные требования относительно предмета спора третьими лицами, взыскатели, должники, а также подозреваемые, обвиняемые, подсудимые, осужденные, оправданные, потерпевшие, гражданские истцы, гражданские ответчики в уголовном судопроизводстве, в предусмотренных федеральным законом случаях другие заинтересованные лица при нарушении их права на судопроизводство в разумный срок... или права на исполнение в разумный срок судебного акта, предусматривающего обращение взыскания на средства бюджетов бюджетной системы Российской Федерации... могут обратиться в суд, арбитражный суд с заявлением о присуждении компенсации за такое нарушение в порядке, установленном настоящим Федеральным законом и процессуальным законодательством Российской Федерации».

Размер компенсации определен в ч. 2 ст. 2: «Размер компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок определяется судом, арбитражным судом исходя из требований заявителя, обстоятельств дела, по которому было допущено нарушение, продолжительности нарушения и значимости его последствий для заявителя, а также с учетом принципов разумности, справедливости и практики Европейского суда по правам человека».

ЕСПЧ после принятия «Закона Бурдова» счел, что в российской правовой системе появилось эффективное средство правовой защиты, которое необходимо исчерпать, прежде чем направлять жалобы в Страсбург. В решении о неприемлемости жалоб Ю. Наговицына и М. Налгие-ва (Nagovitsyn and Nalgiev v. Russia (Dec), 23 сентября 2010 г.) Суд установил: «Европейский суд считает правильным и обоснованным в обстоятельствах настоящего дела потребовать от заявителей прибегнуть к новому внутригосударственному средству правовой защиты, введенному Законом о компенсации» (§ 37)8. Суд вместе с тем предупредил: «Однако позиция Европейского суда может подлежать пересмотру в будущем в зависимости, в частности, от способности национальных судов создать последовательную судебную практику применения Закона о компенсации в соответствии с требованиями Конвенции...» (§ 42).

Согласно судебной статистике, за период c 4 мая по 31 декабря 2010 г. только в суды общей юрисдикции было подано более 3 тыс. заявлений о присуждении компенсации, начала формироваться судебная прак-тика10. Одновременно за этот период усилиями Министерства юстиции РФ, в котором находится Аппарат Уполномоченного Российской Федерации при Европейском суде, было заключено около 1500 мировых соглашений с заявителями, обратившимися с жалобами в ЕСПЧ в связи с неисполнением судебных решений — государство признавало нарушения разумных сроков и выплачивало компенсацию, аналогичную той, которую присуждает в таких случаях Европейский суд. В результате все эти «замороженные» дела были сняты Судом с рассмотрения согласно ст. 37 и 39 Европейской конвенции.

Отметим, что за год действия нового закона доля жалоб в ЕСПЧ на неисполнение судебных решений упала с 40% до 17% и продолжала снижаться в последующие годы. Стала формироваться судебная практика в стране. Можно было бы с удовлетворением констатировать решение хотя бы этой структурной проблемы отечественной правоприменительной практики, если бы не одно обстоятельство.

23 декабря 2010 г. было принято совместное постановление Пленумов Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ № 30/64 «О некоторых вопросах, возникших при рассмотрении дел о присуждении компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» (утратило силу). Постановление обобщало судебную практику по применению положений Закона о компенсации, давало разъяснения по рассмотрению обращений в суды общей юрисдикции и в арбитражные суды заявлений о присуждении компенсации. Вместе с тем оно уточняло, что действие Закона распространяется только на денежные обязательства бюджетных (казенных) учреждений: «Под денежным обязательством согласно ст. 6 Бюджетного кодекса Российской Федерации понимается обязанность получателя бюджетных средств уплатить бюджету, физическому лицу и юридическому лицу за счет средств бюджета определенные денежные средства в соответствии с выполненными условиями гражданско-правовой сделки, заключенной в рамках его бюджетных полномочий, или в соответствии с положениями закона, иного правового акта, условиями договора или соглашения. В связи с этим судам следует иметь в виду, что действие Закона о компенсации не распространяется на требования о присуждении компенсации в случае нарушения срока исполнения судебных актов, предусматривающих обращение взыскания на денежные средства граждан, а также организаций, не являющихся получателями бюджетных средств».

Постановление фактически выводило из Закона о компенсации не предусмотренные бюджетом обязательства. Таким образом, эффект данного Закона оказался половинчатым, ибо не защищал права граждан, в отношении которых государство не исполняло так называемые обязательства в натуре, а это квартиры льготникам и военнослужащим, инвалидные коляски и специальный транспорт для инвалидов, услуги ЖКХ и т. д.

Уже в деле о жилье для военнослужащих «Кравченко и другие против России» (Kravchenko et Autres c. Russie, 16 сентября 2010 г.) Суд послал сигнал о том, что он «не предрешает вопрос об эффективности нового средства правовой защиты» в данном конкретном деле о длительных проволочках с предоставлением жилья увольняющимся военнослужащим (напомним, что постановление принято до упомянутого разъяснения закона двумя высшими судами).

В следующих постановлениях этой серии (Ilyushkin and Others v. Russia, 17 апреля 2012 г.; Kalinkin and Others v. Russia, 17 апреля 2012 г.) Суд уже однозначно высказался и о нарушении ст. 13 Европейской конвенции, подчеркнув, что новое законодательство не охватило проблему неисполнения судебных решений, присуждающих жилье российским военнослужащим.

Таким образом, площадка для принятия нового «пилотного постановления» была подготовлена, тем более что в Суде накапливались сотни новых дел по неисполнению обязательств государства. По этой причине было отобрано 15 жалоб о неисполнении различных неденежных обязательств, все они были объединены в единое производство по жалобам Михаила Ефимовича Герасимова и 14 других заявителей против России (Gerasimov and Others v. Russia, 1 июля 2014 г.).

Суд пришел к выводу, что характер лежащих в основе дела проблем, разнообразие и уязвимость ситуаций, в которых оказались многочисленные заявители, представляющие все регионы обширной российской территории, свидетельствуют о наличии ситуации, длящейся по меньшей мере на протяжении 15 лет. С учетом глубины проблемы, а также большого числа пострадавших российских граждан и острой необходимости незамедлительного и адекватного восстановления их прав оправдано, с точки зрения Суда, применение процедуры «пилотного постановления». Для Суда имеет принципиальное значение то, что существует системная проблема с точки зрения как сроков исполнения судебных решений по обязательствам государства в натуре, так и отсутствия эффективных средств правового воздействия на ускорение процесса исполнения (§ 134).

Относительно Закона о компенсации, на который ссылались власти в своем ответе на коммуникацию, Суд отметил, что власти «радикальным образом ограничили сферу его действия теми судебными актами, которые возлагают на государство обязательства выплаты денежных средств из бюджета. Соответственно, у заявителей в данном деле не было в Законе о компенсации эффективного средства правовой защиты на внутригосударственном уровне» (§ 161)11.

Что касается мер общего характера, обычно предписываемых «пилотным постановлением» государству-ответчику, Суд использовал методологию, апробированную в деле Бур-дова № 2:

«Существует несколько способов, которыми эта цель может быть достигнута в законодательстве Российской Федерации, и Европейский суд не намерен навязывать конкретный выбор с учетом дискреции государства-ответчика по отбору средств, которые оно использует для исполнения судебного решения... Власти Российской Федерации могут выбрать наиболее простое решение, распространив сферу действия Закона о компенсации на все дела о неисполнении судебных решений, вынесенных против государства, и Европейский суд приветствует недавние законодательные инициативы в этом направлении... Тем не менее власти могут предпочесть внесение изменений в другие нормативные акты, которые дадут тот же эффект» (§ 224).

«С учетом вышеизложенного и, в частности, неотложной необходимости обеспечить без дальнейшей задержки реальную внутригосударственную защиту от повторяющихся нарушений Конвенции, затрагивающих большие группы населения в Российской Федерации, Европейский суд находит, что внутригосударственное средство правовой защиты или комбинация средств правовой защиты, требуемые настоящим Постановлением, должны стать доступными в законодательстве Российской Федерации в течение одного года с даты вступления в силу постановления. По мнению Европейского суда, этот срок согласуется с опытом первого пилотного постановления, природой мер, которые должны быть приняты государством-ответчиком, и уже имеются национальные законодательные инициативы по этому поводу» (§ 226).

Реакция законодателей на пилотное постановление по делу Герасимова была более замедленной, чем на постановление по делу Бурдова № 2.

19 декабря 2016 г. принят Федеральный закон № 450-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон "О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок" в части присуждения компенсации за нарушение права на исполнение в разумный срок судебного акта, предусматривающего исполнение государством требований имущественного и (или) неимущественного характера».

Как следует из пояснительной записки к проекту закона, он был подготовлен как ответ на «пилотное постановление» по делу «Герасимов и другие против России», а также других аналогичных постановлений ЕСПЧ. Таким образом, в настоящее время новый Закон о компенсации распространяется на все случаи исполнения органами государственной власти и местного самоуправления судебных актов.

В соответствии с Законом судебные решения о присуждении компенсации исполняются Министерством финансов РФ, финансовыми органами субъектов РФ, финансовыми органами муниципальных образований в трехмесячный срок со дня их поступления на исполнение в порядке, установленном бюджетным законодательством Российской Федерации (ст. 2421 и 2422 БК РФ). Кроме того, Кодексом административного судопроизводства РФ предусмотрены средства понуждения судебных приставов-исполнителей к скорейшему исполнению судебных актов рассматриваемой категории (гл. 26 КАС РФ).

Отметим, что принятие новой редакции Закона о компенсации не потребовало дополнительных изменений порядка исполнения судебных актов о присуждении компенсации, установленных БК РФ. При исполнении судебных актов в объемах, превышающих ассигнования, утвержденные законом о бюджете на эти цели, вносятся соответствующие изменения в сводную бюджетную роспись (п. 5 ст. 2422 БК РФ).

29 марта 2016 г. Пленумом Верховного Суда РФ принято постановление № 11 «О некоторых вопросах, возникающих при рассмотрении дел о присуждении компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок», в котором даны разъяснения судам порядка рассмотрения дел данной категории в свете правовых позиций Европейского суда и Конституционного Суда РФ.

Пока рано обобщать практику применения российскими судами Федерального закона от 19 декабря 2016 г. № 450-ФЗ. Несомненно одно: отныне законодательно закреплено положение о том, что граждане Российской Федерации получили возможность обжалования в суде неисполнение судебных решений как по денежным обязательствам государства, так и по обязательствам в натуре.

 

Заключение

Всякое обязательство по своей природе предполагает свое завершение по достижении своей цели или без таковой. В связи с этим можно говорить о прекращении обязательства, которое предполагает разрыв правовой связи между должником и кредитором с утратой корреспондирующих прав и обязанностей и без правовых последствий. 

Под прекращением обязательства понимается прекращение прав и обязанностей сторон обязательства, которые составляют содержание обязательства и связывают кредитора и должника. Основанием прекращения обязательства может быть расторжение договора по обоюдному согласию сторон при соблюдении всех требований предусмотренных законом.

В ряде случаев по соглашению сторон прекращение обязательства без его исполнения может осуществляться передачей определенного материального эквивалента (вещи или денежной суммы). Такая замена исполнения обязательства называется отступное. Обязательство может быть прекращено полностью или частично зачетом встречного однородного требования, срок которого наступил или не указан либо определен моментом востребования. В экономическом обороте допускаются соглашения сторон о замене первоначального обязательства новым между теми же лицами с другим предметом или способом исполнения. Такое соглашение называется новация. Одним из способов прекращения обязательства является прощение долга.

В практике гражданско-правовых отношений возможны случаи прекращения обязательств при совпадении должника и кредитора в одном лице. Смертью гражданина могут прекращаться обязательства строго личного характера (обязательства алиментные и по возмещению вреда жизни и здоровью).

Ликвидация юридического лица, как на стороне кредитора, так и должника также прекращает обязательство, кроме случаев, когда законом или иными правовыми актами исполнение обязательства ликвидируемого юридического лица возлагается на другое лицо (при возмещении вреда).

Список использованных источников

1	Постановление Арбитражного суда Московского округа от 13.01.2017 № Ф05-1037/2016 по делу № А40-38547/15 «О взыскании процентов за пользование чужими денежными средствами» // СПС «Консультант Плюс».
2	Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24.03.2016 № 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской федерации об ответственности за нарушение обязательств».
3	Витрянский В. В. Реформа части первой Гражданского кодекса Российской Федерации // Арбитражные споры. — 2016. — № 1. — С. 70—83.
4	Бюллетень Европейского суда по правам человека. Российское издание. 2014. № 11.
5	Зимненко Б. Л. Вопрос реализации судами общей юрисдикции Федерального закона от 30 апреля 2010 г. № 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» // Судья. 2011. № 3.
6	Информационно-тематический обзор ЕСПЧ «Пилотные постановления» (2015). URL: http://echr.coe//factsheets/Rus; Pilot Judgement Procedure in the European Court of Human Rights and the Future Development of Human Rights' Standards and Procedures. Warsaw, 2009.
7	Ковлер А. И. «Герасимов и другие против России» — новое «пилотное постановление» Европейского суда // Международное правосудие. 2014. № 3.
8	Морозов С. Ю., Мызров С. Н. О предмете договора в рамках Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации // Цивилист. — 2011. — № 1. — С. 59—64.
9	Тимошин Н. В., Зимпенко Б. Л. О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней // Судья. 2013. № 10.
10	Челышев М. Ю. Вопросы межотраслевых связей гражданского права в Концепции развития гражданского законодательства и проекте Гражданского кодекса Российской Федерации // Гражданское право. — 2011. — № 1. — С. 3—7.