Преподаватель который помогает студентам и школьникам в учёбе.

Оперативно-розыскная деятельность: гласно и негласно (Юриспруденция)

Содержание:

Введение

Актуальность. Вопрос о понятии, сущности и значении оперативно-розыскной деятельности достаточно подробно освещен в научной литературе как бывшего СССР, так и последующих постсоветских государствах.

Суть этих изысканий можно свести к тому, что в условиях роста преступности, особенно ее организованных форм, достижение цели уголовного процесса только легальными способами, без использования непроцессуальных методов ОРД невозможно. Реальный риск нарушения прав и свобод человека, возможный при осуществлении ОРД, требует ее строгой законодательной регламентации. Несмотря на общую познавательную направленность со следственными действиями, результаты ОРД в доказывании могут служить лишь основой для формирования всех видов доказательств и создавать условия и предпосылки для их установления, так как без подтверждения их в уголовно-процессуальном порядке они доказательствами не являются.

Разногласия касаются лишь критериев допустимости результатов ОРД, поскольку одни ученые считают, что приемлем лишь генезисный подход, а другие ратуют за привлечение «свободных» доказательств, источник происхождения которых не имеет значения, поскольку может быть проверен посредством других процессуальных действий, подтверждающих его достоверность.

Помимо этого, проблема обостряется стремлением законодателя достигнуть компромисса в уголовно-процессуальной системе, с тем, чтобы обеспечить защиту граждан от преступных посягательств путем надлежащей реализации уголовного закона и, в то же время, гарантировать охрану прав и законных интересов лиц, вовлеченных в сферу уголовного судопроизводства.

При этом если теория ОРД делает основной упор на совершенствование тактических приемов преодоления уголовно-процессуальных барьеров, то наука уголовного процесса в большей степени нацелена на поиск правового компромисса (например, путем расширения перечня источников доказательств за счет включения в него данных, добытых оперативно-розыскным путем).

Цель работы – исследование особенностей гласной и негласной оперативно-розыскной деятельности.

Задачи работы:

исследовать особенности правового регулирования гласной и негласной оперативно-розыскной деятельности и определить пути их решения;
рассмотреть принцип конспирации в оперативно-розыскной деятельности;
рассмотреть современные вопросы процессуальной регламентации негласного производства и взаимодействия следователя с сотрудниками оперативных подразделений;
исследовать зарубежный опыт негласной оперативно-розыскной деятельности (на примере Швейцарии).

Объект исследования – гласная и негласная оперативно-розыскная деятельность.

Научно-методическая основа работы: нормативно-законодательные акты, регулирующие оперативно-розыскную деятельность в Российской Федерации; учебно-практические пособия, публикации в периодических изданиях, интернет-источники.

Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы.

Глава 1. Содержание гласной и негласной оперативно-розыскной деятельности

1.1. Правовое регулирование гласной и негласной оперативно-розыскной деятельности

Правовое регулирование негласной оперативно-розыскной деятельности носит сложный и многоаспектный характер, а его совершенствование лежит в плоскости решения как идеологических, так фундаментальных и прикладных проблем. В настоящее время совершенно очевидным является несоответствие современного состояния нормативной регламентации полномочий уполномоченных органов государства по негласности действий при раскрытии преступлений международным стандартам и криминальной обстановке в России. Несмотря на то, что ратифицированные международно-правовые акты обязывают Россию осуществлять и участвовать в осуществлении негласных специальных операций по борьбе с преступностью, до настоящего времени в отечественном законодательстве порядок их проведения детально не регламентирован.

В этой части нельзя игнорировать и многочисленные решения Европейского Суда по правам человека, в которых констатируется не только нарушение отдельных положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод, но и формулируется правовая позиция относительно проведения негласных операций и соответствия норм российского законодательства общепризнанным принципам международного права. В качестве иллюстрации можно привести ряд правовых позиций Европейского Суда по правам человека, которые должны быть учтены при совершенствовании уголовно-процессуальных и оперативно-розыскных норм в части проведения негласных мероприятий.

1. Российское законодательство не определяет с достаточной ясностью пределы и характер использования дискреции для сбора и хранения в базе данных информации о личной жизни, нет никаких указаний в форме, доступной общественности, на минимальные гарантии от злоупотреблений.

2. Закон должен соответствовать принципу верховенства права. В контексте негласного контроля со стороны органов внутренних дел, законодательство должно предусматривать гарантии от произвольного вмешательства в права лица, гарантированные статьей 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

3. Закон должен быть сформулирован в достаточно ясных выражениях, чтобы давать адекватное представление об обстоятельствах и условиях, при которых публичные органы вправе прибегнуть к негласным операциям.

4. Недопустимо получать доказательства методами принуждения или подавления вопреки воле обвиняемого.

5. Применение агентов под прикрытием должно быть ограничено; сотрудники полиции могут действовать тайно, но не заниматься подстрекательством. Законодательство не должно позволять использование доказательств, полученных в результате подстрекательства со стороны государственных агентов.

6. Следует устанавливать ясную и предвидимую процедуру специального контроля за негласной деятельностью, чтобы обеспечить добросовестность со стороны органов государственной власти и соблюдение должных целей со стороны правоохранительных органов.

7. Необходимо искать средства, позволяющие не подвергать риску раскрытие личности агента, и вместе с тем давать возможность обвиняемому сформулировать возражения по поводу его показаний.

Безусловно, правовые позиции Европейского Суда по правам человека и высших судов Российской Федерации должны быть учтены в законодательстве. В этой связи в юридическом сообществе все чаще высказывается мнение о необходимости разработки и принятия нового оперативно-розыскного закона и внесения соответствующих изменений в уголовно-процессуальный кодекс, позволяющих оптимизировать правовое поле негласной юридической практики.

С этим нельзя не согласиться. Однако формирование содержательной части нормативных правовых актов должно предваряться определением исходных методологических посылок, позволяющих наметить «контуры» концепции правового регулирования негласной деятельности по раскрытию и расследованию преступлений.

Анализ воззрений на фундаментальные положения оперативно-розыскной деятельности не позволяет сделать оптимистический вывод о скором научном консенсусе в части оптимизации ее правовой регламентации. Учитывая, что до последнего времени подобные вопросы рассматривались преимущественно при решении научных проблем оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельности, позиции ученых в этой части заслуживают особого внимания. Спектр взглядов на концепцию правового регулирования оперативно-розыскной деятельности достаточно широк. Приведем некоторые из них.

Первый. Закон об оперативно-розыскной деятельности не нужен. Негласные способы собирания доказательств, в том числе оперативно-розыскные мероприятия, должны быть закреплены в уголовно-процессуальном законодательстве.

Нормы о сущности, принципах, задачах оперативно-розыскной деятельности не требуют нормативного закрепления и должны отражаться в научной и учебной литературе. Разделение оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельности не отвечает современным правоотношениям и правосознанию.

Второй. Конгломерат законодательных актов в сфере оперативно-розыскной, контрразведывательной, частно-сыскной и иной деятельности по профессиональному сыску регламентирует во многом идентичные общественные отношения, а потому должен быть сведен к «общему знаменателю». Выходом из создавшейся ситуации может быть в сведении воедино всего нормативного правового «сыскного массива» в два законодательных акта федерального уровня – федеральный закон «О государственной профессиональной сыскной деятельности» и федеральный закон «О негосударственной профессиональной сыскной деятельности». Возможно более революционное решение – принятие федерального закона «О профессиональной сыскной деятельности», включающего нормы как публичного, так и частного права.

Третий. Федеральный закон «Об оперативно-розыскной деятельности» должен регламентировать лишь негласные мероприятия и действия оперативных подразделений. Что же касается гласных мер, то это сфера исполнительно-распорядительных отношений, регулируемых административным правом.

Четвертый. Совершенствование правового регулирования оперативно-розыскной деятельности следует рассматривать в рамках концепции оперативно-розыскного права как самостоятельной отрасли права. Чаще всего в русле этой концепции оптимизация правового регулирования увязывается с разработкой и принятием оперативно-розыскного кодекса.

В последние годы в научной литературе активно обсуждается проблема совершенствования досудебного следствия, в том числе и негласного расследования преступлений, а по существу обнаружившейся линии на «перемещение» в уголовно-процессуальное законодательство приемов и методов оперативно-розыскной деятельности.

Негативно влияет на легитимизацию негласных мер раскрытия и расследования преступлений отсутствие в российских науках уголовного процесса и оперативно-розыскной деятельности частной теории негласных следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий (теории негласности расследования и раскрытия преступлений). Конечно, в современной правовой науке присутствует обоснование и аргументация различных уголовно-процессуальных и оперативно-розыскных концепций раскрытия и расследования преступлений. Однако, несмотря на их высокую научную ценность, излагаемые в них идеи часто основаны на совершенно иной доктрине доказывания по уголовным делам. В связи с чем отечественная юридическая наука уже не может ответить на запросы практики и существенно отстает от достижений зарубежных научных школ в понимании как сути гласности и негласности расследования, так и их пределов. Сейчас уже можно уверенно говорить о настоятельной необходимости создания приемлемой для научного сообщества частной теории негласности расследования и раскрытия преступлений, на базе которой могли бы эффективно развиваться законотворческий процесс и оперативно-следственная практика. Но для такой теории не сформулированы даже базовые концептуальные положения.

На наш взгляд, изначально важно избавить участников уголовно-процессуальной деятельности от негативной мотивации по восприятию результатов негласных мероприятий и их применению при доказывании, а также пересмотреть некоторые базовые теоретические положения российского уголовного процесса и оперативно-розыскной деятельности. В частности, понятие следственных действий; гласность расследования; принцип непосредственности восприятия следователем их хода и получаемой посредством их проведения информации как обязательном условии допустимости ее использования при доказывании; понятие и основания проведения оперативно-розыскных мероприятий; использование при доказывании результатов оперативно-розыскной деятельности.

Реформирование должно способствовать устранению избыточных процедур при доказывании, сокращению сроков расследования, минимизации материальных и моральных издержек участников уголовно-процессуальной деятельности.

1.2. Принцип конспирации в оперативно-розыскной деятельности

Принцип конспирации как один из основополагающих принципов оперативно-розыскной деятельности (далее – ОРД) провозглашен в ст. 3 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности»1 (далее – Закон об ОРД). Впервые в российской и вообще мировой истории конспирация как «совокупность приемов, средств и методов, позволяющих сохранять в тайне от окружающих факты и обстоятельства какой-либо деятельности и не допускать нежелательного распространения имеющихся сведений», была законодательно определена в качестве организующего начала важнейшей для общества и государства сферы.

Хотя отдельные исследования вопросов конспирации в сыскной деятельности проводились до принятия в 1992 г. первой редакции Закона «Об оперативно-розыскной деятельности в Российской Федерации» (и даже в дореволюционной России), но последовавший за принятием Закона об ОРД всесторонний скрупулезный научный анализ его теоретических положений и организационно-тактических (функциональных) аспектов оперативно-розыскной деятельности вообще и конспирации в частности позволил выявить и первично сформулировать фундаментальные основополагающие закономерности ОРД. Он же породил целый ряд вопросов, не нашедших своего общепризнанного научного разрешения до сих пор, в том числе – о понятии, содержании, легитимности, этичности, адресности и широте принципа конспирации.

Традиционно принцип конспирации относится исследователями к категории так называемых специальных или отраслевых, что наряду с иными детерминантами придает ему некий факультативный статус. Вместе с тем нельзя не согласиться, что соблюдение конспирации выступает в качестве важнейшего организующего начала оперативно-розыскной деятельности и является непременным условием эффективности осуществления оперативно-розыскных мер, а значит и принцип должен являться основополагающим, ключевым.

Архитектоника и содержание правового первоисточника – Закона об ОРД, призванного регламентировать данную сферу, не дают прямого и категоричного ответа на вопрос о правовом статусе и значении рассматриваемого принципа и, что более важно, не раскрывают его содержание, оставляя правоприменителя, кем бы он ни был, один на один с необходимостью ее толкования. Несмотря на то что многочисленные комментарии к Закону об ОРД содержат весьма интересные и даже уникальные идеи, суждения и оценки, а подчас – весьма прагматичные предложения и рекомендации, тем не менее являются всего лишь авторскими воззрениями, требуют дополнительных поисков и усилий правоприменителя, а главное – не являются обязательной и легитимной правовой нормой.

Отнесению принципа конспирации к категории «вспомогательных» косвенно способствуют сама форма провозглашения этого принципа в ст. 3 Закона об ОРД, его формулировка и подход законодателя к раскрытию содержания, точнее, отсутствие такого подхода.

Абсолютное большинство рассмотренных нами федеральных законов аналогичного процессуального характера, регламентирующих отдельные направления правоприменительной деятельности, закрепляют (провозглашают) принципы их деятельности путем простого последовательного перечисления в одной из статей. И хотя «все принципы ОРД самостоятельны, причем среди них нет главных и второстепенных», считаем, что очередность (место) принципа в таком списке субъективно можно оценивать, как указание на его важность (значимость) для рассматриваемой сферы правоотношений. Кроме того, вышеуказанное обстоятельство косвенно позволяет соотнести перечисленные принципы с их общепринятой академической классификацией на «общеправовые, характерные для всей юридической деятельности, межотраслевые, присущие системе правоохранительных органов, и отраслевые (специальные), определяемые закономерностями конкретного направления юридической деятельности». Тем не менее сама избранная законодателем форма «подачи» принципов простым последовательным перечислением, а также отсутствие каких-либо комментариев и уточнений формально указывают на их равнозначный статус. К сожалению, ни структура, ни текст рассмотренных законов (как и Закона об ОРД) фактически не раскрывают содержания перечисленных принципов, оставляя эту функцию на рассмотрение читателя вне зависимости от его отношения к праву, образованности, понимания и способности толкования правовых норм, следовательно, допуская субъективизм их интерпретации.

Положительным (но далеко не оптимальным) исключением, по нашему мнению, являются Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон «О полиции», содержащие соответственно отдельные главы – «Принципы уголовного судопроизводства» и «Принципы деятельности полиции», не только перечисляющие, но и одновременно раскрывающие (хотя и не в полной мере) указанные принципы в самостоятельных отдельных статьях как для правоприменителя, так и для любого читателя, что является наиважнейшим качеством и достоинством рассматриваемых нормативных правовых актов.

В тексте же Закона об ОРД ситуация еще более усугублена, чем в текстах других вышеуказанных законов, регламентирующих отдельные виды правоприменительной деятельности.

В отличие от перечисленных нормативных правовых актов, Закон об ОРД использует несколько иную форму декларации своих принципов. Так, ст. 3 «Принципы оперативно-розыскной деятельности» не просто перечисляет «равноправные, равностатусные» принципы, а гласит, что «оперативно-розыскная деятельность основывается… также на принципах конспирации», союзом «также» подчеркивая его (принципа) дополняющий характер. Подтверждением тезиса о второстепенности принципа является значение союза «также» в значении «и» – он употребляется при присоединении однородного члена предложения, который, являясь добавочным, отграничивается от другого или от ряда других однородных членов.

Следует признать, что нормотворцы, впервые используя в тексте Закона об ОРД в качестве правовых достаточно сложные рассматриваемые терминологические конструкции (включая и принцип конспирации), регламентирующие функциональные, правовые, морально-этические аспекты весьма специфической области общественных отношений, не предоставили правоприменителям (и читателям вообще) их понятий и содержания. Значение специфических терминов осталось закрытым, непонятым, оставляя право и необходимость их толкования за читателем. Полагаем, что не следует считать раскрытием содержания принципа конспирации упоминание самого термина «конспирация» в тексте закона, как это сделано, например, в ч. 5 ст. 14 «Обязанности органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность», которая обязывает указанные органы соблюдать правила конспирации при осуществлении оперативно-розыскной деятельности. Аналогично ч. 4 ст. 15 «Права органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность» предоставляет органам, уполномоченным осуществлять ОРД, право использовать в целях конспирации документы, зашифровывающие личность должностных лиц, ведомственную принадлежность предприятий, учреждений, организаций, подразделений, помещений и транспортных средств органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, а также личность граждан, оказывающих им содействие на конфиденциальной основе.

Считаем, что подобное упоминание принципа (точнее, термина) конспирации не раскрывает ни сущности принципа, ни его содержания.

Однако законы как нормативные акты, касающиеся широких слоев граждан, их коллективов, общественных организаций, должны излагаться простым и доступным языком. Употребление без объяснения сложных и непонятных терминов и выражений, специальных оборотов здесь недопустимо. Учитывая многолетнюю дискуссию российского и мирового научного и юридического сообществ о понятии, содержании, значении правовых, функциональных и морально-этических границах конспирации (и соответствующего принципа), следует признать, что используемая в настоящее время в федеральном законе терминологическая конструкция «принцип конспирации» означает далеко не простое и легко воспринимаемое правопользователями социально-правовое явление и понятие. Краткая форма скрывает сложнейший симбиоз разнообразных феноменов, субъектов, отношений, явлений, связей и механизмов, а потому нуждается в серьезной нормотворческой коррекции и правовой интерпретации как для правоприменителей, так и для граждан вообще, тем более, что законы пишутся не для узкого ограниченного круга пользователей, а для всего общества.

В данном случае возникает парадоксальная ситуация. Во-первых, принципы ОРД, зафиксированные в правовых актах как отражение ее объективных закономерностей, сформулированные в виде обязательных правил, должны использоваться персоналом оперативных аппаратов как руководство к действию в их практической работе. Принципы, обретая форму и качество правовых норм, непосредственно включаются в процесс правоприменения.

Однако данный постулат может быть непосредственно применим лишь к принципам законности, уважения и соблюдения прав и свобод человека, в целом имеющим свое хотя и небезупречное, но достаточно полное нормативное выражение (раскрытое содержание) как на законодательном, так и на ведомственном уровнях.

Специфика же и уникальность правовой ситуации с принципом конспирации в том, что его содержание в Законе об ОРД вообще не раскрывается, следовательно, на законодательном уровне принцип остался «мертвым», нерабочим. Будучи провозглашенным, он не обрел функционального качества и ожидаемого, востребуемого социумом предназначения правовой нормы (за исключением его декларации в ст. 3) и не включился в реальный процесс правоприменения, что в свою очередь не относится к прикладной реализации выработанных практикой правил и методов конспирации. Именно они и используются в процессе осуществления ОРД.

Следует признать, что Закон об ОРД не раскрывает, кто, как, в каком правовом и функциональном объеме и с какими правовыми последствиями может использовать принцип конспирации. И хотя правосубъектность норм Закона об ОРД и, соответственно, принципа конспирации обусловлена перечнем субъектов ОРД, перечисленных в ст. 13, все остальное содержание принципа конспирации остается «белым пятном» в оперативно-розыскном законодательстве и фактически подтверждает изречение древних юристов: «Quod non est in actis, non est in mundo («Чего нет в документах, того нет в природе»).

Во-вторых, не только персонал оперативных аппаратов нуждается в использовании принципа конспирации. Многочисленные целевые исследования и современная правоприменительная практика наглядно свидетельствуют, что в процессе осуществления ОРД (при подготовке и осуществлении оперативно-розыскных мероприятий, получении и реализации оперативной информации, использовании полученных результатов в судопроизводстве) конспирацию обязаны или вынуждены соблюдать иные категории лиц – конфиденты, судьи, прокуроры, участники процесса и другие.

Следовательно, они нуждаются хотя бы в общих, концептуальных положениях, раскрывающих содержание этого принципа (не говоря уже о прикладных правилах конспирации), которые, по нашему мнению, в законе отсутствуют.

Согласно ч. 3 ст. 15 Конституции Российской Федерации Закон об ОРД опубликован для всеобщего сведения, что делает его легитимным.

Статья 3 Закона об ОРД провозглашает принцип конспирации, делая и его легитимным. Однако все без исключения правоведы в своих фундаментальных исследованиях, комментариях и академических учебниках по оперативно-розыскной деятельности единодушно согласны с тем, что содержание данного принципа и, что особенно важно, механизм его реализации раскрываются в ведомственных нормативных правовых актах «закрытого» характера и для весьма узкого круга лиц. Фактически следует признать, что при формальной декларации принципа в опубликованном законе этот закон совершенно не раскрывает его содержательно хотя бы в пределах одной – двух статей. Таким образом, при наличии опубликованного закона его важнейшая и значительная содержательная часть осталась для граждан (любого читателя) тайной. Возникает вполне логичный и ключевой вопрос: в чем разница между законом, не раскрывающим содержание правовой нормы (другими словами, не регулирующим определенные правоотношения), и неопубликованным законом, не подлежащим применению согласно ч. 3 ст. 15 Конституции Российской Федерации? И в том и в другом случае конечный потребитель закона – гражданин остался в неведении. Отдельные положения, имеющие некоторое отношение к конспирации, содержащиеся в иных статьях (ст. 14–15), «размытые» текстом закона, представляются весьма неопределенными.

Основываясь на вышеизложенном, следует признать формальное отсутствие в Законе об ОРД положений, раскрывающих принцип конспирации и его фактическую функциональную декларативность при абсолютно легитимном статусе.

С другой стороны, независимо от наличия и давности принятия Закона об ОРД, прагматичности и эффективности его положений, принцип конспирации, воплощенный в систему прикладных правил, рекомендаций и запретов, лежит в основе ОРД, давно и успешно позволяя решать задачи целого ряда субъектов и достигать бесспорно социально-значимых целей.

Важность закона (а значит и перечисленных в нем принципов) для общества определяется широтой и значимостью тех общественных отношений, регулировать которые и призван этот закон, а также актуальностью его целей и задач.

Статья 1 Закона об ОРД совершенно четко и категорично формулирует цели ОРД: обеспечение безопасности (территориальной, политической, экономической, экологической) государства и различных его структур, жизни, здоровья, собственности каждой отдельной личности – человека и гражданина во всей совокупности его прав и свобод. А целый ряд других законов проецирует эти цели на специфику деятельности конкретного правоохранного ведомства. Можно категорично констатировать, что ОРД лежит в основе многоаспектной правоохранительной деятельности государства, обеспечивающей саму возможность его существования.

Следовательно, социально-правовая значимость принципа конспирации ОРД лежит в основе как самой деятельности, так и ее гуманистических результатов, определяя фундаментальность принципа.

Выводы

Оперативно-розыскная деятельность (ОРД) является самостоятельным видом государственной деятельности, которая осуществляется гласно и негласно оперативными подразделениями государственных органов посредством проведения оперативно-розыскных мероприятий (ОРМ).

Закрепленный в Законе об ОРД принцип конспирации является для нее определяющим, ключевым, фундаментальным, но при этом его юридическое содержание в законе не раскрыто и требует соответствующей нормотворческой корректировки для усиления его легитимности, простоты и доступности его интерпретации. Подобное может быть реализовано путем внесения соответствующих изменений и дополнений в действующий закон «Об оперативно-розыскной деятельности»; разработки проекта нового закона об ОРД или оперативно-розыскного кодекса; разработки единого уголовно-процессуально-оперативного кодекса, сочетающего в себе инструментарий и методики ныне действующих Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и Закона об ОРД.

Глава 2. Проблемы негласной оперативно-розыскной деятельности

2.1. Негласные следственные действия

Современный этап развития отечественного судопроизводства характеризуется, по нашему мнению, высокой долей использования в доказывании результатов оперативно-розыскной деятельности. Без привлечения сил и средств ОРД сейчас не обходится расследование ни одного преступления, совершенного в условиях неочевидности. Более того, когда речь идет о так называемых коррупционных преступлениях, преступлениях экстремистской направленности или террористического характера, незаконном обороте наркотиков и оружия, то все предварительное следствие строится на основе информации, представленной оперативно-розыскными органами. В этой связи все чаще от практических работников можно услышать, что по некоторым категориям уголовных дел следователь выступает в роли своего рода делопроизводителя, основной задачей которого является «легализация» результатов оперативно-розыскной деятельности в уголовном судопроизводстве.

С такой позицией мы не согласны по следующей причине. В «легализации» нуждается только то, что было незаконно, то есть получено вопреки или с нарушением закона. Тогда как результаты ОРД получаются оперативно-розыскными органами в полном соответствии с требованиями закона. Безусловно, что процедура их получения во многом не совпадает с процедурой собирания доказательств в процессе предварительного расследования, и как следствие, они могут не соответствовать требованиям, предъявляемым УПК РФ к доказательствам. Такое совпадение невозможно уже по причине нормативного разделения уголовно-процессуальной и оперативно-розыскной деятельности. Тем не менее, результаты ОРД, полученные в соответствии с требованиями оперативно-розыскного закона абсолютно легальны и не требуют дополнительного узаконивания. Вместе с тем, трудно не согласиться, что работа следователя, по введению результатов ОРД в доказывание по уголовным делам, носит в определенной степени оформительский характер.

В этой связи мы солидаризируемся с мнением авторов, высказывающихся за интеграцию оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельности, поскольку негласность характерна не только для оперативно-розыскной деятельности, но и для современного уголовного процесса. Однако, оппоненты данной точки зрения указывают, что в случае включения в отечественный уголовно-процессуальный закон негласных следственных (розыскных) действий будет нарушен один из базовых принципов уголовного судопроизводства – принцип гласности. Схожие суждения высказывают и некоторые зарубежные исследователи, анализируя последствия похожей интеграции оперативно-розыскной и следственной деятельности. Так, А. Я. Гинсбург полагает, что слияние в единое целое двух различных по форме и сущности видов деятельности «отбрасывает уголовный процесс в не столь далекие времена инквизиционного характера».

Возражая против такого объединения, кроме несоответствия принципов гласности и конспиративности, его противники указывают и на различия в правовой регламентации. Если применительно к следственным действиям она подробно закреплена в УПК РФ, то порядок проведения оперативно-розыскных мероприятий обозначен в законе предельно схематично, а его детализация дается в закрытых ведомственных нормативных актах. Полагаем, что это не является существенной проблемой, поскольку объективно отсутствуют препятствия для детальной регламентации процедуры проведения оперативно-розыскных мероприятий на законодательном уровне, как это сделано для следственных действий. Рассекречивание процедурной стороны ОРМ, по нашему мнению, не повлияет негативно на их эффективность. Напротив, знание процессуальных требований всеми участниками снимет множество спорных вопросов о законности или незаконности тех или иных действий. Тем более, что когда-то тайные аспекты организации и тактики оперативно-розыскной деятельности в настоящее время стали «секретом Полишинеля» благодаря все более широкому вовлечению их результатов в доказывание по уголовным делам.

И, наконец, по нашему глубокому убеждению, законодатель уже начал объединение уголовно-процессуального и оперативно-розыскного законодательства, когда включил в УПК РФ такие следственные действия, как контроль и запись переговоров (ст. 186 УПК РФ); наложение ареста на почтово-телеграфные отправления, их осмотр и выемка (ст. 185 УПК РФ); получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами (ст. 186.1 УПК РФ). Данный шаг, хоть и был политически мотивирован, положил начало интеграции рассматриваемых видов деятельности.

Приведенные следственные действия принято соотносить со схожими оперативно-розыскными мероприятиями – прослушивание телефонных переговоров; контроль почтовых отправлений, телеграфных и иных сообщений; наведение справок.

Техническая сторона получения информации и в том, и в другом случае абсолютна идентична. Проведение как ОРМ, так и следственных действий осуществляют сотрудники оперативно-розыскных органов. Роль следователя сводиться лишь к получению судебного разрешения на их проведение, а так же в приобщении их результатов к материалам уголовного дела. Такой порядок, по нашему мнению, лишь незначительно отличается от использования в расследование результатов соответствующих оперативно-розыскных мероприятий, представляемых сотрудником оперативно-розыскного органа следователю.

Еще одним доводом в пользу интеграции рассматриваемых видов деятельности является, на наш взгляд, многолетняя успешная практика использования результатов негласных следственных действий в доказывании по уголовным делам полицейскими органами зарубежных государств.

Анализ процедуры производства предварительного расследования в странах Западной Европы, предпринятый нами ранее, позволяет сделать вывод, что досудебная стадия уголовного судопроизводства характеризуется производством неотложных действий, направленных на установление лица, совершившего преступление, а также иных обстоятельств, с последующей передачей всех материалов прокурору. При этом отсутствует какое-либо разделения на следственные и розыскные действия. Подобная специфика, на наш взгляд, обусловлена наличием «свободного доказывания», которое не связано процессуальной формой и не регулируется законом. Такой порядок характерен, в частности, для уголовного судопроизводства Австрии, Франции, Нидерландов и ряда других государств Западной Европы.

Похожим образом разрешается этот вопрос и в США, где сотрудники полицейских органов наделены одновременно и оперативно-розыскными, и следственными полномочиями. При этом действия сотрудников полиции, ограничивающие конституционные права граждан возможны с разрешения суда. Соблюдение прав и свобод граждан, закрепленных Конституцией США или Конституцией отдельного штата, пожалуй, единственное ограничение при выборе средств и методов осуществления досудебного производства полицией США. Существенной отличительной чертой расследования, осуществляемого полицейскими органами США, является отсутствие необходимости в соблюдении процессуальной формы и обязательности составления процессуальных документов. Фиксация хода и результатов следственных действий осуществляется полицейским в записной книжке и итоговом отчете о расследовании уголовного дела, выступающих официальными документами, но при этом не являющихся источником доказательств в понимании отечественного уголовного процесса. Не является таковым и протокол, возможность составления которого в процессе расследования преступления предусматривается законами некоторых штатов США. Названные документы могут быть использованы полицейским в процессе дачи им показаний по поводу расследования конкретного преступления и носят вспомогательный характер.

По пути закрепления в УПК негласных следственных (розыскных) действий пошли и некоторые государства – бывшие республики Советского Союза. Первой это сделала Украина в 2012 г. В этой связи В.Ф. Луговик отметил: «регламентация негласных следственных действий по новому УПК Украины стала проявлением новой правовой идеологии и нового подхода к восприятию результатов негласной деятельности по борьбе с преступностью». Позже примеру Украины последовали Казахстан и Киргизия. При этом произошло смешение элементов «советского уголовного процесса» с западным. На наш взгляд, разработчики указанных изменений не учли существенных различий, имеющихся в подходах к доказыванию в разных процессуальных традициях. Кроме того, после появления негласных следственных (розыскных) действий продолжают существовать и соответствующие оперативно-розыскные мероприятия, как самостоятельный вид правоохранительной деятельности. Полагаем, что такой путь интеграции оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельности не лишен недостатков. Однако, следует признать, что необходимость такой интеграции объективно назрела и в отечественном уголовном судопроизводстве.

2.2. Зарубежный опыт негласной оперативно-розыскной деятельности (на примере Швейцарии)

В УПК Швейцарии от 5 октября 2007 г. в отдельную группу следственных действий законодатель выделяет так называемые «негласные следственные действия», которые можно было бы рассматривать как аналог отечественных оперативно-розыскных мероприятий. В связи с этим характерной особенностью швейцарского законодательства является отсутствие обособленной оперативно-розыскной деятельности, выведенной за рамки уголовно-процессуального регулирования. По мнению законодателя этой страны, все действия, направленные на выявление, раскрытие и расследование преступления, имеют единые уголовно-процессуальные (криминалистические) корни, в связи с чем отсутствует необходимость в их дифференциации. Отечественный термин «оперативно-розыскная деятельность» даже не имеет аналога в немецком языке и его швейцарском варианте.

1. Наблюдение за почтовыми и иными отправлениями. Прокуратура вправе установить наблюдение за почтовыми и иными отправлениями, если: существует настоятельное подозрение, что совершено преступное деяние (Кодекс приводит их исчерпывающий перечень); его тяжесть оправдывает наблюдение; предшествующие следственные действия оказались безуспешными или новые расследования не дали бы результатов или были бы чрезвычайно затруднены. Могут наблюдаться адреса почтовых и иных отправлений следующих лиц: обвиняемого; третьих лиц, если на основе определенных фактов можно предполагать, что обвиняемый использует адреса почтовых и иных отправлений третьего лица или оно принимает определенные сообщения для обвиняемого, или полученные от него сообщения передает другому лицу.

Наблюдение за почтовыми и иными отправлениями производится с согласия суда по вопросам мер принуждения. Если при расследовании выясняется, что наблюдаемое лицо быстро сменяет адреса подключения, суд по вопросам мер принуждения в виде исключения вправе дать согласие на наблюдение за всеми идентифицированными подключениями, которые использует наблюдаемое лицо для своих отправлений, без необходимости получать необходимое разрешение каждый раз в отдельном случае (рамочное согласие). Прокуратура предоставляет суду по вопросам мер принуждения ежемесячно и после окончания наблюдения отчет для получения согласия. Если наблюдение за подключениями в пределах рамочного согласия требует принятия мер по защите профессиональных тайн и данные меры не указаны в рамочном согласии, то суду по вопросам мер принуждения необходимо предоставлять для получения согласия каждое отдельное наблюдение. Прокуратура завершает наблюдение немедленно, как только отпали соответствующие предпосылки или ей отказано в согласии или в продлении срока наблюдения.

2. Наблюдение при помощи технических устройств. Прокуратура вправе применять технические устройства для того, чтобы прослушивать или документировать непублично произносимые выражения; наблюдать или фиксировать события, происходящие в непубличных или необщедоступных местах; устанавливать место нахождения лиц или предметов. Применение данной меры может быть предписано только в отношении обвиняемого. Помещения или транспортные средства третьих лиц могут находиться под наблюдением только тогда, когда на основе определенных фактов имеются основания полагать, что обвиняемый останавливается в данных помещениях или использует это транспортное средство.

3. Наблюдение в общедоступном месте. Прокуратура и на стадии предварительного расследования полиция вправе скрытно наблюдать и документировать посредством фото- и звукозаписи лица и предметы, находящиеся в общедоступных местах, если на основе конкретных исходных данных имеются основания полагать, что совершены преступления или уголовные проступки и проведение расследования иными способами было бы безрезультатным или несоразмерно затруднено.

Если наблюдение в общедоступном месте, производимое полицией, длилось 1 месяц, то для продолжения применения данной меры требуется согласие прокуратуры. Сообщение отсрочивается или не направляется, если сведения неприменимы для целей доказывания и отсрочка или отказ от защиты неизбежно перевешивают публичные или частные интересы.

4. Наблюдение за банковскими отношениями. Швейцарский банк de facto обязан предоставить прокуратуре (с санкции суда) практически любую запрашиваемую информацию. В связи с этим в литературе обращается внимание на то, что «от банковской тайны в Швейцарии сегодня осталась лишь красивая сказка».

В целях расследования преступлений или уголовных проступков суд по вопросам мер принуждения вправе по ходатайству прокуратуры предписать наблюдение за отношениями между обвиняемым и банком или сходным финансовым институтом. Если суд по вопросам мер принуждения удовлетворяет ходатайство, то он выдает банку или сходному финансовому институту письменные указания о том, какую информацию и документы необходимо предоставлять; какие мероприятия, направленные на защиту сведений, составляющих тайну, надо производить. Банк или финансовый институт не обязаны предоставлять информацию или документы, если они через их выдачу могут уличить себя в том, что они сами могли бы подлежать уголовной или гражданско-правовой ответственности (Nemo tenetur se ipsun prodere vel accusare – привилегия против самоизобличения). Лица, взаимоотношения которых с банками подверглись наблюдению, вправе подать в суд жалобу. Срок обжалования начинает исчисляться с момента получения сообщения.

В российской научной литературе с опорой на позитивный швейцарский опыт уже высказываются конкретные предложения о дополнении УПК РФ таким следственным действием, как наблюдение за банковскими отношениями, прежде всего с целью облегчить возмещение ущерба, причиненного преступлением потерпевшему (например, если бы банки или иные кредитные организации были бы обязаны немедленно информировать следователя или дознавателя, в производстве которого находится уголовное дело, о поступлении денежных средств на расчетный счет лица, за которым ведется наблюдение, или об открытии им нового банковского вклада). В рамках тенденции, связанной с информатизацией уголовного процесса, скорее всего российский законодатель рано или поздно прислушается к таким предложениям.

5. Применение законспирированного агента имеет место, если сотрудники полиции или лица, которые временно назначены для выполнения полицейских задач, с применением обеспечиваемой документами ложной идентификации – легенды (die Legende) – обманным путем получают контакты лиц с целью построить доверительные отношения и проникнуть в криминальную среду, чтобы раскрыть особо тяжкие преступные деяния. Применение законспирированного агента допускается при расследовании около 50 составов преступлений, указанных в УПК.

Далеко не все из них являются тяжкими, однако данное процессуальное действие производится, только если это «оправдывает тяжесть преступления» (п. «b» ч. 1 ст. 286 Кодекса) и предшествующие следственные действия остались безуспешными или новые расследования не дали бы результатов или были бы чрезвычайно затруднены. В Швейцарии отсутствует отечественная категоризация уголовно-наказуемых деяний и термин «тяжкое преступление» имеет прежде всего процессуальное значение. В данном случае среди них мы находим в том числе растрату (§ 138), кражу (§ 139 УК), повреждение вещей (§ 144), подделку документов (§ 251).

В качестве законспирированных агентов могут быть привлечены сотрудники швейцарского или иностранного полицейского учреждения; лица, которые временно используются для выполнения полицейских задач, даже если они не обладают полицейским образованием. В качестве руководителей группы законспирированных агентов могут использоваться только сотрудники полицейского учреждения. Прокуратура вправе гарантировать законспирированным агентам, что их настоящая личность не будет раскрыта тогда, когда они станут выступать в суде в качестве свидетелей.

Перед любым законодателем встает вопрос: допустить ли совершение законспирированными агентами преступления с целью войти в доверие к руководителям преступных группировок и в конечном итоге разоблачить их? УПК Швейцарии допускает действия, нарушающие законодательство об обороте наркотиков, а также использование поддельных денежных знаков, но не более того. Кодекс также устанавливает, что законспирированные агенты не вправе провоцировать кого-либо на преступление и руководить «готовностью к совершению тяжких преступных деяний» (ст. 293). При этом их деятельность в отношении решения другого лица о совершении конкретного преступного деяния может иметь лишь вспомогательное значение. Прокуратура в качестве общего правила сообщает обвиняемому не позднее окончания предварительного производства, что в отношении него действовали законспирированные агенты. Если законспирированный агент превышает меру допустимого содействия, то это нужно учитывать при определении размера наказания для оказавшего влияние лица надлежащим образом или отказаться от наказания. Таким образом, швейцарский законодатель различает информаторство и провокаторство, допуская первое и запрещая второе.

По ходатайству прокуратуры федерация вправе посредством деятельности Национального банка для совершения мнимых сделок и документального подтверждения экономических возможностей предоставить в распоряжение необходимые денежные суммы в нужном количестве и виде. Ходатайство должно быть направлено с кратким изложением обстоятельств дела в Федеральное ведомство полиции. Прокуратура принимает необходимые меры защиты переданных в распоряжение денежных средств. В случае их утраты ответственность несет федерация или кантон, к которому принадлежит прокуратура.

Применение законспирированного агента должно быть санкционировано судом по вопросам мер принуждения. Прокуратура направляет в данный орган принуждения в течение 24 часов с момента издания предписания об использовании законспирированного агента следующие документы: предписание, обоснование и процессуальные документы, существенные для санкционирования. Суд по вопросам мер принуждения принимает решение с кратким обоснованием в течение 5 суток с момента издания предписания об использовании законспирированного агента.

Санкция может быть выдана предварительно или с требованием предоставить дополнительные процессуальные документы или произвести последующие разъяснения. В санкционирующем акте определенно указывается, допускается ли разрабатывать или изменять документы для построения или изменения легенды; гарантировать анонимность; использовать лиц, которые не обладают полицейским образованием.

Санкция выдается не более чем на 12 месяцев. Она может продлеваться один или несколько раз соответственно на 6 месяцев. Если продление необходимо, то прокуратура заявляет обоснованное ходатайство перед истечением установленного срока. Если санкция не выдается или не получена, то прокуратура незамедлительно завершает использование законспирированного агента. В этом случае вся документация должна быть незамедлительно уничтожена, а информация, полученная в результате применения законспирированного агента, не может применяться.

Прокуратура инструктирует законспирированного агента перед началом его деятельности. Он подчиняется руководителю, имеющему право давать непосредственные указания. Последний выполняет следующие задачи: инструктирует законспирированного агента детально и непрерывно о задании и функциях, а равно как и о работе с легендой; руководит и поддерживает законспирированного агента и постоянно оценивает рискованность ситуации; хранит устные сообщения законспирированного агента в письменном виде и ведет полное досье об использовании; непрерывно информирует прокуратуру. В период использования контакты между прокуратурой и законспирированным агентом производятся только через руководителя.

Если в результате деятельности законспирированного агента обнаружено другое преступное деяние, нежели указанное в предписании, то полученные сведения могут применяться, если для расследования нового преступного деяния может быть предписано задействование законспирированного агента. Прокуратура незамедлительно предписывает данное следственное действие и инициирует производство по санкционированию.

Прокуратура завершает задействование законспирированного агента незамедлительно, если предпосылок для этого более не существует, в санкционировании, продлении отказано или законспирированный агент, его руководитель не соблюдают инструкции или иным образом не выполняют свои обязанности, в частности, если они умышленно предоставляют прокуратуре ложную информацию. Ни законспирированный агент, ни третьи лица, привлеченные к расследованию, не должны подвергаться опасности, которую можно предотвратить. Прокуратура сообщает обвиняемому не позднее окончания предварительного производства, что в отношении него использовались законспирированные агенты.

По замыслу швейцарского законодателя, данное следственное действие должно способствовать расследованию таких преступлений, которые трудно доказать без внедрения агента в преступное сообщество

6. Тайный розыск имеет место, если сотрудники полиции в рамках непродолжительных действий в таком виде и образе, чтобы их идентичность и функции не были известны, пытаются раскрыть преступление или уголовный проступок и при этом заключают мнимые сделки (Scheingeschäft). Тайные сыщики не оснащаются легендой (в этом проявляется отличие от применения законспирированного агента). Их истинное тождество и функция раскрывается в процессуальных актах и при допросах участников процесса. Если предписанный полицией тайный розыск длился один месяц, то для его продления требуется согласие прокуратуры. Полиция сообщает прокуратуре об окончании тайного розыска. При окончании обращается внимание на то, что тайный сыщик не должен подвергаться предотвратимой опасности.

Мы видим, что тайный розыск близок к предусмотренной в российском законодательстве контрольной закупке.

Выводы

На наш взгляд, необходимо изменить УПК РФ, расширив полномочия следователя правом контроля за производством оперативно-розыскных мероприятий, осуществляемых по их поручению, а также возможностью более глубокого контроля за производством абсолютно негласных следственных действий. Представляется, что некоторым разрешением названных проблем взаимодействия могут стать положения ст. 163 УПК РФ, в соответствии с которыми производство расследования по уголовному делу в случае его сложности или большого объема может быть поручено группе следователей, о чем выносится отдельное постановление или указывается в постановлении о возбуждении уголовного дела. Системное создание следственных групп, в состав которых входят сотрудники оперативных подразделений, может в корне изменить сложившуюся в территориальных органах ситуацию.

Представляется, что, как руководитель группы, следователь должен быть наделен дополнительными процессуальными контрольно-распорядительными полномочиями на период поступления в оперативное подчинение сотрудников оперативных подразделений, а именно:

– правом определения направления расследования, дачи указаний о производстве следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий в рамках расследуемого уголовного дела;

– правом координации и контроля деятельности участников группы следователей независимо от ведомственной и служебной принадлежности, определяет и обеспечивает очередность и согласованность производства следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий;

– правом производства или участия в производстве следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий, их планировании и подготовке;

– правом непосредственного использования в качестве доказательств результатов оперативно-розыскных мероприятий (проводимых по его поручению) и негласных следственных действий;

– правом контроля за производством оперативно-розыскных мероприятий (принятие решений об их начале, сроках, завершении, эффективности деятельности), уведомляться о факте заведения и прекращения дел оперативного учета;

– принимает необходимые меры по обеспечению конфиденциальности производства следственных и оперативно-розыскных мероприятий, соблюдения режима секретности.

В случае обращения за помощью сотрудников оперативного подразделения необходимо также закрепление права создания на стадии документирования преступной деятельности до возбуждения уголовного дела группы следователей с включением в нее сотрудников оперативных и оперативно-технических подразделений.

Заключение

Список литературы

Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993) (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30.12.2008 № 6-ФКЗ, от 30.12.2008 № 7-ФКЗ, от 05.02.2014 № 2-ФКЗ, от 21.07.2014 № 11-ФКЗ).
Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 № 174-ФЗ (с изм. и доп.).
Конвенция против транснациональной организованной преступности (Заключена в г. Нью-Йорке 15.11.2000) // Собрание законодательства РФ. 4 октября 2004 г. № 40. Ст. 3882.
Конвенция Организации Объединенных Наций против коррупции (Заключена в г. Нью-Йорке 31.10.2003) // Собрание законодательства РФ. 26 июня 2006 г. № 26. Ст. 2780.
Рекомендация № Rec (2005) 10 Комитета министров Совета Европы «Об «Особых методах расследования» тяжких преступлений, в том числе террористических актов» (Принята 20.04.2005 на 924-ом заседании представителей министров).
Конвенция о защите прав человека и основных свобод (Заключена в г. Риме 04.11.1950) (с изм. от 13.05.2004) Ратифицирована Российской Федерацией.
Венская Конвенция о праве международных договоров // Правовой Сервер КонсультантПлюс [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http: // www.consultant.ru/ (дата обращения 08.01.2020).
Федеральный закон от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» // Собрание законодательства Российской Федерации. -1998. - № 14. - Ст. 1514.
Постановление Европейского Суда по правам человека от 21 июня 2011 г. Дело «Шимоволос против России» [Shimovolos v. Russia] (жалоба № 30194/09) // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. - 2012. - № 1.
Постановление ЕСПЧ от 10.03.2009 «Дело «Быков (Bykov) против Российской Федерации» (жалоба № 4378/02) // Бюллетень Европейского Суда по правам человека», 2009, № 6.
Постановление ЕСПЧ от 15.01.2009 г. Дело «Бурдов против России» (Burdovv.Russia) (жалоба № 33509/04) // Бюллетень Европейского суда по правам человека. Российское издание, 2009. № 5.
Постановление ЕСПЧ от 01.07.2014 г. По делу «Герасимов (GerasimovandOthers) и другие против Российской Федерации» (жалоба № 29920/05 и др.) // Правовой Сервер КонсультантПлюс [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http: // www.consultant.ru/ (дата обращения 08.01.2020).
Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2013 № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» // Правовой Сервер КонсультантПлюс [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http: // www.consultant.ru/ (дата обращения 08.01.2020).
Постановление Президиума Московского городского суда от 11.05.2018 г. по делу № 44у-136/18 [Электронный ресурс] // URL:https://www.mos-gorsud.ru/mgs/services/cases/presidium-criminal/details/c6c05200-fb53-4f4f-b73f-5c0da5d251b
Апелляционное определение Судебной коллегии по уголовным делам Московского городского суда [Электронный ресурс] // URL: https://www.mos-gorsud.ru/mgs/services/cases/appeal-criminal/details/ 978bab48-f507-4e88-81cf-5d64889115d1
Определение суда надзорной инстанции Верховного суда Российской Федерации от 25.12.2012 г. по делу № 50-Д-12-127.
Постановление Пленума Верховного суда РФ от 27.06.2013 г. № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод» // Правовой Сервер КонсультантПлюс [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http: // www.consultant.ru/ (дата обращения 08.01.2020).
Информация о постановлении ЕСПЧ от 05.11.2002 по делу «Аллан (Allan) против Соединенного Королевства» (жалоба № 48539/99) // Бюллетень Европейского Суда по правам человека», 2003, № 4.
Постановление ЕСПЧ от 26.10.2006 «Дело «Худобин (Khudobin) против Российской Федерации» (жалоба № 59696/00) // Бюллетень Европейского Суда по правам человека», 2007, № 11.
Дело «Veselovandothers», Постановление Большой палаты по делу Bykov v. Russia, §§ 78 - 83, 10 March 2009) // [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://hudoc. echr. coe. int. (дата обращения 28.12.2019).
Исецкий Э. Оперативный эксперимент на взгляд ЕСПЧ и российского законодательства // [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http: // antireid.ru/operativnyj-eksperiment-na-vzglyad-espch-i-rossijskogo-zakonodatelstva/ (дата обращения 08.01.2020).
Конституционный суд внес ясность [Электронный ресурс] // URL: http://rusrand.ru/events/eventskonstitut-sionnyj-sud-vnes-jasnost
Конституционный Суд против ЕСПЧ. Сетевое издание «Актуальные комментарии». [Электронный ресурс] // URL: http://actualcomment.ru/konstitutsionnyy-sud-protiv-espch.html
Кретинин А. Н., Грудинин Н. С. Вопросы легализации результатов оперативно-розыскной деятельности при расследовании преступлений коррупционной направленности // Nauka-rastudent.ru, 2017. № 01. С. 56-60.
Лиджаев К. В. Проблемы и возможность совершенствования правового регулирования оперативно-розыскной деятельности // Вестник БГУ, 2015. №2. С. 45-50.
Низельская О. В. Место решений Европейского суда по правам человека в правовой системе Российской Федерации // Международный журнал гуманитарных и естественных наук, 2017. №3. С. 208-211.
Основы оперативно-розыскной деятельности органов внутренних дел: учебник / под ред. З. Л. Шхагапсоева и Н. П. Голяндина. Краснодар, 2016.
Подустова О. Л. Наблюдение за банковскими операциями как способ защиты имущественных прав потерпевших // Вестник Краснодарского университета МВД России. 2017. № 1. С. 52-60.
Правовая природа постановлений Европейского суда по правам человека// Правовой Сервер Кон-сультантПлюс [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http: // www.consultant.ru/ (дата обращения 08.01.2020).
Тамбовцев А. И. Понятие и содержание принципа конспирации в оперативно-розыскной деятельности // Полицейский сыск: практический сборник. Хабаровск, 2016. Вып. 1.
Хармаев Ю. В. Теория оперативно-розыскной деятельности: учеб. пособие. Улан-Удэ, 2015.
Чисников В. Н. Первое особое междуведомственное совещание (съезд) по усовершенствованию уголовного сыска в Российской империи (1913): агентурно-оперативный аспект // Оперативник (сыщик). 2018. № 1 (14).
Якушев О. А. Правовые позиции ЕСПЧ и тенденции развития налогового права РФ // Налоговые споры: теория и практика// СПС «Консультант Плюс».