Преподаватель который помогает студентам и школьникам в учёбе.

Реферат на тему: Внешняя политика Германии в 70-90-х годах XIX в.

Содержание:

Введение

Князь Бисмарк обычно причисляется к числу самых известных дипломатов нового времени и ставится в один ряд с Талейраном и Меттернихом. И действительно, своей ловкостью, умением одерживать так называемые дипломатические победы, блеском своей деятельности, резонансом, который они вызывали во всей Европе, князь Бисмарк, несомненно, заслужил ту же громкую славу, которой пользовались Талейран и Меттерних в первой половине прошлого века. Но деятельность бывшего канцлера Германии не ограничивается одной дипломатической сферой. Назвать Бисмарка только дипломатом-значит сузить его смысл. Он не только дипломат, но и государственный деятель в самом широком смысле этого слова. Когда он начал принимать активное участие в государственных делах, Германия, как политическое целое, существовала только на словах. В самой Пруссии значение королевской власти было сильно подорвано. Задачей Бисмарка было: во— первых, укрепить и упрочить королевскую власть, во-вторых, дать Пруссии решающий перевес в Германии и, в-третьих, объединить все германские государства для успешной внутренней государственной деятельности и для защиты своих внешних интересов. Эта задача блестяще выполнялась в течение двадцати лет. Когда князь Бисмарк начал свою политическую деятельность, Германию сравнивали с "глупым Михаилом в ночном колпаке и халате с тридцатью шестью заплатами ; и менее чем через четверть века Европа уже имела дело с единым, могущественным государством, голос которого доминировал в совете держав.

Общественное мнение не только в самой Германии, но и в других государствах приписывает этот блестящий результат главным образом бывшему германскому имперскому канцлеру. Таким образом, оценивая деятельность князя Бисмарка, нельзя довольствоваться только его дипломатической деятельностью: надо также иметь в виду его роль как самого влиятельного государственного деятеля сначала в Пруссии, а затем и в Германской империи. Это тем более необходимо, что его дипломатическая деятельность также очень непосредственно зависит от главного события, с которым неразрывно связано его имя. Объединение Германии признается главным достижением князя Бисмарка, и поэтому, описывая обстоятельства его жизни, мы должны иметь в виду главным образом это событие. Вся его деятельность связана, как сторонниками, так и противниками, с этим крупным событием в международной жизни Европы второй половины прошлого века и обычно делит жизнь и деятельность князя Бисмарка соответственно на три периода, из которых первый охватывает подготовительную работу к созданию Германской империи, второй посвящен осуществлению этой исконной мечты немецкого народа, а третий посвящен закреплению достигнутого результата как во внутренней, так и во внешней жизни государства. Таким образом, жизнь и творчество князя Бисмарка приобретает целостный характер: от ранней юности до глубокой старости он был вдохновлен одной идеей, с железной последовательностью добивался ее осуществления и с замечательным мастерством достигал своей цели. Таков легендарный князь Бисмарк; таков образ его благодарных соотечественников; таково популярное мнение о нем в других государствах.

Отто фон Бисмарк, сумевший объединить разрозненные немецкие земли в единую Германскую империю, и сегодня остается для многих немцев образцом мудрого политика в силу своей особой роли в истории германской государственности.

Цель - исследование внешнеполитического положения Германии в период канцлерства Бисмарка.

В работе были поставлены следующие задачи:

Проследить процесс возникновения конфликта между Бисмарком и Наполеоном III накануне франко-прусской войны;
Опишите формирование международных союзов после франко-прусской войны;
Определить роль Бисмарка в истории Германии.

В. В. Чубинский-Надежкин, автор единственной в СССР монографии о "железном канцлере", рассматривает деятельность Бисмарка следующим образом: "Только те, кто служит подлинному социальному, культурному и нравственному прогрессу своего народа и всего человечества, могут достичь истинного величия. Бисмарк не имеет права претендовать на такое величие в высшем смысле этого слова.

А также не меньшее значение придавалось изданию немецких писателей Андреаса Хиллгрубера и Петера Берглара. В этой книге подробно описывается жизнь государственного деятеля в области политики, войны и дипломатии. Исторические наблюдения автора удачно дополняются выдержками из писем и воспоминаний Бисмарка, отражающими блестящий ум и незаурядные литературные способности великого политика.

Также была использована статья В. Дегоева. В своей статье "Россия и Бисмарк он рассматривает отношения, сложившиеся между Россией и Германией в период канцлерства Бисмарка. Он описывает Бисмарка как выдающегося политика своего времени. Автор эссе предлагает смотреть на вещи более спокойно, не пренебрегая возможностью вникнуть в мотивы и логику каждой из сторон. Он далек от намерения воспроизвести фактическую картину. Автор уверен в своем праве предпочесть рефлексию высказыванию, общее-частному, а изучение исторического процесса-описанию статичной совокупности фактов.

Ф. Ф. Павленков в своем издании подробно описывает жизнь и деятельность князя Бисмарка. Написанные в новом жанре поэтической хроники и историко-культурных исследований, эти тексты сохраняют свою информационную ценность и по сей день.

Внешняя политика Германии 1870-1890 гг.

Франко-прусские отношения.

Бисмарк после войны 1866 года так обострил внутриполитический конфликт между правительством и обществом, что в результате возник тупик. Единственным решением было прибегнуть к войне, создать вооруженный конфликт любой ценой. Никто не искал войны с Пруссией, тем более Франция.

Наполеон всячески избегал войны. У нас нет возможности проследить здесь все этапы пререканий, приведших к франко-прусской дуэли. Но достаточно будет остановиться на основных моментах, чтобы понять, какой дерзкий курс действий избрал Бисмарк. Сразу же после окончания войны 1866 года возникает Люксембургский вопрос, то есть Наполеон хочет вознаградить себя за нейтралитет небольшим территориальным приращением, совершенно нечувствительным к Пруссии, тем более что Люксембург, как известно, находился тогда в личном союзе с королем Голландии, согласившимся уступить эту страну Франции за известное денежное вознаграждение. Но Бисмарк против этой сделки. Вопрос, однако, решается конференцией, которая, согласно международному праву, оставляет Люксембург германскому союзу и требует только сноса крепости и вывода прусских войск. Таким образом, Наполеон не получает награды, и можно живо представить себе, как велико было его разочарование. Он мечтал о рейнской границе, о Бельгии, и вдруг ему не удалось добраться даже до Люксембурга. Но сразу же после этого удара Бисмарк наносит Наполеону второй, в Шлезвигском вопросе, то есть в вопросе уступки Дании северных районов Шлезвига с солидным датским населением. Наполеон вступился за Данию, но Бисмарк решительно отказался. Это окончательно открыло Наполеону глаза. "Он видел, с каким дипломатом имеет дело, и был убежден, что мирным путем он ничего не добьется от Бисмарка, что его династические интересы, которые он отождествлял с интересами Франции, сильнее всего пострадали от его беспечной политики, то есть от доверия, которое он питал к Пруссии и которое побудило его дать Пруссии возможность победить Австрию. Если австрийские дипломаты громко заявляли, что они не признают благодарности в политике, Бисмарк не говорил об этом., но в своих действиях он проявил такую черную неблагодарность, что в этом отношении превзошел даже австрийских дипломатов. Наполеон испытал в Люксембургском и Шлезвигском вопросах то же, что позднее пришлось испытать России на Берлинском конгрессе и в болгарском вопросе. Высокомерие Бисмарка достигло таких размеров уже после 1866 года, что Наполеон был вынужден отказаться от всяких ожиданий какого-либо внимательного отношения к его интересам со стороны Пруссии и обратиться к усиленному вооружению. Франция готовилась к войне. Она начала реорганизовывать свою армию, стала разрабатывать план военных действий, поддерживать врагов Пруссии везде, где только могла, добиваться сближения с Австрией (Зальцбургская встреча 1867 года).

Вооружая таким образом всех против себя в самой Германии, он в то же время все больше раздражает Наполеона III. В начале 1869 года возник так называемый гогенцоллернский вопрос, то есть вопрос о кандидатуре принца Леопольда Гогенцоллернского на испанский престол. Само собой разумеется, что Франция не могла быть безразлична к этому кандидату, особенно после поражений, которые Бисмарк уже нанес французской дипломатии: оказалось, что Франция не только не может рассчитывать на территориальные награды за свою помощь Пруссии, не только должна смириться с появлением могущественного государства на ее восточной границе, но ей также угрожает с юга вступление члена прусской королевской семьи на испанский престол. Между тем Бисмарк в своих беседах с французским послом Бенедетти утверждал, что "принц Леопольд пользуется полной свободой в своих решениях и что он, кажется, склонен принять испанскую корону, но что Бисмарк лично не советует ему пускаться в столь опасную авантюру, хотя это личное дело принца. Понятно, какое впечатление эти речи должны были произвести на французское правительство. Было хорошо известно, что принц Леопольд, как член прусской королевской семьи, не сделал бы такого серьезного шага без разрешения короля. Поэтому было совершенно ясно, что французское правительство видит в этом кандидате враждебный акт со стороны Пруссии. Сам король высказался в том же духе, что и Бисмарк, то есть сказал, что не советует принцу принимать эту кандидатуру, но что он не может официально взять на себя обязательства, особенно относительно будущего. В это время король Пруссии встретился с императором Александром II в Эмсе в присутствии Бисмарка и русского посла в Берлине М. После этой беседы король Пруссии еще более решительно отказался принять на себя какие-либо обязательства относительно кандидатуры принца Гогенцоллерна на будущее, и когда французский посол Бенедетти настаивал на своих просьбах, ему было отказано в аудиенции. Таким образом, произошел разрыв между Францией и Пруссией.

Учитывая все эти факты, не может быть никаких сомнений в вопросе о том, кто же на самом деле является истинным виновником войны 1870 года. После победы над Австрией Бисмарк в течение четырех лет постоянно раздражал Францию, и его склонность доводить дело до разрыва усилилась по мере того, как он терпел неудачи во внутренней политике. Его действия могли привести ни к чему иному, как к сильному охлаждению немцев к идее окончательного укрепления их отечества под властью прусского короля. И вот Бисмарк ставит все на карту во второй раз, призывает к новой войне в надежде, что и на этот раз военное счастье не изменит прусскому оружию. Наступает решающий момент. Пруссия не уверена в готовности южногерманских государств воевать вместе с ней против Франции. Казалось бы, предполагаемый объединитель Германии, то есть Бисмарк, должен вступить в переговоры с Баварией, Вюртембергом и Баденом, чтобы обеспечить их союз, но он прекрасно понимает, что его миссия не может увенчаться успехом, что он, как представитель идеи полного подчинения германских государств Пруссии, вряд ли сможет склонить южногерманские государства к совместной борьбе. Объединителем Германии в этот критический момент является кронпринц Фридрих Вильгельм, впоследствии император Фридрих III, который признает свой "долг заботиться о развитии государственной и национальной жизни в либеральном духе" и призывает немцев "верить, что он далек от мысли вмешиваться в их внутренние дела или лишать их местной самобытности", и "смотреть на него и его жену как на свой народ, а не как на северогерманских узурпаторов, провозглашая, что он будет "монархом, который предстанет перед своим народом честно и без всякой задней мысли", привержены конституционным институтам."

Кронпринц Фридрих Вильгельм в этот решающий момент убеждал южногерманские государства воевать вместе с Пруссией против общего врага; он уверял их, что Пруссия под его властью не будет подавлять свободу и независимость других членов союза германских государств, и они ему верили, потому что, в отличие от Бисмарка, он всегда умел внушать доверие каждому, с кем сталкивалась его судьба, потому что он был глубоко честной натурой и потому что его государственные методы были диаметрально противоположны тем, которые применял Бисмарк. Германия обязана победой над Францией, конечно, не дипломатам, а военным людям, и на первом месте здесь снова стоят кронпринц Фридрих Вильгельм и Мольтке. Если последний проявил недюжинные стратегические способности, то будущий император Фридрих III сумел вдохновить армию, выступить решительным борцом за объединение Германии на основе единственно верного принципа, что " он не знает разницы между баварцем, баденцем и другими жителями тридцати трех отечеств. Король Вильгельм был прав, когда в Париже, указывая на своего сына, сказал: "Вот кто привел нас сюда. У нас есть самые подробные и точные сведения о жизни и деятельности Бисмарка во время войны. Это дневник одного из чиновников его полевого управления, доктора Морица Буша, который появился в мире под заглавием: "Граф Бисмарк и его люди." Буш поддерживал постоянную связь с Бисмарком и является одним из его самых ярых сторонников. Его книга-от начала до конца хвалебный гимн в честь своего начальника, и все же, кажется, даже самому ревностному цензору Бисмарка трудно было бы сочинить книгу более неблагоприятную для него, полностью разоблачающую его как человека и государственного деятеля. В общем, получается, что Бисмарк в основном заботился о том, как больше есть и лучше пить. Страшное кровопролитие не производит на него никакого впечатления. Напротив, он возмущен тем, что военные власти слишком мягки к французам. Когда ему сказали, что войска сожгли ту или иную деревню, он весело потер руки и добавил:" Он приходит в восторг, когда ему сообщают, что баварский солдат спрашивает своего офицера: "Что делать с деревней: сжечь ее или опустошить?" Но что особенно поражает в дневнике Буша, так это то, что в самые решительные моменты трагедии, когда погибли десятки тысяч людей, Бисмарк был в основном озабочен тем, как поближе поесть, достать шампанское, и он ведет бесконечные гастрономические беседы, прерывается только возгласами "надо расстрелять, повесить, сжечь" и жалобами на то, что военные власти не дают ему никакой информации о ходе операции. Во время знаменитой встречи с Наполеоном, когда он попытался произнести самые выгодные условия сдачи Седана и, возмущенный требованиями Бисмарка, сказал ему, что его армия предпочла бы взорвать крепость и погибнуть, Бисмарк ответил: "Ну, пусть взрывают сами". Два тома книги Буша наполнены такими "находчивыми" ответами и остротами, и в этом отношении ярый сторонник Бисмарка воздвиг ему весьма незавидный памятник. В другом отношении книга содержит указания, очень характерные для Бисмарка. Одной из его главных забот было обеспечить немецкую прессу информацией и идеями о происходящих событиях. Бывали дни, когда он внушал Бушу до шести различных газетных статей, вступая в полемику с различными мнениями. Почти каждый день начинался с того, что Бисмарк предлагал написать ту или иную статью, рекомендовал иллюстрированным газетам напечатать тот или иной портрет людей, к которым он особенно благоволил. Вдохновленные Бисмарком статьи публиковались в различных органах, и таким образом он пытался направлять общественное мнение, особенно когда оно проявляло тенденцию относиться к побежденным французам более снисходительно, более гуманно. Само собой разумеется, что газеты дорожили сведениями с театра военных действий, причем полученными из надежных источников. Но всем этим сведениям была придана определенная окраска в духе тенденций Бисмарка. Так писалась тогда история, так сознательно вводили в заблуждение общество.

Формирование международных союзов

С 1871 года европейская система, расстроенная Крымской войной, не только не стабилизировалась, но еще более утратила свою устойчивость. Она не только осложнялась новыми элементами (Италия, Румыния, Греция) и уже одним этим становилась неудобной для управления; она имела ярко выраженный доминирующий элемент (Германия). И то и другое представляло угрозу всеобщему миру. Банальная логика вынудила Петербург к стратегии восстановления баланса сил, к чему всегда стремился лондонский кабинет. Но взгляды России и Англии на то, с кем поддерживать равновесие, а с кем нет, не всегда совпадали. Не было никакой гарантии, что они совпадут и на этот раз, на фоне полу-хаотического хода событий, растущего напряжения и столь же возможных коалиционных комбинаций. Казалось, что объективная ситуация позволила России утвердиться в качестве арбитра между Германией и Францией. Однако Санкт-Петербург мог извлечь выгоду из такого суждения только до обострения собственных внешнеполитических проблем на континенте. То есть — до тех пор, пока ему самому не понадобятся чужие посреднические услуги. А это ситуация, которая сужает свободу маневра. В этом отношении положение "блестяще изолированной" и "равноудаленной" от континентальных держав Англии было более выгодным. Ее "Ахиллесовы пяты" находились за пределами Европы.

Запутанная игра, развернувшаяся на европейской "шахматной доске", глубоко озадачила почти всех игроков разнообразием вариантов, рискованных и заманчивых. Возможно, только один человек точно знал, что делать, потому что он не стремился ни выиграть, ни проиграть, ни выиграть, но сохранить. Речь идет о Бисмарке, для которого было очевидно: "Сохранить единую Германию в ее новых границах не легче, чем создать ее. И, возможно, еще труднее. Раньше Пруссия участвовала в коалициях, чтобы стать Германией, теперь Германия должна была защищаться от коалиций, чтобы не стать снова Пруссией. Реваншизм Франции, настороженность России и недовольство Англии грозили слиться в целенаправленную политику: коллективно обуздать очередного претендента на гегемонию в Европе.

Отныне Бисмарк был озабочен только построением международной системы, исключающей образование антигерманского союза. Он предполагал участие Берлина в любом объединении европейских государств именно для того, чтобы контролировать и гасить опасные для Германии тенденции. Такая задача, невероятно трудная сама по себе, стала почти невыполнимой из-за желания канцлера оставить вне этой структуры одну державу-Францию, которая быстро оправлялась от поражения. Но чем более недостижимой казалась цель, тем настойчивее стремился к ней Бисмарк. Он взялся за дело в своем обычном стиле, сочетая неистовство и прагматизм. Германская империя — великое детище "железного" канцлера-была для него зеницей ока, ради которой он не собирался щадить и щадить никого. Как верный последователь Макиавелли, он мало заботился о "нематериальных" ценностях, которые можно было бы принести в жертву — идеологии, исторических традициях, династических связях, дипломатических обязательствах, личных вкусах и симпатиях. У него не было никакого желания увековечивать Францию как врага, и он, конечно, приветствовал бы возможность установить с ней безопасный мир, если бы она этого захотела. Однако абсолютная практичность подсказывала Бисмарку, что Париж никогда не примет исход франко-прусской войны в обозримом будущем. Поэтому надо сделать так, чтобы Франция проводила политику реванша в одиночку, а Германия сопротивлялась ей, имея на своей стороне нейтралитет или-хорошо бы! - молчаливо сочувствующая Европа, поскольку ожидать большего просто нереально. Бисмарк опасался не французской агрессии (так как это было бы слишком для великих держав, чтобы поддержать ее), а упреждающего удара Германии, который мог бы сплотить Европу против нее. После 1871 года замечательный ум и чувство удовлетворенности Бисмарка превратили его из милитариста в одного из самых миролюбивых западных лидеров не потому, что пацифизм был органической чертой его натуры, а потому, что пацифизм стал наиболее целесообразным оружием.

После победы над Францией канцлер начал плести сеть союзов, которые были в основном оборонительными для Германии. По замыслу Бисмарка, все нити паутины должны были сойтись в Берлине, в его руках. Он намеревался обеспечить новую систему прочным ядром, подобным тому, каким когда-то был Священный Союз. Последний, однако, защищал всеобщий мир как средство обеспечения равновесия и статус-кво для всей Европы. Бисмарк нуждался в мире только для того, чтобы защитить свою страну. Канцлер заранее подготовил условия, чтобы предотвратить изоляцию Германии. В 1863 году. он безоговорочно поддерживал Россию, не уставая впоследствии убеждать ее в своей полной благосклонности. В 1866 году он помог итальянцам овладеть Венецией. В то же время Австрия, проигравшая войну Пруссии, испытывала нечто вроде чувства благодарности Бисмарку, благодаря чему ее поражение оказалось почти "турнирным", с минимальным материальным и моральным ущербом для Вены в тех условиях.

Бисмарк остро нуждался в стабильном геополитическом союзе в Европе, превосходящем суммарную мощь любого другого альянса. Идеальными кандидатами были Австро-Венгрия и Россия. Союз с бывшими гарантировал господство в Центральной Европе. А дружба с Петербургом открывала перспективы мирового господства. Проблема, однако, заключалась в том, как смягчить русско-австрийские противоречия на Балканах и избежать столкновения в этом взрывоопасном регионе. Были и другие трудности. Государства, оставшиеся вне этого предполагаемого союза, особенно Англия и Франция, не испытывали никакого энтузиазма по поводу такого переустройства Европы, которое было чревато возрождением Священного союза. Они были готовы противостоять планам Бисмарка и искать контркомбинации, в том числе с участием России и Австро-Венгрии. Кроме того, в Англии, где традиционно лелеялась идея равновесия, после Пальмерстона у руля власти стояли люди, понимавшие суть общеевропейских перемен, а также немецкий канцлер. Все это позволило сравнить задачу Бисмарка с тем, что делает жонглер или эквилибрист. С одной существенной разницей — он никогда не занимался такого рода "фокусами", у него не было времени на тренировки, и, наконец, он подвергал большому риску не только себя, но и судьбу Германии.

Санкт-Петербург, ясно видя, куда переместился дипломатический центр Европы, испытывал растущее беспокойство. Его не устраивала сама идея чьего-то господства на континенте, от которого Россия страдала дважды-при Карле XII и Наполеоне I. Что же касается ее собственного господства, то у нее все еще не хватало сил восстановить его. И, похоже, прошли те времена, когда в Европе могла безоговорочно господствовать одна держава. Шла вязкая позиционная борьба на все более мозаичном поле. Каждый выбирал себе союзников, больших и малых, в соответствии со своими национальными интересами. Частично сознательно, частично спонтанно формировалась новая сложная структура военно-политического баланса. Влияние на этот процесс внешнеевропейских и колониальных проблем усиливалось. В атмосфере неопределенности и тревоги по поводу неизвестного возросла роль экспериментального, так сказать, творческого начала в международной политике. Каждый раз после крупных потрясений, которые отодвигали одни государства в тень истории и выводили на свет другие, Европе приходилось решать, что делать дальше. Но, пожалуй, никогда еще этот вопрос не стоял так зловеще, хотя многие еще не ощутили всей драматичности проблемы выбора, возникшей перед пародиями.

На первый взгляд, в возвышении одной из сил не было ничего фатального и ничего нового. Ведь давно существует банальная модель подавления диктаторских посягательств — создание адекватного противовеса со стороны заинтересованных государств. Так Европа действовала против Испании, Священной Римской империи, Франции и России. И все же после 1871 года в международной конъюнктуре уже заметны признаки, отличающие ее от внешне сходных ситуаций прошлого. Резко возрос уровень военной техники и скорость мобилизации армии, что резко усилило остроту взаимных угроз и взаимного недоверия, породило роковые соблазны. Возможность локализации войн и прекращения их по воле народа стремительно уменьшалась. Уменьшались и шансы на достижение быстрой и решительной победы над врагом, извлечение из нее необходимых результатов, закрепление их в соответствующих дипломатических договорах и принуждение других к признанию результатов войны. Благодаря распаду империй и образованию независимых государств Европа оказалась раздробленной. Общая сумма противоположных интересов росла. Слабые игроки обращались за помощью к сильным, чтобы получить гораздо больше того, что у них было или что они были "по справедливости" должны. Они заботились только о своих собственных целях, даже если для этого им пришлось бы нарушить европейский мир. Великие державы, напротив, старались быть осторожными в отношениях со своими новоиспеченными собратьями и до поры до времени не позволяли себе ввязываться в опасные авантюры.

Как известно, появление новых компонентов в системе усложняет ее управление и предсказуемость. В конце концов, именно проблема контроля деструктивных процессов была объективно наиболее важной для Европы — более важной, чем в 1815 году. Тогда эта проблема была решена почти оптимально, потому что политики понимали это всем своим существом. Теперь это скорее чувствовалось, чем понималось. И когда они пытались разобраться в этом, то не столько в контексте общеевропейского урегулирования, сколько с точки зрения частных выгод и гарантий для той или иной стороны. Государственные деятели поколения Бисмарка были не глупее своих предшественников, но стоявшие перед ними задачи требовали не только ума и воли. Перед лицом неизвестного и тревожного будущего они не без страха маневрировали в пределах имеющихся у них альтернатив, избегая связывать себя четкими долгосрочными обязательствами на все случаи жизни. Они предпочитали отвечать на вызовы времени, а не предвидеть их. Каждый из них в отдельности не был лишен благих намерений и способности к компромиссу, но при наличии явных угроз миру и стабильности не существовало единой — независимо от идеологической подоплеки — концепции европейской безопасности. И в этом они, безусловно, уступали участникам Венского конгресса. Стихийное, беспорядочное развитие событий заставляло политических лидеров 70-80-х годов XIX века постоянно полагаться на импровизацию и интуицию со всеми их плюсами и минусами. И как только" большая игра " в Европе вышла за общепринятые рамки канонических правил, превосходство над партнерами и соперниками оказалось на стороне Бисмарка.

Канцлер Германии, проявив небывалую быстроту в достижении поставленной цели, продемонстрировал яркий политический талант. И после 1871 года, когда он приложил все усилия, чтобы сохранить то, чего достиг, он проявил зрелую политическую мудрость. Совершенно не смущаясь, казалось бы, нереальной и одиозной в глазах Запада задачей, Бисмарк приступил к воссозданию того, что не могло не ассоциироваться со Священным союзом — Австро-русско-германского блока. В то время как Лондон, Париж, Санкт-Петербург Петербург и Вена пытались определить степень угрозы, исходящей от новой Германии, Бисмарк сделал несколько блестящих шагов, чтобы предотвратить превращение этих опасений в согласованные действия. Решительное предложение объединиться с Германией на основе взаимной выгоды он вывел из лагеря ее потенциальных противников Россию и Австро-Венгрию. В результате интенсивных переговоров 1871-1873 годов и обмена официальными визитами между Берлином, Веной и Санкт-Петербургом был образован Союз Трех императоров, декларировавший свои цели: сохранение статус-кво в Европе; совместное решение восточного вопроса; сотрудничество в обуздании революции. В принципе, такие установки отвечали интересам всех сторон.

Сходство со Священным союзом тоже было поразительным, хотя — при ближайшем рассмотрении-весьма относительным. Священный союз, как ядро Венской системы, несмотря на свои недостатки, был инструментом обеспечения мира и стабильности для всей Европы. Что касается Союза Трех императоров, то он был создан как основа иной, бисмарковской системы. Его конечной целью было создание защитного барьера вокруг Германии, прежде всего против Франции и тех, кто мог бы ей помочь. Такой подход не гарантировал коллективной безопасности. Более того, он исключил ее. Видимо, навсегда останется неразрешимым вопрос — а можно ли было вообще придумать что-то сравнимое по эффективности с Венской системой для Европы в ситуации, когда после 1871 года в европейской геополитической "тектонике" образовался катастрофический франко-германский разлом, какой Европа еще не знала? Можно было предсказать только одну общую тенденцию: отныне непримиримый антагонизм между немцами и французами станет источником накопления наивысшего напряжения в международных отношениях с почти неизбежной перспективой того, что кто-то встанет на одну сторону, а кто-то на другую.

Россия не собиралась обрекать себя на роль пассивного исполнителя планов Бисмарка. Она вступила в Союз трех императоров с целями, значительно отличающимися от тех, которые преследовал германский канцлер, не заявляя о них открыто. Александр II действительно был озабочен проблемами статус-кво в Европе, компромиссным решением Восточного вопроса и предотвращением революции. (Именно поэтому Бисмарк провозгласил их основой партнерства.) И он намеревался честно сотрудничать с Берлином и Веной в этом направлении при условии, что его не лишат свободы действий в пользу чужих планов. Однако Петербург решительно отказался трактовать Союз так, как того хотел Бисмарк, — как средство апти-французской политики. Хотя канцлер и догадывался об этом, он был немало разочарован, когда его худшие подозрения подтвердились, причем в очень рискованных для Германии обстоятельствах.

В апреле 1875 года Парижский кабинет министров предупредил великие державы, что Германия готовит упреждающий удар по Франции. Со стороны последних это был, скорее всего, пробный шар, запущенный для выяснения реакции Европы. Возникла ситуация военной тревоги, в которой Россия дала понять Берлину, что "она не допустит нового поражения Франции, и никакой Союз трех императоров здесь ей не помешает Взбешенному Бисмарку ничего не оставалось, как принять это предупреждение во внимание. Его раздражение не было беспочвенным, так как он не собирался воевать. Однако он мог утешиться тем, что военная тревога не была бесполезным опытом для Германии. По крайней мере, позиция России теперь была ясно известна, что окончательно подтвердило Бисмарка в одном важном предположении: Берлин исчерпал предел терпимости Петербурга к своей экспансионистской политике в Европе, и отныне ее продолжение чревато объединением России, Англии и США. Франция. Пока канцлер Германии оставался человеком, преследуемым "кошмаром коалиций", существовали реальные шансы избежать большой войны.

События 1875 года позволили Петербургскому кабинету впервые за многие годы взять на себя роль арбитража в Европе. Однако он недолго владел этим преимуществом. Очередная эскалация восточного вопроса сделала Россию настолько уязвимой, что она сама нуждалась в дипломатической помощи и посреднических услугах Бисмарка.

25 января (6 февраля) 1888 года Бисмарк произнес свою грозную речь, а 26 февраля (9 марта) умер император Вильгельм I. Для Бисмарка это были, как он выразился, "самые трудные дни его жизни." Это откровенное признание чрезвычайно характерно для прояснения взгляда Бисмарка на государственное дело. Казалось бы, самыми тяжелыми днями для него должны были стать те моменты, когда Пруссии угрожала война с Австрией и Францией, когда решалась судьба Германской империи.; теперь Германия была объединена, ее единству ничто серьезно не угрожало, смертельная болезнь Фридриха III, как бы плачевна она ни была в других отношениях, меньше всего огорчала самого Бисмарка, потому что взгляды этого несчастного монарха были диаметрально противоположны взглядам Бисмарка, престолонаследие было вполне обеспечено, а значит, все было относительно благополучно— и все же Бисмарк признает стодневное царствование Фридриха III "самыми трудными днями" в его жизни. Все могли ожидать, что Бисмарку придется уйти в отставку. Фридрих III, будучи наследным принцем и сразу же после вступления на престол, всегда заявлял о своем твердом намерении управлять страной в строго конституционном духе. Манифест нового императора был составлен без участия канцлера, и ему было официально предложено лишь принять к сведению и руководствоваться "теми принципами, которые император установил". Бисмарк чувствовал, что бразды правления ускользают из его рук, и не особенно рассчитывал на сына Фридриха III, который, несмотря на молодость, выказывал большую решимость. Неудивительно, что Бисмарк сказал о нем: "он будет сам себе канцлером." Болезнь Фридриха III была слишком серьезна, чтобы он мог предпринять какие-либо решительные правительственные меры. Тем не менее в Германии появился новый дух. Однако все знали, что дни такого красивого монарха сочтены. Все взоры были обращены на наследника престола, и он, казалось, не хотел отступать от заветов своего дела и, между прочим, не хотел расставаться с Бисмарком. Ходили слухи о воинственности Вильгельма II, и опять-таки чрезвычайно характерно для Бисмарка, что в этой воинственности молодого монарха общественное мнение видело верную гарантию того, что Бисмарк останется у власти. Но, как вскоре выяснилось, слухи о воинственности Вильгельма II не оправдались. Он не проявлял никакой склонности к продолжению агрессивной политики своего канцлера, которая так ясно выражалась в восклицании: "Мы, немцы, не боимся никого, кроме Бога Сразу же после вступления на престол молодой император попытался придать более мирное направление политике германского правительства. Как и его отец, он заявил о своем твердом намерении конституционно управлять страной, удовлетворять справедливые требования трудящихся и ликвидировать острый кризис в отношениях с Россией.

Таким образом, между программой нового монарха и программой его канцлера возникли существенные разногласия. Бисмарку пришлось публично признать, что новый император "не любит его", но на самом деле шансы канцлера были гораздо хуже: он не понимал, что даже с наилучшими пожеланиями императора он может оставить его у власти только в том случае, если Бисмарк признает его политику ошибочной и в то же время будет гораздо более сговорчивым в будущем. Действительно, продолжать политику германского канцлера в отношении России означало довести дело до войны; продолжать политику Бисмарка по отношению к Рейхстагу означало полностью потерять в нем правительственное большинство; продолжать политику Бисмарка в экономической сфере означало нанести непоправимый вред народному хозяйству, потому что, несмотря на таможенные пошлины, ввоз уже превышал отпускные на 800 миллионов марок, праздничная торговля в Германии находилась в явном упадке, а между тем ввоз сельскохозяйственных продуктов увеличивался, несмотря на пресловутые хлебные пошлины; продолжать политику Бисмарка по отношению к социалистам.

Таким образом, отставка князя Бисмарка вовсе не была прихотью императора Вильгельма II, который якобы был обременен опекой своего канцлера: она была неизбежна из-за ряда крупных промахов, совершенных Бисмарком. Поэтому его гений предстает в очень странном свете. Во всех отраслях управления он оказывался в глухих переулках, из которых не было выхода. Он посадил государственный корабль на мель, и надо было во что бы то ни стало выбрать "новый курс", чтобы не наткнуться на подводную скалу и не потерпеть окончательного крушения. Конечно," новый курс " мог быть выбран при участии Бисмарка, но, конечно, только в том случае, если он признавал свои ошибки с твердым намерением не повторять их. Но Бисмарк был далек от такого настроения; напротив, он все еще был убежден в непогрешимости своих взглядов: он не мог избавиться от убеждения, что он величайший государственный деятель своего времени и что отказаться от его совета означало бы погубить Германию. 8 (20) марта 1890 года его отставка была подписана императором Вильгельмом II вместе с повышением в звании до генерал-фельдмаршала и титулом герцога Лауэнбургского.

Влияние Бисмарка на германскую политику

Отношение политики Бисмарка к России.

70-е и 80-е годы XIX века считаются эпохой Бисмарка, что означает признание его исключительного влияния на ход европейских дел. Характер этого влияния отличался как от наполеоновской "антисистемы" начала xix века, где Франция играла ведущую роль, так и от венской системы, гарантом которой Россия была с 1815 по 1853 год.

Господство Наполеона обеспечивала созданная им военно-политическая машина экспансии, которая быстро приходила в упадок от остановок и простоев. Держать его в движении бесконечно долго, особенно перед лицом растущего сопротивления, оказалось невозможным.

Россия долгое время доминировала в Европе с помощью более сильного и сбалансированного международного института — европейского "концерта" и его ядра — Священного союза. Эта гиперструктура работала благодаря оптимальному сочетанию консервативно-идеологических и прагматических принципов. Не чуждая порой острых внутренних противоречий, она была защищена от распада тем, что "строилась не для войны, а для мира-реалистическими средствами того времени, на основе многосторонних переговоров, рациональных решений и компромиссов» Не было ни партий, ни бешеных экспансионистов, и спорадические попытки французских реваншистов эффективно сдерживались коллективными усилиями. В отличие от своего предшественника Наполеона 1, русские "жандармы" Европы, Александр I и Николай I, стремились не к завоеванию, а к сохранению стабильности на континенте, и поэтому их арбитражная "диктатура" была относительно терпимой для всех членов европейского сообщества, а для Австрии и Пруссии — порой совершенно незаменимой. На протяжении нескольких десятилетий общим врагом правителей великих держав была не Россия, а Революция, борьба с которой без помощи Петербурга представляла собой чрезвычайно трудную задачу. И все же, в конце концов, именно российская гегемония объединила против нее страны "крымской коалиции". Когда Европа захотела радикальных перемен, которые стоили ей риска и жертв, она решила, что царизм исчерпал свою историческую роль хранителя мира и стал главным препятствием на пути социально-политического прогресса. К концу 40-х годов XIX в. в общественном сознании, увлеченном мечтой о светлом будущем, немыслимом без разрушения "темного" прошлого и настоящего, спрос на принцип статус-кво резко упал. Проблема реформ вышла на первый план не только во внутриполитической сфере, но и в международных отношениях. В частности, речь шла о восстановлении нарушенного Россией баланса сил, даже если придется прибегнуть к оружию. Крымская система, задуманная как способ поддержания "восстановленного равновесия", обернулась совершенно иным результатом: сначала реваншистской гегемонией Наполеона III на фоне неупорядоченного европейского "концерта", затем военно-политическим преобладанием Германии и триумфом бисмарковской дипломатии.

Бисмарковский миропорядок, изначально порожденный жаждой перемен, со временем превратился в механизм их предотвращения. Объединенная Германия больше не нуждалась в том, в чем Она так остро нуждалась. В понимании этого заключалось неоспоримое интеллектуальное и профессиональное преимущество Бисмарка перед многими немецкими политиками. Консервативный и охранительный характер бисмарковского международного порядка решительно противопоставлял его французскому правлению времен Наполеона I, а жесточайший прагматизм этой эгоистической системы делал его непохожим на русское правление времен Священного союза с его полумессианскими идеалами.

Строго говоря, бисмарковская схема германской безопасности основывалась не на принципе баланса сил, а на удивительном дипломатическом балансировании, успех которого зависел от личного таланта канцлера. Этот талант не стоил бы многого, если бы не был способен постичь какой-то фундаментальный постулат. А именно: без России-союзной или хотя бы нейтральной-благополучие Германии недостижимо, потому что немцы не способны решать свои проблемы на западе, постоянно глядя на восток. Россия долгое время занимала совершенно особое место в европейской и мировой политике, и чтобы его потерять, ей требовался ряд просчетов, которые было очень трудно совершить физически. Потерпев, казалось бы, катастрофическое поражение в Крымской войне и "замкнувшись в себе", Россия осталась великой державой, радикально повлиявшей на ход европейской истории даже против своей воли. Наполеон III, в расцвете своей власти и славы, искал союза не с кем-нибудь, а с Россией. И когда он поддался иллюзии, что может обойтись без нее, Франция пережила трагедию. Бисмарк усвоил этот урок на всю оставшуюся жизнь и никогда не повторял ошибок французского императора. Он был убежден, что Россия непобедима, поэтому не мог тратить силы на бредовую цель войны с русскими. Он не допустил создания антироссийской коалиции во время восточного кризиса 70-х годов XIX века. И сделал я это не из благодарности за 1871 год. Бисмарк поддерживал Петербург во время балканских событий 80-х годов, "прощая" его очевидные ошибки. Даже после того, как Россия фактически потеряла Болгарию, канцлер не спешил реагировать на прогерманские настроения софийского правительства. Здесь также не может быть и речи ни о каких других соображениях, кроме чисто практических. Они также объясняют последовательную настойчивость Бисмарка в заключении ряда соглашений о партнерстве с Россией, начиная с Альвенслебенской конвенции 1863 года и заканчивая Договором о перестраховании 1887 года. Он видел главную гарантию прочности "союзнической паутины", сплетенной Бисмарком в треугольнике Берлин-Вена-Санкт-Петербург. Петербург, в котором русско-германские отношения в конечном счете играли первостепенную роль.

Бесполезно рассуждать о том, как долго продержалась бы гигантская структура Бисмарка, если бы он остался в 90-е годы у власти. Но, похоже, канцлер был единственным человеком, которому удалось предотвратить его крах. Прежде всего, благодаря пониманию некой "простой" истины: в любой общеевропейской политической архитектуре, претендующей на долговечность, должен быть "русский" фундамент. В политике поиска дружбы с Россией расчетливый Бисмарк переиграл самоуверенного Наполеона III только для того, чтобы преемники французского императора отомстили преемникам "железного" канцлера. Россия не играла пассивной роли в международных отношениях в 70-80-е годы XIX века, но ее большая самодостаточность, чем у других стран, часто позволяла ей отдавать инициативу сближения более заинтересованной стороне, не боясь упустить выгодный момент и выгодную возможность. Возможно, это обстоятельство несколько развратило Петербургский кабинет, помешав ему принимать своевременные, особенно инициативные решения. Однако ошибки, порожденные такой медлительностью, все же не грозили России, в отличие от других европейских держав, таким ущербом, что она не смогла бы выжить.

Роль Бисмарка в истории Германии

"Германский вопрос "всегда был европейским вопросом, с тех пор как в ходе германского конфликта с революцией и с "Великой империей" Наполеона он превратился из литературной и духовной проблемы в политическую и социальную. С тех пор в сильно сокращенном виде "немецкий вопрос" означает следующее: Как поставить стремление немцев к своему расположению в центре Европы и своему потенциалу, относящуюся к единству и свободе, к объединению в национальном государстве, то, что крупные западноевропейские нации имели уже со времен Средневековья, в соответствие с безопасностью всей Европы и расширение к центру Европы властные амбиции великих европейских полномочия (в том числе и великой Германии
державы, Австрия и Пруссия), с их заинтересованностью в состоянии" равновесия", обеспечивающем максимально возможную свободу действий. До сих пор — как еще раз подтвердила структура Германского союза, созданная Венским конгрессом 1815 года, — это государство опиралось главным образом на уравновешивающую функцию центра Европы, который представлял собой свободное государственное образование союзного типа, включавшее суверенных немецких князей и вольные города, и служил" буфером " между великими державами.

Ход и результаты революции 1848 года показали трудноразрешимые внутригерманские территориальные и социальные трудности в решении "германского вопроса" путем образования национального государства с первой попытки и революционным путем. Кроме того, события 1848 года способствовали тому, что дебаты в Германском национальном собрании вскрыли гигантский размах притязаний германского национального государства на момент его образования, которое в своем окончательном виде представляло — как всегда, имея фрагментарный вид, основанный на понятиях "Малая Германия", "Великая Германия" или "Центральная Европа" — объединение всей Центральной Европы в широком смысле этого слова, от Северного и Балтийского морей до Адриатики. Такое объединение настолько бросает вызов остальной Европе (как великим державам, так и малым соседям национального немецкого государства), что эта попытка, учитывая такую международную перспективу, была неизбежно обречена на провал.

Стремление к экономическому объединению как можно большей части Центральной Европы, зародившееся в докартовский период и имевшее место во время революции и после ее завершения, в условиях, когда две великие германские державы соперничали друг с другом, а средние и малые германские государства настаивали на своем суверенитете, было политически насильственно остановлено "на полпути". Начиная с 1834 года экономическое единство осуществлялось на "малогерманском" уровне в рамках Германского таможенного союза, существовавшего под эгидой Пруссии. В 1950-х годах в качестве конкуренции планировалось создать масштабный таможенный союз, который отвечал бы интересам Австрии. Само по себе это стремление, даже в экономически мощном сочетании с "углем и сталью", не могло привести к политическому решению "германского вопроса". К этому добавлялась сильная позиция ведущей державы консервативного лагеря-России, которая распространяла свое влияние на Центральную Европу и сопротивлялась любым изменениям в этом регионе. Это было в полной мере продемонстрировано результатами "союзнической" политики Пруссии, которая сосредоточилась на решении проблемы" Малой Германии " посредством договоров вскоре после революции, в 1850 году (Ольмюц). До тех пор, пока такой баланс сил сохранялся в центральноевропейском и общеевропейском масштабе, решение "германского вопроса" исключалось.

Только новая историческая веха-Крымская война (1854-1856), приведшая к смещению России с ее позиций и длительному политическому разрыву между Россией и Англией и Россией и Австрией, внесла изменения в существующий баланс сил и создала внешнеполитические рамки для решения "германского вопроса". Пруссия, более экономически динамичная, более современная в военном отношении после реформы, более гибкая в области национальной политики, хотя и парализованная с начала шестидесятых годов внутриполитическим кризисом, имела несколько лучшие шансы, чем Австрия. Однако до событий 1866 года в Кениггрезе решение оставалось открытым, и до поздней осени 1870 года оно все еще было "не окончательным".

Историческая заслуга Бисмарка состоит в том, что он ясно осознал, как, то есть на какой основе власти (прусского военно-бюрократического государства), в каком направлении и в каких пределах должен находиться "германский вопрос" под покровительством Пруссии, чтобы это решение было приемлемо для Европы. Главной гарантией успеха канцлера было то, что его политическая концепция, основанная на этом решении, стратегически и тактически намного превосходила действия его противников. Эта концепция включала подчинение германского национального движения государственным интересам Пруссии, а также примат дипломатических и — в строго контролируемых пределах — военных средств в рамках разумной политики давления. При необходимости Бисмарк не исключал дуэлей, традиционных войн, не допускающих международного вмешательства, в условиях отказа (от "чрезмерных" эмоций национального колорита или "подрывных средств" национально-революционного толка.

Путь Пруссии, возглавляемой Бисмарком с 1862 года, иногда проходил близко к обозначенным таким образом границам. Однако нарушать их не было необходимости — не в последнюю очередь из-за необычайной удачи прусского премьер-министра, которая иногда проявлялась в принятии решений. Результатом событий 1866 и 1870-1871 годов стало радикальное изменение баланса политических сил в Европе при сохранении системы власти в целом, а также ее социальной основы.

Независимо от этого происходила "революционизация" положения в Европе в двух отношениях. Решающим было то, что новообразованная Германская империя, которую считали объективно "незавершенной" и Бисмарк провозгласил "удовлетворенным" национальным государством с Пруссией в главной роли, впервые за столетия создала своего рода центр тяжести в Центральной Европе. Ранее фланговые государства, Россия, Франция и Англия, соперничая друг с другом, так или иначе распространяли свое влияние на центр континента. Теперь новая великая держава, занимавшая "полугегемонистское" положение в Европе-Германская империя — расширяла сферу своих интересов на Восток и Запад, на Юг и Юго-Восток. Кроме того, Австрия потеряла свою ведущую роль в 1866 году, и Габсбургская монархия была оттеснена на юго-восток. Изнурительное соперничество между Австрией и Пруссией на центральноевропейской арене, существовавшее до 1866 года, сменилось в 1871 и 1879 годах сотрудничеством между ними, реализованным в двойственном союзе. Это дало Германской империи относительно сильные позиции на континенте. Однако в случае объединения других великих держав все еще существовала опасность, которая, прежде всего из-за внутренней слабости двойной монархии-Австро-Венгрии, угрожала нестабильности империи в будущем. Сомнительный характер политики Бисмарка до 1871 года, как в политическом плане, так и в плане сохранения социальной структуры Пруссии как "бронзовой скалы", успешно способствовал сохранению консервативной социальной структуры всей Европы. Это качество канцлера сказалось в переходе от политического наступления на международной арене к неизбежной обороне, а также в необходимости ограничиться закреплением и сохранением достигнутого и принять незавершенность национально-государственного решения в духе национальных идей Паульскирхе как данность. Бисмарк считал, что, осуществив аннексию Эльзаса и Лотарингии, объективно крайне спорную, но необходимую, по его мнению, для установления "истинного" равновесия между континентальными великими державами Европы, он сможет остановить динамику национальной идеи, которую до сих пор культивировал, хотя и направлял ее в известном направлении, и удержать вновь созданную Германскую империю в статичном состоянии (как социальном, так и политическом).

Бисмарк глубоко изучил современные структуры баланса сил на международной арене и смог — даже частично и временно (начиная с 1878 г.) - включить Германскую империю в европейскую систему государств и выдвинуть ее в качестве фактора поддержания мира. Это было внешнеполитическое достижение (после того, как ранее был разрушен существующий баланс сил) чрезвычайного значения. В то же время канцлеру не хватало категорий для понимания социальной динамики, которую нельзя было постоянно отвлекать от внутриполитических проблем и сдерживать изменением баланса сил в Центральной Европе. Более того, в результате "революции сверху", совершенной силой, социальные процессы ускорились. Попытки Бисмарка насильственным путем уничтожить опасные общественные силы, несущие революционный заряд, которые, как он считал, угрожали существованию империи наряду с коалициями иностранных держав, были обречены на провал. Национальная и социальная динамика Германской империи, руководство которой ускользало из рук канцлера, оказывала, в свою очередь, противоположное влияние на международную политику и уже в конце восьмидесятых грозила выйти за рамки союзнической "системы", призванной поддерживать мир в Европе.

Бисмарк считал "зарядку" прусской государственной идеи националистическими эмоциями чрезвычайно опасной, но он не мог сдержать ее ни до, ни после своей отставки. Эта тенденция все больше проявлялась в выступлениях тех общественно — политических сил, которые задавали тон в немецком общественном мнении, и вела-как бы на другом, гораздо более опасном уровне-к новому вызову Европе, подобному революции 1848 года. Однако теперь, благодаря сочетанию пропаганды "пангерманских" и "центральноевропейских" идей с прусско-германской государственной властью, во взрывоопасной атмосфере" мировой политики "вильгельмовской модели, это закончилось сначала реальной изоляцией империи в Европе, а затем и "бегством вперед", войной за "мировое господство или смерть".

Национальное единство в 1918 году пережило поражение в мировой войне и конец монархий в Германии. Это было подтверждением интегрирующей силы национального государства, которая ярко проявилась в выходе за пределы чисто инструментальной роли, отведенной ему Бисмарком, и преодолении социальных барьеров. Критика Бисмарка проникла в историческую науку из политической повседневности шестидесятых, семидесятых и восьмидесятых годов через публицистику и потому постепенно становилась все более тонкой. Критические голоса раздавались со стороны католических пангерманистов, левых либералов и социалистов. Было несравненно больше популярной литературы, рассчитанной на массового читателя и активно влияющей на него, которая восхваляла и превозносила Бисмарка, но грешила непониманием и изображала его как "милитариста" и вильгельмистского националиста. Критика продолжалась (параллельно с похвалой в литературе) и в Веймарской республике. Однако в ходе дискуссии о "лжи об ответственности за войну" 1914 года политика Бисмарка по сохранению мира после 1871 года вышла на первый план научного "образа" Бисмарка. Внутриполитические и социальные проблемы деятельности канцлера отодвигаются на второй план.

Военно-политическая и моральная катастрофа, в которую Гитлер ввергнул немцев во время Второй мировой войны, привела к разрушению европейского центра как самостоятельной объединяющей силы. Это было связано с мощью фланговых держав, которые приняли вызов и продвинулись к самому центру континента. Окончательный крах империи Бисмарка и ее положение как великой державы вновь выдвинули на повестку дня дискуссии вокруг фигуры канцлера ряд принципиальных проблем. Насколько глубоки корни роковых событий в его деятельности, революционной во всем, что касалось власти и политики, и консервативной в социальной сфере? Был ли путь, пройденный Германией от Бисмарка к Гитлеру, гладким и была ли катастрофа предопределена с самого начала? Какие и насколько сильные параллели можно провести между ними, и что отличает того, кто создал империю, от того, кто ее разрушил? Однако чем дальше отодвигаются даты 1866-1871 и 1945 годов, начала и конца существования политически суверенной великой германской державы, тем прочнее становится почва для оскорбительно рационального мнения о возможности решения "германского вопроса", которым Бисмарк сумел воспользоваться в решающей ситуации 1862-1871 годов. и которая позволила большинству немцев накопить опыт бытия великой державой на протяжении трех четвертей века, связана с весьма специфическим балансом сил на европейской арене, ограничена во времени, а потому безвозвратно утрачена и никогда не повторится. Однако невозможно убежать ни от этого опыта, ни от его последствий, как положительных, так и отрицательных. Они объединяют всех немцев, независимо от восхищенного, уважительного, сдержанного или отрицательного отношения, с Бисмарком, основателем великой державы — Германской империи.

Заключение

Целью этой работы было исследование внешнеполитического положения Германии в период канцлерства Бисмарка. В ходе этой работы эта цель была достигнута. Учитывая поставленные задачи, были сделаны следующие выводы.

Внешнеполитическая и внутриполитическая деятельность канцлера была подчинена одной идее: закрепить и сохранить то, что было достигнуто как во внутренних, так и во внешних делах.

Сам он неоднократно называл свою политику реальной, то есть основанной главным образом на фактах, а не на теоретических взглядах или убеждениях. Факты были таковы. Германская империя, возникшая в результате кровопролитных войн и ущемления жизненно важных интересов других государств, должна была постоянно быть готовой к новым войнам на случай, если ее могущественные соседи захотят начать с их стороны воинственную политику. Поэтому последние должны были активно заботиться об оружии, а непрерывное вооружение требовало огромных денежных средств. Таким образом, Бисмарк был вынужден постоянно искать новые источники доходов, пополнять имперскую казну, которая истощалась военным ведомством. Отсюда его бесконечные споры с рейхстагом, которые иногда принимали такие же широкие размеры, как и в печально известном конфликте шестидесятых. Нельзя отрицать, что Бисмарк проявил некоторую изобретательность в поиске новых источников дохода, но эта изобретательность шла рука об руку с большой распущенностью и полным непониманием последствий некоторых финансовых мер. Он отверг политическую экономию и создал свои собственные экономические теории крайне сомнительного достоинства или даже откровенно несостоятельные. Отказавшись от политической экономии, он заменил ее личным опытом, опытом крупного землевладельца в северо-Восточной Германии. Это, конечно, означало замену выводов, основанных на мировом опыте и обширных данных, выводами, полученными из относительно недостаточных наблюдений. Но был еще и третий элемент. Бисмарк очень часто использовал те или иные экономические меры для того, чтобы нанести удар по своим политическим противникам. Таким образом, произошло смешение экономической деятельности с политической. И именно эту амальгаму он называл реальной экономической политикой, признавая ее единственной спасительной, в отличие от "манчестерской" политэкономии, которую он высмеивал.

Германия была объединена, или, говоря словами самого Бисмарка, посажена в седло, и оставалось только научить ее управлять лошадью. Вот что сказал Бисмарк. Но его слово расходилось с делом. Германия сидела на коне, но Бисмарк сам хотел управлять ею, и сразу же оказалось, что Германия и Бисмарк стали тянуть поводья друг у друга. Старая неразрывная вражда между Австрией и Пруссией сменилась тупой борьбой между канцлером и рейхстагом.

Политика Бисмарка в течение двадцати лет управления делами объединенной Германии показала, что он искал только врагов; он требовал подчинения, а не дружеской работы; он проявлял много энергии, но она была направлена на создание себе врагов, которые в конце концов одолели его, потому что каждый из них боролся за жизненный интерес, за жизненное дело, а сам Бисмарк не сумел внушить немцам сознание общего великого дела, поставить задачу объединенной Германии выше задач отдельных партий, отдельных социальных классов. Он не был великим государственным деятелем и не хотел быть простым конституционным министром.

Студент-пивовар, пьяница, наводивший ужас на всех своими сомнительными подвигами, общественный деятель, бросавший вызов общественному мнению, реакционный министр, вызывавший на бой всю страну, дипломат, никогда не упускавший случая с кем - нибудь поссориться, канцлер, сознательно готовивший кровавые и опасные войны, бросавший перчатку и Франции, и России, отставной государственный деятель, жаждавший помериться силами с императором, который его уволил, - все это тот же Бисмарк. Слишком бурный, слишком страстный, слишком склонный вступать в личную борьбу, чтобы быть равным той великой роли, которая выпала на его долю, он, благодаря своей могучей натуре, знанию людей и находчивости в обращении с ними, благодаря ловкости, с которой он умел продвигать свою личность при помощи шумных выходок, соответствующих его темпераменту, и при помощи той великой силы, которую мы называем печатью и которая служит в равной мере высоким идеям и планам различных честолюбивых людей, но главным образом благодаря двум счастливым войнам., ему удалось приобрести громкую репутацию первоклассного государственного деятеля.

Список литературы

Андреас Хильгрубер. Питер Берглас. Выдающиеся политики. Отто фон Бисмарк. Меттерних / Серия Исторических силуэтов. Ростов-на-Дону: "Феникс", 1998. - 320 с.
Альтернативы немецкой истории в К. XIX.XX в. / / Нояб. И новейшая история, 1992, № 4
Бисмарк и мы / / Книжное обозрение, 1998, № 2.
Васильев В. И. История германского федерализма. Новая и современная история, 1998, № 3
Виппер Р. Ю. История нового времени, Москва, 1995.
Всемирная история в 10 томах: том 7 / Под ред. А. А. Губерта М. 1960 – - 327 с.
Всемирная история: учебник для вузов / Под ред. Г. Б. Поляка, А. Н. Марковой, М. 1991. - 380 с.
Дебидур А. Дипломатическая история Европы 1814-1878 гг.: Ростов-на-Дону: "Феникс", 1995. - 583 с.
Дегоев В. Россия и Бисмарк / / Звезда № 7, 2001. - с. 129
Зюзюкин И. Дуэли "Железный канцлер" / / Смена № 3, 2001. - с. 58
Новая история (второй период): учебник / Под ред. Е. Е. Юровского, И. Н. Кривыгуза М. 1976. - 235 с.