Автор Анна Евкова
Преподаватель который помогает студентам и школьникам в учёбе.

Реферат на тему: Вклад ученого (Милюков Павел Николаевич) в развитие науки управления

Реферат на тему: Вклад ученого (Милюков Павел Николаевич) в развитие науки управления

Содержание:

Введение

Многие историки считают, что Павел Николаевич Милюков стал первой жертвой психоза свержения политических кумиров новой, "Свободной России" образца 1917 года. Всего через полтора месяца после Февральской революции разъяренные толпы солдат, матросов, рабочих и просто городских хулиганов, подстрекаемые большевиками, требовали: "Милюков в отставку!", " Долой войну!" и т. д. В дни так называемого "апрельского кризиса" вождь кадетской партии и министр иностранных дел Милюков был главным воплощением "образа врага", самой одиозной, ненавистной фигурой среди демократических правителей, его имя превратилось в грубое ругательство, политический ярлык.…

На очередном витке массового сознания - Милюков более двух десятилетий воспринимался общественностью как выдающаяся фигура, символ либеральной интеллигенции. "Русский европеец", интеллигент, популярный ученый, эрудит, человек безупречной репутации-все это обеспечивало Милюкову особое положение в обществе. Будучи талантливым историком, Милюков в зрелые годы изменил свою жизнь и, отказавшись от академической карьеры, посвятил себя общественной деятельности. Он становится одним из лидеров либерального движения, создает и постоянно возглавляет кадетскую партию, избирается депутатом III и IV Государственной думы, является идеологом и фактическим лидером парламентской оппозиции, занимает пост министра иностранных дел в первом составе Временного правительства.

Так что же за человек был Павел Николаевич Милюков? В этой статье мы попытаемся рассмотреть жизненный путь этого неординарного человека.

Детство

Павел Милюков родился в Москве 15 января 1859 года. - Семья была благородного происхождения, хотя никаких официальных документов об этом со стороны отца не было." Считалось, что его дедом был Павел Милюков — происходил из тверского дворянства. В эпоху царя Алексея Михайловича одному из его предков был выдан патент, однако документальных свидетельств его дворянского происхождения не было. Также некоторые источники называют его выходцем из дворянского рода, восходящего к участнику Куликовской битвы Семену Мелику (Милюку). Отправившись в Сибирь на поиски золота, дед потерпел неудачу и полностью разорился. Отец будущего политика-Николай Павлович Милюков-был городским архитектором, инспектором двух художественных училищ, профессором Московского училища ваяния и зодчества – в конце жизни работал оценщиком в одном из московских банков. Его мать, Мария Аркадьевна, урожденная Султанова, дворянка, владела имением в Ярославской губернии, где крестьяне оставались на ренту и "в старину"... они продолжали ездить с арендой к помещику в Москву."

По воспоминаниям Милюкова, его мать была властной женщиной, играла первую роль в семье, постоянно противопоставляя свою "султанскую породу" отцу – "низкого происхождения". Ее отец, человек более мягкого характера и менее яркой личности, съежился перед ней и повиновался ей всем сердцем. Отношения между Милюковыми не складывались, каждый жил своей жизнью, часто вспыхивали ссоры. Моя мать гордилась принадлежностью к дворянскому роду Султановых, всегда подчеркивая, что ее брак с Н.П. Милюковым (это был ее второй брак) был мисальянсом.  Поэтому Паша Милюков был лишен того теплого, оставляющего вечный след в душе чувства родительского дома, которое, как правило, сохранялось в памяти представителей дворянской интеллигенции.

С детства Милюков любил музыку, играл на скрипке и альте, но уже в детстве чувствовал себя в роли "оппозиционера" - "его внутренняя жизнь должна была создаваться в каком-то постоянном противостоянии родительским заботам." Психологически он чувствовал себя независимым, в том числе и потому, что был "обязан самому себе", занимаясь "самообразованием".

Образование

В 1870 году, после предварительных занятий с частными учителями, Павел Милюков поступил в Московскую первую гимназию и окончил ее в 1877 году с серебряной медалью. В эти годы проявились его редкие способности в области гуманитарных наук: он интересовался античной литературой и философией, а особенно языками - древнегреческим, латинским, английским, французским и немецким, которыми владел в совершенстве, то есть проявлял поистине выдающиеся лингвистические способности. Также уже в гимназии проявились его стремления к самостоятельному мышлению и самообразованию...

Историки того времени писали, что " гимназист Милюков первоначально проявлял интерес к гуманитарным наукам - его привлекали классическая филология, история, музыка (уроки скрипки давал музыкант из Большого театра), он начал писать стихи, увлекался иностранными языками. "Энциклопедизму" способствовала страсть к покупке книг на толкучке Сухаревского рынка — литература покупалась за копейки и совершенно бессистемно. Тем не менее к концу средней школы у Павла сформировался устойчивый позитивистский склад ума, с критическим отношением к религии, который с детства оставлял его равнодушным.»

В беззаботные школьные годы Милюков и его друзья увлекались рыбной ловлей, собирали коллекции бабочек, охотой, дальними лесными прогулками. Все это происходило на даче в Пушкино, построенной в русском стиле по проекту отца. Он рано начал писать стихи; сначала это были подражания Никитину, Пушкину, потом его собственные, оригинальные произведения.
На пороге своего "сознательного периода" Милюков уже "бредил Вергилием"," с упоением "читал "Энеиду" , делал переводы из сочинений Аристотеля, Плавта, Овидия, Цицерона, Тацита. Был также интерес к общественной и политической жизни. В памяти молодого человека запечатлеваются не только факты значимых событий, но и их оценка и критическое восприятие.
Определенным этапом в формировании мировоззрения Милюкова был гимназический кружок. Общие ориентиры кружка ограничивались рамками оппозиционных настроений.

В 1877 году Милюков от имени кружка написал письмо Достоевскому с просьбой высказать взгляды писателя на взаимоотношения народа и интеллигенции. Достоевский ответил, развивая мысли, высказанные в первой главе декабрьского номера "Дневника писателя" за 1876 год, о разрыве между интеллигенцией и народом, о том, что они не знают народа. Спасение России он видел не в обращении к европейскому опыту, а к русскому народу, к его смирению и "бессознательному православию". - С такой антитезой... "Конечно, мы не посмели согласиться", - вспоминал Милюков. Но они не посмели протестовать." Милюков еще не подготовил ответа - "Россия тоже Европа", - но все мысли шли в этом направлении.

Русско-турецкая война на Балканах 1877-1878 годов застала Милюкова в последнем классе гимназии, оказавшейся большим событием в жизни молодого человека. После окончания средней школы Павел Милюков работал с друзьями в добровольческом санитарном отряде на Закавказском фронте. Острый интерес к проблемам славян, их истории и отношений между балканскими народами, возникший в то время в русском обществе, наложил глубокий отпечаток на сознание Милюкова, и эти проблемы неизменно оставались в сфере его мыслей и научных исследований.

На историко-филологический факультет Московского университета, куда Павел Милюков поступил осенью 1877 года.. Сначала его привлекла такая новая область науки, как лингвистика и сравнительное языкознание. Затем на первый план вышла общая история. Интерес к русской истории пробудился благодаря лекциям профессора В. О. Ключевского, которого Милюков, несмотря на сложность их дальнейших отношений, считал любимым учителем. Другим любимым учителем для него был П. Г. Виноградов и, кроме него, С. А. Муромцев, Ф. Ф. Фортунатов, В. Ф. Миллер. Но больше всего молодой человек занимался самообразованием и мог с полным правом сказать в своих воспоминаниях, что всем своим знанием он обязан прежде всего самому себе.

С первого же курса Павел Милюков примкнул к студенческому движению, которое переживало значительный подъем в конце 70-х-начале 80-х. Он примкнул к умеренному крылу этого движения, выступавшего за университетскую автономию, и одно время был председателем студенческого товарищеского суда чести.

Как активный участник движения, Милюков был арестован в 1881 году, ненадолго заключен в Бутырскую тюрьму, а затем исключен с четвертого курса университета (но с правом поступления туда на следующий год). Ректор университета, лично знавший талантливого студента, предложил ему оправдаться-мол, он не знал о политическом характере встречи, но Милюков отказался. Однако на следующий год ему все же разрешили подать заявление о восстановлении в университете.

Все свои студенческие годы Павел Милюков, после смерти отца, давал частные уроки, чтобы обеспечить семью. Его оставили в университете готовиться к профессорской должности.

Становление ученого

После окончания университета в 1882 году Павел Милюков был оставлен работать на кафедре русской истории, возглавляемой В. О. Ключевским. Одновременно он работал учителем истории.

Сдав магистерский экзамен и получив в 1886 году должность приват-доцента, Милюков активно включился в научно-педагогическую деятельность. Психологический комфорт обеспечивался и самим фактом изменения социального статуса.

Павел Николаевич становится членом Общества истории и древностей России, Московского археологического общества, Общества естествознания, географии и археологии. Его привлекала педагогика — "живое дело", и помимо университета он преподавал историю в 4-й женской гимназии, в сельскохозяйственном училище, в частной женской гимназии. Милюков взял на себя огромную ношу не от хорошей жизни, ему еще надо было содержать семью — он еще жил с матерью, ему надо было помогать младшему брату…

В 1885 году Милюков женился, что привело к полному разрыву с матерью, которая в последние годы все больше стремилась сохранить власть над сыном. Со своей будущей женой, дочерью ректора Троице-Сергиевой академии Анной Сергеевной Смирновой, он познакомился в Ключевском доме. Анна, покинув семью против воли родителей, жила в частном пансионе (основным источником ее существования были уроки игры на фортепиано) и посещала женские курсы всеобщей истории профессора В. И. Герье, где преподавал Ключевский. Анна стала верной спутницей Милюкова, была активисткой движения за освобождение женщин, принимала активное участие в жизни кадетской партии. Они оставались вместе ровно полвека-до ее смерти в 1935 году в Париже.

Диссертацию, над которой Милюков работал шесть лет, он представил на защиту в 1892 году — это был опубликованный очерк почти на 700 страницах. Павел Николаевич, не скрывавший своих научных амбиций и мечтаний " внести свой вклад в науку”, выбрал масштабную тему: "Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII века и реформы Петра Великого". Наряду с анализом огромного фактического материала Милюков стремился представить самостоятельную концепцию, отражающую его взгляд на тенденции исторического развития России. В частности, бросая вызов как славянофилам, так и западникам, он призывал не преувеличивать роль Петра I и утверждал, что " европеизация России есть не продукт заимствования, а неизбежный результат внутренней эволюции, одинаковой в принципе в России и Европе, но только отсроченной условиями внешней среды." В дальнейшем этот тезис станет одним из важнейших элементов целостной исторической концепции Милюкова, которая была также научной основой его политической доктрины. Однако Ключевский возражал против темы, выдвинутой Милюковым, что вызвало между ними очень серьезные разногласия. Несмотря на то, что эта работа была защищена только как магистерская, она была удостоена высокой чести-премии имени С. М. Соловьева.

В последующие годы были опубликованы следующие труды Милюкова: "Спорные вопросы финансовой истории Московского государства", труд, написанный им по поручению Императорской академии наук, как рецензия на книгу А. С. Лаппо-Данилевского "Организация прямого налогообложения в Московском государстве"; "Очерки по истории русской культуры"; "Основные течения русской исторической мысли"; "Разложение славянофильства" и др.

Историк

С 1883 по 1885 год Милюков, сдав магистерские экзамены и после пробных лекций, давших право после их успешного прочтения читать лекции в качестве приват-доцента, оставался в университете. Он читал специальные курсы по историографии, исторической географии и истории колонизации России. Курс историографии был впоследствии опубликован в книге" Основные направления русской исторической мысли " (1897). Должность приват - доцента Московского университета изменила и общественное положение Милюкова, и круг его знакомств. Он стал членом многих московских обществ: Общества русской истории и древностей, Московского археологического общества. Общество естествознания, географии и археологии, которое возглавлял известный ученый Д. Н. Анучин.

Во время неоднократных и длительных поездок в Петербург Милюков также сблизился с петербургской школой историков. Среди них - Е. Ф. Шмурло, В. А. Мякотин, К. Н. Бестужев-Рюмин, С. М. Середонин, А. С. Лаппо-Данилевский, Н. П. Павлов-Сильванский, В. И. Семевский, С. Ф. Платонов. Общение с ними давало много для профессиональной работы.

В начале 1890-х годов с Милюковым был знаком Лев Толстой. Его интересовало мнение ученых о христианской религии. Толстой хотел услышать мнение Милюкова о смысле истории. Сам факт этого обращения свидетельствовал о значении и популярности Милюкова среди ученых и интеллигенции. К этому времени относится и начало просветительской деятельности Милюкова, связанной с Московским комитетом грамотности, Комиссией по самообразованию.

Милюков также совершил специальную поездку в Англию, чтобы ознакомиться с системой образования в Кембридже и использовать опыт этой работы в России.

Размеренный образ жизни молодого приват-доцента был нарушен в феврале 1895 года, когда он был уволен из университета по причине политической неблагонадежности и отправлен в Рязань, всякая преподавательская деятельность была запрещена. Поводом для репрессий послужили лекции по истории общественного движения XVIII - XIX веков, прочитанные в ноябре 1894 года в Нижнем Новгороде. Милюков рассказывал о свободолюбивых идеях Н. И. Новикова, А. Н. Радищева, А. И. Герцена, о декабристах и народниках. Все это было созвучно общественному настроению и ожиданиям "оттепели" после недавней смерти Александра III. Говоря полицейским языком, вина историка заключалась в том, что он "читал лекции криминального содержания аудитории, неспособной воспринимать их критически."


Годы ссылок

Увольнение из университета принесло Милюкову, по его собственному признанию, даже психологическое облегчение. Милюков тяготел к общественной деятельности.

Многочисленные статьи и рецензии, опубликованные в либеральных изданиях, таких как журнал "Русская идея" и газета "Русские ведомости", принесли министерству все большую общественную популярность и авторитет. Следующее десятилетие - вплоть до событий 1905 года и включения в легальную политическую жизнь - Милюков в одной из своих работ назвал "годами скитаний". Однако, по мнению многих историков и по его собственному мнению, это были очень плодотворные годы как с точки зрения профессионального изучения истории, так и знакомства с представителями различных кругов общества как в России, так и за рубежом.

Оказавшись в Рязани, Милюков смог приступить к работе над своим основным исследованием. "Очерки истории русской культуры" имели огромный успех в научных кругах и даже стали событием общественно - политической жизни. Главы были опубликованы в журнале "Мир Божий" и вышли отдельными выпусками. А трехтомник Милюкова выдержал в России шесть изданий - последнее вышло в 1918 году.

В этой работе Милюков предпринял первую в отечественной историографии попытку всестороннего изучения социальной истории России с учетом всего многообразия факторов ее развития. Каждая проблема рассматривалась в динамике, обеспечивая решение исследовательской сверхзадачи-создание многогранной картины развития российского общества.

В дополнение к "Очеркам..." Милюков занимался археологическими и краеведческими исследованиями, писал статьи для энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, для английского журнала "Атениум". В свободное время он с удовольствием выступал в качестве скрипача в любительском квартете и участвовал в концертах местного военного оркестра. Новым увлечением Павла Николаевича стал велоспорт. Позже, в Санкт-Петербурге, видный политик в экстренной ситуации будет использовать велосипед, чтобы обежать членов Центрального комитета партии или приехать на митинг.

Пребывание Милюкова на Балканах в 1897-1899 годах имело большое значение: по приглашению болгарского министра народного просвещения он возглавил кафедру истории в Софийской высшей школе. Юридически это была высылка за границу — поскольку власти предлагали ссылку в Уфу только в качестве альтернативы. Уезжая в Софию, Милюков подписал подписку, что не будет "заниматься никакими русскими политическими делами", работая "исключительно в пределах своей должности". Но через пять месяцев под давлением российских властей контракт с Милюковым, который мог "оказать вредное влияние на воспитание болгарской молодежи", был расторгнут. Получив зарплату за все пять лет, на которые был заключен контракт, Милюков остался на Балканах. Он занялся изучением сложных межнациональных отношений и вскоре приобрел репутацию одного из ведущих специалистов по балканскому вопросу.

Вернувшись в Россию, Павел Николаевич сблизился с публицистами и писателями, объединившимися вокруг народного журнала "Русское богатство".

В начале 1901 года Милюков был арестован за участие в политическом митинге памяти П. Л. Лаврова в Горном институте и провел почти полгода в тюрьме. А после освобождения ему запретили жить в столице.

Некоторое время он жил с семьей в Финляндии, в небольшом приграничном курортном городке, затем поселился в Удельной, которая формально находилась за пределами Санкт-Петербурга.

Милюков, с его репутацией "закоренелого оппозиционера", входил в число ведущих идеологов русского либерализма, которые в 1903 году образовали " Союз освобождения "(И. И. Петрункевич, П. Б. Струве, Д. И. Шаховская и др.). Милюков отказался от предложения редактировать журнал" Освобождение", издававшийся в Штутгарте с 1902 года - он не хотел уезжать за границу с вероятностью повторения "судьбы Герцена". Тем не менее он написал программную статью для первого номера - "От русских конституционалистов" - и начал активно публиковаться на страницах журнала.

Милюков провел лето 1903 года в Чикаго, где прочитал 12 лекций, затем прочитал их в Бостоне, в Гарварде. Он познакомил американцев с историей России, сказав им, что есть два русских - государство и народ, что народное недовольство растет, и что американская и европейская демократии должны чувствовать свою общность с возрождающейся российской демократией. Конец зимы 1903-1904 годов он провел в Англии. Здесь его больше всего поразила английская политическая жизнь. Он встречался с английскими радикалами, для которых его "репутация узника царской тюрьмы и вестника грядущей русской революции" была значительна. Милюкова приняли гостеприимно и торжественно, в том числе он встретился с русскими эмигрантами: И. В. Шкловским, Ф. Волховским, П. Кропоткиным. В Лондоне он работал в Британском музее, собирая материалы по истории России.

Политический деятель

Свои первые политические шаги Милюков связывал с деятельностью либерального движения девяностых годов, особенно с нелегальным буржуазным журналом "Освобождение". Журнал подготовил создание нелегального политического объединения "Союз освобождения" (1903) и стал его органом. Развитие собственной политической линии в идейном контакте с единомышленниками и в полемике с левым и правым течениями земского движения означало переход Милюкова от литературного сотрудничества к активному участию в политической борьбе. Милюков активно участвовал в многочисленных совещаниях, на которых обсуждались проблемы и перспективы либерального движения. Программа журнала "Освобождение" в ее первоначальном варианте была написана Милюковым, обсуждена, одобрена и опубликована в первом номере журнала под заглавием "От русских конституционалистов". Программа провозглашала необходимость "серьезной политической реформы", постоянного представительства народа с законодательными правами, что означало превращение России в конституционную монархию, отмену сословных привилегий, свободу личности, слова, печати, собраний и т. д. Главной задачей его политической деятельности была консолидация всех оппозиционных сил.

В своих статьях Милюков призывал создавать кадры убежденных конституционалистов и готовиться к созданию политической либеральной партии. В этом отношении он придавал большое значение Парижской конференции революционных и оппозиционных партий, состоявшейся в 1904 году, где он председательствовал и в известной мере руководил ходом ее работы. Резолюция конференции, составленная при участии Милюкова, формулировала общие цели борьбы с самодержавием, главной из которых была замена его демократическим строем, а также признавала самостоятельность всех партий, участвовавших в совещании, и разнообразие путей действий в достижении политической свободы.
Зимой 1904 года Милюков приехал в Чикаго и сразу же начал читать курс лекций по истории славян, где его застали события Русской революции 1905 года. Перед отъездом в Россию он спешно дописал книгу "Россия и ее кризисы", изданную в 1905 году в Америке и Франции, в которой западная публика знакомилась с русским либерализмом, воплощением которого вскоре должна была стать партия конституционных демократов. Милюкову было очевидно, что предсказанная им революция "действительно начинается." Теперь выбора не было: он должен был вернуться в Россию.

Предметом его "мощной политической пропаганды", то, что он называл "своей миссией", оставалась мирная парламентская работа. Поселившись в Москве, он сразу же примкнул к кругу русских юристов, занимавшихся пересмотром текста конституции, напечатанного за границей "Освобождением" и предназначенного для будущей партии. Авторитетные ученые и общественные деятели-М. М. Ковалевский, С. А. Муромцев, Ф. Ф. Кокошкин, П. И. Новгородцев, сам Милюков рассуждали о преимуществах однопалатного и двухпалатного парламентского строя, о принципах избирательного права, о крестьянских и национальных вопросах.
Лето 1905 года прошло вместе с Милюковым в напряженной агитационной работе по созданию партии. Его первое публичное выступление посетила вся Москва, что стало "моментом" так называемого "официального принятия Милюкова в ряды русской общественности".

7 августа 1905 года за публикацию в журнале "Сын Отечества" статьи "Политическое значение закона августа б" Милюков был арестован у себя дома в Удельной, где находились делегаты "Союза союзов", политической организации буржуазной интеллигенции, созданной на профессиональной основе, председателем которой он был избран в мае 1905 года. Полиция считала, что с изданием акта о Думе, вступившего в силу указа от 18 февраля, который допускал открытое обсуждение вопроса о преобразовании старого строя, Милюкова снова поместили в "Кресты", где он провел месяц.

Установление конституционного порядка и создание для этого конституционной партии становилось "все более "его" личной задачей".

Символично, что учредительный съезд Конституционно-демократической партии, открывшийся 12 октября 1905 года, по заранее составленным планам должен был завершиться 17 октября: как оказалось, именно в этот день был опубликован Манифест Николая II об изменении государственного строя. Политическая жизнь была легализована, и кадетская партия начала энергично готовиться к выборам в Первую Государственную думу. В начале 1906 года Милюков подсчитал, что в партии насчитывалось около 100 000 зарегистрированных членов. Наиболее активными ее элементами в стране были прогрессивные земские и городские руководители… Они были также связаны с низшими классами народа, особенно через так называемый "третий элемент": профессиональных служащих в земских учреждениях - врачей, агрономов, учителей и т. д."

Первоначально Милюков был лишь одним из членов ЦК - бессменным председателем ЦК партии, а также ее главным идеологом, тактиком и стратегом, которым он станет в 1907 году. Сдав "вступительный экзамен на лидерство" на учредительном съезде партии, Милюков продемонстрировал, что способен быть консолидирующей фигурой. Позиция центристского большинства выражалась в программном тезисе о том, что "Россия должна быть конституционно - парламентарной монархией", - тем самым снимался излишне радикальный лозунг "демократической республики". Вместо идеи "Учредительного собрания" предлагалось опереться на "Думу с учредительными функциями" (бесспорной прерогативой парламента было принятие конституционных актов - Основных законов, нового избирательного закона, после чего Дума могла потребовать его роспуска). Наиболее острый для России земельный вопрос должен быть решен путем увеличения крестьянских наделов - путем частичного отчуждения помещичьих владений с компенсацией "по справедливой оценке".

Милюков не мог быть избран ни в Первую Государственную думу, ни во Вторую. Оппозиция со стороны властей сказалась, хотя формальным поводом для отстранения от участия в выборах стало несоблюдение требований жилищного ценза. Тем не менее Павел Николаевич де-факто возглавлял думскую фракцию кадетов. Говорили, что Милюков, ежедневно посещавший Таврический дворец, " вел Думу из буфета."

Тактика кадетов, которую в конечном счете сформулировал Милюков, поставила партию в ожесточенную оппозицию правительству. Хотя она иногда корректировалась, в зависимости от политической ситуации.

Позже, в эмиграции, некоторые кадетские лидеры обвиняли Милюкова в том, что он не решился на однозначный разрыв с революционными силами после Манифеста 17 октября 1905 года, означавшего переход к конституционной монархии, и в отказе сотрудничать с "исторической властью", выдвигавшей тогда прогрессивных реформаторов. В таких резких оценках есть доля правды, хотя нельзя не отметить попытки Милюкова найти компромиссы (пусть и весьма условные). Например, вскоре после 17 октября лидер кадетов был приглашен в Зимний дворец на встречу с председателем Совета Министров С. Ю. Витте. И глава кабинета был удивлен, что Милюков, которого обычно обвиняли в радикализме, согласился отказаться от требования " общественного министерства "-при условии, что Витте создаст" деловой кабинет " из незапятнанных административных чиновников. По мнению Милюкова, введение умеренной конституции по образцу болгарской или бельгийской конституции "сверху" могло бы удовлетворить общество. В таком случае общественное мнение согласилось бы отказаться от идеи созыва Учредительного собрания. Но соглашение с кадетами на подобных условиях было неприемлемо для властей.

Конфликт с оппозиционным большинством Первой Думы, где более трети депутатов представляли кадетскую партию, был закономерен. Отрицательными последствиями явилось утверждение государем за несколько дней до созыва Думы Основных законов, лишивших парламент его "учредительных" функций. Многие кадетские лидеры, вдохновленные победой на выборах, были более радикальны, чем Милюков, и призывали к открытому конфликту с властью. Позже Павел Николаевич признавался, что стремился "умерить политический темперамент Думы и усилить политическую прозорливость власти", но " ни то, ни другое, ни в особенности сочетание того и другого не было возможно ни для меня, ни для кого другого." Пытаясь воспользоваться разногласиями в царском окружении, Милюков тайно встретился в ресторане "Кюба" с дворцовым комендантом Д. Ф. Треповым — сторонником уступок оппозиции и создания "министерства доверия". Трепов довел до сведения Николая II список своего кабинета, в котором Милюков фигурировал как кандидат на пост министра внутренних или иностранных дел. Перспективы формирования кадетского министерства обсуждались также с П. А. Столыпиным. Тем не менее решением конфликта между правительством и парламентом стал роспуск Думы 9 июля 1906 года.

С учетом первого опыта парламентской борьбы кадеты пересмотрели свою тактику. Революция шла на убыль, самодержавие доказало прочность своих позиций, и в то же время стало очевидно, насколько сильным было сопротивление бюрократии и придворных кругов либеральным преобразованиям. Поэтому был выдвинут лозунг: "Не штурм, а правильная осада." Предполагалось "защищать" Вторую Думу, избегая прямых конфликтов, выражений недоверия правительству, чреватых роспуском парламента. Милюков считал, что теперь целесообразно дистанцироваться от левых, революционных сил. Несмотря на это, кадеты отвергли требование Столыпина осудить в любой публичной форме революционное насилие (за это была обещана официальная "легализация" партии). Павел Николаевич в принципе был готов напечатать такую статью в" Речи " без подписи, но другие руководители возражали. Вскоре Дума была распущена - под предлогом демонстративного отказа дать согласие на уголовное преследование социал-демократических депутатов.

Заветная мечта Милюкова о парламентской деятельности осуществилась осенью 1907 года - он был избран в Третью Думу. Лидер кадетской партии, возглавив ее парламентскую фракцию, стал еще более влиятельной и заметной фигурой. Шутили, что Милюков-идеальный парламентарий, он создан как бы по заказу специально для Британского парламента и Британской энциклопедии.

Позиция Милюкова была двойственной. Профессиональная готовность к конструктивной законотворческой деятельности в соответствии с европейскими парламентскими канонами, наличие соответствующего интеллектуального потенциала противоречили действительности - жесткому противодействию партийцев, считавших невозможным отказ от такой политической роли.

В Третьей Думе, избранной по новому закону от 3 июня 1907 года (издание его оппозицией было названо "государственным переворотом"), кадеты оказались в меньшинстве. Но, по словам Милюкова, они играли "роль реальной оппозиции, идеологически устойчивой и хорошо организованной." Первоначально правительство опиралось на большинство, сформированное октябристами и правыми националистическими группами. Милюков не питал иллюзий относительно влияния Думы как законодательного органа власти - она " калека, как это было сделано с самого начала основными законами, отрезавшими права народного представительства со всех сторон." Тем не менее тактика кадетов была переориентирована на "черную, повседневную работу»: "Мы решили вложить все наши силы и знания в текущую государственную деятельность Народного представительства. Нам еще предстояло многому научиться, чему-то, что можно было узнать, понять и оценить, только стоя за вращающимся колесом сложной и громоздкой государственной машины. В то же время нельзя было пренебрегать контактом с бюрократией сотрудников министерства, имевших собственные технические знания, опыт и рутину."

Милюков был в числе бесспорных лидеров по "речевой" активности. В Третьей Думе он произнес 73 речи с парламентской трибуны, "фирменными" темами Милюкова были внешняя политика и международные отношения. От имени фракции он также высказался по многим внутриполитическим вопросам, связанным с народным образованием, аграрной реформой и местным самоуправлением. Иногда Павел Николаевич появлялся на трибуне, потому что по некоторым вопросам "не было подготовленных сотрудников". Случилось так, что фракция просто не захотела действовать в соответствии с “тактическими директивами ”Милюкова.

Как парламентский спикер Милюков уступал некоторым своим харизматичным коллегам. "Во внешности Милюкова не было ничего светлого. Итак, мешковатый городской интеллектуал. Широкое, довольно дряблое лицо с неопределенными чертами. Его некогда светлые волосы уже поседели ко времени Думы. Два или три золотых зуба поблескивали из-под редких усов-память о поездке в Америку. Маленькие серые глазки безучастно смотрели из-за золотых очков. В его взгляде не было той тонкой тяжести, которая ощущается во взгляде властных сердцеедов. На кафедре Милюков не волновался, не жестикулировал. Он был спокоен, как человек, знающий себе цену. Только иногда, когда он сердился или хотел подчеркнуть что-то важное для него, он вдруг вставал на цыпочки, подпрыгивал, как будто хотел стать выше своего среднего роста. Он также подпрыгивал, когда ухаживал за женщинами, что с ним часто случалось:" Даже в расцвете своей парламентской карьеры Милюков напоминал профессора-лектора. Он излагал сложные вопросы внутренней и внешней политики на уровне, доступном неподготовленной аудитории — казалось, он жаждет поделиться знаниями, хотя и боится быть непонятым. В речах Милюкова прослеживался присущий ему стиль: голос-баритон, отличная дикция, "классическое" московское произношение (включая некоторые анахронично звучащие выражения, например "восемнадцатый век").

Милюкова справедливо называли одним из самых эрудированных политиков. О его способностях полиглота ходили легенды. Говорили, что Павел Николаевич говорит почти на двух десятках иностранных языков и ежедневно читает много иностранных газет и журналов. Милюков любил книги, которые собирал с присущей ему тщательностью. Помимо прекрасной библиотеки, состоявшей в основном из исторической литературы, Милюков уже в думский период, в Петербурге, собрал новую библиотеку-книги по политике, экономике и праву. Третья библиотека — более 10 тысяч томов-появилась в Париже.

Современники были поражены выступлением Милюкова. Его рабочий день начинался за письменным столом в шесть-семь утра и часто заканчивался после полуночи в редакции партийной газеты "Речь" (с 1906 года до осени 1917 года он был ее соредактором и писал для нее передовицы почти ежедневно). Редактор газеты И. В. Гессен вспоминал, что Милюков неизменно появлялся ночью, "как-то шумно и широко распахивая дверь. Усаживаясь на свое обычное место за один из столов, он начинал читать принесенные из наборной печатные листы, одновременно отвечая на вопросы со всех сторон и попивая чай. Часто тут же, среди непрестанного шума, он писал статьи, не прерывая участия отрывочных замечаний в общих беседах." Несмотря на плотный график, кадетский руководитель успевал посещать светские мероприятия, любил ходить в театры, на вернисажи, участвовал в благотворительных балах. Любимым домашним развлечением была музыка - в квартире Милюкова собирался небольшой оркестр, Павел Николаевич играл на скрипке или альте, а Анна Сергеевна исполняла партии на фортепиано.

Поселившись в Петербурге, Милюков впервые занялся обустройством оседлой жизни - это позволяли и финансовые возможности. Помимо депутатской зарплаты и оклада в газете, значительный доход приносила продажа постоянно переиздававшихся "Очерков по истории русской культуры". Анна Сергеевна открыла собственное издательство и занималась всеми делами, связанными с изданием и продажей книг мужа. Милюковы, которые сначала жили в маленькой квартире в Эртелевом переулке, 8, купили просторную квартиру в новом доме на Песках. В Крыму, недалеко от Судака, на приобретенном в собственность участке была построена небольшая дача. Им досталась” ближняя " дача в Финляндии, на берегу бухты. Купив живописный участок, они радикально перестроили на нем деревенскую избу — получился эффектный дом с балконами, террасой и башней, даже бассейн с фонтаном устроили.

Конечно, было бы упрощением предположить, что Милюков полностью разделял "патриотический энтузиазм", охвативший широкие слои общества после вступления России в войну. Вопреки ярлыкам, использованным большевиками в 1917 году для изображения Милюкова как фанатичного "шовиниста", выразителя "империалистических интересов крупной буржуазии", до начала войны в правительственных кругах его, напротив, считали "пораженцем". Павел Николаевич не разделял широко распространенных (в том числе и среди некоторых либералов) панславистских настроений, считая, что Россия должна пожертвовать "солидарностью" с балканскими славянами, чтобы избежать участия в общеевропейской войне. Лидер кадетов считал войну навязанной России, но тем не менее был убежден в необходимости" реалистического " подхода к происходящим мировым катаклизмам. Одной из важнейших задач России, отвечающей ее национальным интересам и потребностям экономического развития, является обеспечение контроля над проливами. Милюков заявил, что может "по праву гордиться" прозвищем "Милюков-Дарданеллы".

"Патриотический энтузиазм" либералов в трактовке Милюкова придавал войне особый идеологический смысл. Проводилась параллель, что благодаря победе "страна станет ближе к заветной цели" - это означало торжество идеалов конституционализма, осуществление либеральных реформ, расширение свобод. Для политического будущего России было также важно, чтобы ее партнерами по коалиции были "образцовые" демократические государства Европы. Важнейшую задачу вождь кадетов сформулировал так: "Да здравствует свободная Россия в освобожденном ее усилиями человечестве." На фоне других кадетских лидеров Милюков выделялся искренней, отчасти фанатичной верой в победу России. Выстроив идеологическую структуру, согласно которой успешное окончание войны сыграло колоссальную политическую роль, Павел Николаевич не сможет пересмотреть этот взгляд в период работы во Временном правительстве. Милюков всегда категорически отвергал возможность заключения перемирия или хотя бы отказа от" имперских " целей России в мировой политике. Он не сдавал своих позиций даже в условиях бесконечных поражений русской армии, растущей экономической разрухи и нарастающих антивоенных настроений. Партийные товарищи Милюкова с разочарованием отнеслись к его чрезмерно оптимистичному, не лишенному "догматизма" отношению: "Споры сразу же прекратились, когда появился Милюков, никто не решался вступать с ним в полемику, считая ее бессмысленной. "Дарданеллы действительно стали для него навязчивой идеей, затрудняя мониторинг, оценку и адаптацию к меняющейся обстановке." Отношение Милюкова к войне тоже имело личный, трагический оттенок. В 1915 году на фронте, во время отступления русских войск в Восточную Галицию, погиб младший сын Сергей, ушедший на фронт добровольцем. Старший сын, Николай, тоже служил в армии — артиллеристом, а затем летчиком (398-399).

В августе 1915 года в Думе образовался Прогрессивный блок — впервые появилось устойчивое оппозиционное большинство (за его пределами оказались только крайне правые и левые). "Автором блока" и его лидером был Милюков, который впоследствии отмечал, что " это была кульминация моей политической карьеры." Накануне создания блока, выступая на открытии Думского заседания 19 июля 1915 года, Милюков указывал на возвращение либералов к более активной линии поведения: "Патриотическая тревога народных представителей была, к сожалению, весьма принципиальной. Тайна была раскрыта, и все заверения были только словами. Страной нельзя управлять словами. Теперь люди хотят сами взяться за дело и исправить упущения. В нас он видит первых законных исполнителей своей воли. И он посылает нас теперь с другим определенным приказом: рассказать властям всю правду о стране, выяснить для страны всю правду о правительстве и сделать то, что оно осталось незаконченным."

Политики подразумевали, что блок также должен стать инструментом предотвращения революции. По словам Милюкова, объединение было направлено не только против "верхов", но и против "опасности снизу". Формула оппозиционной тактики — "слова - дело" - рассматривалась как универсальный инструмент. Думские политики, не желающие спонтанных революционных акций, должны критиковать правительство в стенах парламента, бескомпромиссно высказывая претензии от имени народа. Отвергая возможность вмешательства в политическую жизнь "улицы", Милюков за две недели до Февральской революции, 15 февраля 1917 года, заявил в Думе: "Наше слово-это уже наше дело. Слово и голосование-пока наше единственное оружие."

Главным программным требованием блока является создание правительства, способного обеспечить "единство со всей страной и пользоваться ее доверием"." Милюков признал, что эта формулировка "нарочито расплывчата", но она позволяет максимально объединить политические течения, в том числе и те, которые выдвигают жесткий лозунг "ответственного министерства" (по его мнению, заведомо неприемлемый для власти и, следовательно, "революционный"). При этом примечательно, что многие либералы, в том числе и Милюков, сами без энтузиазма смотрели даже на гипотетическую перспективу вхождения думских лидеров в правительство. Взять на себя ответственность управления страной в такой неблагоприятной ситуации-значит рисковать потерять популярность!

Разоблачение популистских речей с думской трибуны-совсем другое дело. Осенью 1916 года, накануне открытия Думского заседания, назначенного на 1 ноября, Милюков был обеспокоен тем, что "наблюдается явное снижение общественного интереса к Думе." Между тем, как откровенно заявил Павел Николаевич на заседании парламентской комиссии по военным и морским делам, общественное бездействие и нерешительность вредят политикам, которые хотят быть переизбранными в Думу осенью 1917 года: "Этой Думе осталось жить всего один год, и этой Думе осталось только одно заседание, чтобы показать, что это такое. Как она проявит себя на этой сессии и с чем предстанет перед своими избирателями. Ответом будет 5-я Дума." Поэтому, чтобы не упустить инициативу, думская оппозиция должна активно следить за политической конъюнктурой. Ключевой темой, подсказанной запросами массового сознания, является поиск "внутреннего врага". Нет необходимости отказываться от эксплуатации народных слухов и легенд, дискредитирующих царское правительство. Как настаивал Милюков при разработке стратегии блока, основной упор должен быть сделан на патриотическую риторику, на разоблачение " темных сил»: "Сконцентрировать давление на Штюрмера (председателя Совета Министров и министра иностранных дел-И. А.)", упомянув, конечно, одиозного военного министра Сухомлинова. "Красная нить-это наш патриотизм: они не могут довести [войну] до конца", - сформулировал Милюков.

Выступление Павла Николаевича 1 ноября определило стиль большинства оппозиционных выступлений в последующие месяцы, вплоть до февраля 1917 года. Отталкиваясь от циркулировавших в обществе слухов о влиянии "темных сил" и намерениях "камарильи" заключить "сепаратный мир" с Германией с целью предотвращения революции, Милюков неоднократно повторял риторический вопрос: "Что это за глупость или измена?" Кроме того, станнер попал в основную мишень критики в связи с темой "германского господства" и порочной дворцовой камарильей упомянутой (под прикрытием газетных цитат на немецком языке) императрицы Александры Федоровны. Сразу же после выступления, на заседании кадетской фракции, Милюкову устроили овацию, выразив "горячую признательность за его блестящую речь": "Спасибо и мы гордимся!»

Позже Милюков, как и другие лидеры оппозиции, признал отсутствие достоверных доказательств "разоблачений". Он отметил, что у него самого нет четкого ответа на вопрос "глупость или измена", но "аудитория решительно поддержала второе толкование своим одобрением — даже там, где я сам не был в этом вполне уверен."

Под влиянием думской "бури и натиска" Николай II отправил Штюрмера в отставку, но принципиальных изменений в политическом курсе не произошло, конфликт между правительством и общественными силами оставался столь же острым. Многие политики, в том числе и кадеты, будут потом упрекать Милюкова в том, что он ведет опасную игру, не рассчитывая, как дискредитация правительства (в том числе и Верховного) отразится на "возбуждении" населения, его готовности к революционным действиям. Для него угроза "революции" была лишь средством воздействия на власть и, отчасти, на его соратников, которые, по словам осведомителей Департамента полиции, испытывали чрезмерный страх перед революцией.

Кадетская партия: основание.

В октябре 1905 года он стал одним из основателей Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы), а с марта 1907 года-председателем Центрального комитета этой партии. Он был признанным лидером кадетов и во время дискуссий между членами партии обычно занимал центристские позиции. "В партии было много выдающихся людей. Милюков поднялся над ними, стал вождем, прежде всего потому, что хотел быть вождем . У него было сосредоточенное честолюбие, редкое для русского общественного деятеля. Это хорошая черта для политика." Он был одним из авторов программы партии и считал, что Россия должна быть "конституционной и парламентской монархией".

Учредительный съезд Партии конституционных демократов (кадетов) состоялся 12-18 октября 1905 года, в то время, когда в стране проходила Всероссийская октябрьская стачка. В своем вступительном слове к съезду Милюков говорил, что цель Съезда "созвать и формально объявить политическую партию в России", чтобы конституционно - демократическое движение приобрело самостоятельный смысл и дистанцировалось от правых и левых сил, от "узкоклассовых" интересов помещиков и капиталистов и "чисто классового учения пролетариата"." Милюков объявил свою партию внеклассовой партией, продолжением "интеллигентских традиций". Основная политика партии базировалась на программе, опубликованной в "Освобождении", и ограничивалась установлением конституционного строя (форма правления, говорили кадеты, их мало интересовала), необходимостью увеличения земельных площадей крестьян с частичной экспроприацией частной земли с "вознаграждением за справедливую оценку", отменой сословных привилегий, равенством всех перед законом, установлением свободы личности, слова, собраний и других демократических свобод. Национальная программа предусматривала право на свободное культурное самоопределение. Для Королевства Польского было признано введение автономной системы с сеймом, для Финляндии-восстановление прежней конституции.

Во время съезда конституционных демократов 17 октября правительство издало Манифест, в котором обещало конституцию и выборы в Думу. С помощью Манифеста царизм стремился привлечь на свою сторону либералов. Оценка Манифеста разными политическими силами была разной. Разъясняя суть Манифеста, большевики, например, призывали все силы сосредоточить на подготовке вооруженного восстания. Октябристы признали обещания Манифеста и открыто встали на путь его поддержки. Правые кадеты также считали, что после Манифеста 17 октября Россия стала конституционной страной и созрели условия для формирования конституционного правительства.

Манифест произвел на Милюкова "смутное и неудовлетворительное впечатление". Он считал, что формальное провозглашение политических свобод в Манифесте должно подкрепляться реальными гарантиями. Пессимистическое отношение Милюкова к Манифесту отразилось и в резолюции съезда. Эта резолюция предлагала ряд политических реформ: отменить исключительные законы, издать закон о выборах для созыва Учредительного собрания, которое примет конституцию, создать временный Деловой кабинет на подготовительный период до созыва законодательного представительства народа и создания правительства из парламентского большинства, амнистировать за политические и религиозные преступления.

Председатель Совета Министров С. Ю. Витте пригласил Милюкова, как частное лицо, на свою беседу для "некоторого рассмотрения общей политической ситуации и возможных путей выхода из нее. "

Милюков предложил создать Деловой кабинет из серьезных и не дискредитированных в общественном мнении товарищей министров или других членов администрации, выполнить обещания Манифеста 17 октября, издать конституцию наподобие болгарской или бельгийской, основанную на всеобщем избирательном праве.

После роспуска Первой Государственной думы в 1906 году он был одним из авторов Выборгской прокламации, призывавшей к гражданскому неповиновению. Однако, поскольку он не был избран депутатом, он не подписал обращение и, как следствие, смог продолжить свою политическую деятельность (все "подписанты" были приговорены к тюремному заключению и потеряли право быть избранными в Думу).

В 1907-1917 годах-руководил работой кадетской фракции, которая позиционировала себя как "оппозиция Его Величеству" (а не "Его Величеству").

Революционный период

Февральскую революцию Милюков предвидел. Он свидетельствовал, что революция немедленно приняла форму не военного переворота, а подлинного народного восстания. Милюков не хотел вступать в переговоры с правительством, так как оно уже потеряло власть. В то же время он не считал возможным для Думы объявить себя властью, так как ей принадлежали законодательные, а не исполнительные функции правительства. Милюков предложил сосредоточиться на "реальном плане" разделения власти между представителями династии и Думой. Для наведения порядка был создан временный комитет членов Государственной думы. В ее состав входили М. В. Родзянко, В. В. Шульгин, В. Н. Львов, кадеты Милюков и Н. В. Некрасов. В то же время Милюков надеялся на сохранение династии. Постановлением Временного комитета Думы было решено взять власть, отстранить от должности царских министров, заменив их комиссарами из числа членов Государственной думы. Из 24 комиссаров 11 были кадетами. Кадеты в эти дни активно действовали в народе, в войсках, чтобы не допустить дальнейшего развития революции и сохранить свое влияние. 28 февраля Милюков целый день выступал в воинских частях.
1 марта 1917 года Временный комитет принял решение о формировании Временного правительства во главе с князем Львовым. Министерству была отведена роль министра иностранных дел. Ближайший сподвижник Милюкова А. И. Шингарев стал министром сельского хозяйства, а А. А. Мануйлов-министром просвещения. Эти трое составляли кадетскую часть кабинета. Руководящая роль кадетов особенно ярко проявилась во время переговоров Временного правительства и Совета рабочих депутатов, проходивших в ночь с 1 на 2 марта.

2 марта Милюков неоднократно выступал на встрече с представителями агентства Рейтер и американского агентства, перед матросами, солдатами и рабочими в Таврическом дворце. Он сказал, что правительство выбрано революцией, но что власть должна перейти к великому князю Михаилу Александровичу. Когда в Екатерининском зале раздались крики протеста в ответ на слова Милюкова о сохранении монархии, он заявил, что " это его личное мнение и форма государственного правления будет определена Учредительным собранием."

При встрече с великим князем Михаилом Александровичем на квартире у Путятина он утверждал, что "для укрепления нового порядка нужна сильная власть", что она должна основываться на "знакомом массам символе власти". Этим символом власти была монархия. Стойкая приверженность Милюкова сохранению монархии проявилась на заседании ЦК кадетов, состоявшемся на второй день за завтраком кадета М. М. Винавера: Милюков был в состоянии полного отчаяния, крушения его надежд и принял решение подать в отставку. Несколько часов спустя, однако, делегация в составе Винавера, Набокова и Шингарева убеждала его не делать этого. Он сам чувствовал, что отказ невозможен.

На седьмом съезде кадетской партии (25-28 марта 1917 г.) была принята резолюция, в которой конституционная монархия была заменена демократической и парламентской республикой. На том же съезде одной из целей ближайшего будущего была провозглашена "борьба против всякого рода максимализма и большевизма." И действительно, действия кадетов в действительности и в печати были направлены против большевиков, их теории и программы.

Придя к власти в качестве министра иностранных дел, Милюков оставил в должности одного из двух товарищей министра иностранных дел А. А. Нератова, вторым, вместо отставного А. А. Половцева, стал кадет Б. Е. Нольде, который долгое время был советником бывшего министра иностранных дел С. Д. Сазонова. Приближенный к кадетам князь Г. Н. Трубецкой стал помощником министра. Милюков начал свою деятельность с обращения к директорам департаментов и управлений с просьбой продолжать работу на своих местах. Дипломатическая служба за границей также оставалась в значительной степени неизменной. Определяя свою внешнюю политику, в телеграмме от 4 марта, направленной русским дипломатическим представителям за границей, в обращении Временного правительства к населению страны Милюков утверждал, что внешняя политика правительства остается неизменной - война до победного конца в согласии с союзниками, что нет царской дипломатии и дипломатии Временного правительства, но есть одна дипломатия, "дипломатия Союза, мы вместе с Федеративными государствами, вместе с передовыми демократиями". После публикации записки Милюкова союзникам с обещанием сохранить верность своим обязательствам по доведению мировой войны до победы в Петрограде 20 апреля начались стихийные демонстрации под лозунгом " Долой Милюкова!". В ответ на это последовали демонстрации с плакатами "Верь Милюкову!", " Да здравствует Временное правительство!". 21 апреля демонстрации против Временного правительства и его политики продолжались с еще большей силой. Тысячи рабочих, солдат и матросов маршировали с лозунгами " Вся власть Советам!", "Долой войну!", "Обнародуйте секретные договоры". Вечером 21 апреля Временное правительство провело совещание с Исполнительным комитетом Совета рабочих и крестьянских депутатов. Здесь в качестве альтернативы лозунгу "Вся власть Советам!" возникла идея создания коалиционного правительства. В этих условиях Милюков был вынужден уйти в отставку. Ему предложили сменить портфель, став министром народного просвещения, но он отказался. "Для меня было очевидно, - говорил Милюков в Думе 4 мая 1917 года, - что смена портфеля министра иностранных дел на портфель министра просвещения еще не означает освобождения меня от ответственности за ту внешнюю политику, которую я вел всю свою жизнь и которая известна всему миру. Я не могу нести такую ответственность. Вот почему я ушел." Однако это была не единственная причина ухода Милюкова из правительства. Главной причиной был кризис Временного правительства, проблема создания коалиционного правительства, разногласия с Керенским. Он был противником коалиционного правительства, создание которого считал "очень решительной" и в то же время "рискованной попыткой". Однако я видел в случае ее создания возможность положительных результатов - укрепления власти и достижения единства, а главное, возможность повернуть настроения в армии в сторону избавления от пацифистских настроений. В то же время он считал, что члены Совета рабочих и солдатских депутатов, войдя в правительство, могут быть использованы для давления на массы. И только решение этих задач оправдывало, с его точки зрения, созыв такого правительства. Милюков описал историю Февральской революции и свою роль в ней в изданной в Киеве в 1918 году книге "История второй русской революции" в двух томах.

Милюков продолжал свою политическую деятельность в качестве председателя Центрального комитета кадетской партии, а также участвовал в политических организациях, в двух представительных собраниях, организованных вторым и третьим коалиционными правительствами.

На IX съезде кадетской партии (июль 1917 г.) Милюков зачитал пространный доклад, резюме которого состояло в следующих словах:"...15 июля мы сформулировали нашу главную задачу: или Советы, или Россия." Он подчеркивал, что кадеты и примкнувший к ним Керенский взяли курс на ликвидацию политической роли Советов. Съезд консолидировал силы контрреволюции и призвал к созданию правительства "сильной власти", независимого от "зачатков классовой борьбы и лозунгов явного и скрытого циммервальдизма"." В июльские дни особенно ярко проявился контрреволюционный характер кадетов, они инициировали создание карательных отрядов, введение смертной казни на фронте, настаивали на применении самых суровых мер против большевиков.

Октябрьскую социалистическую революцию Милюков, конечно, воспринял враждебно. Находясь в эти дни в Петербурге, он "наскоро собрал вещи" и сел с семьей на вечерний поезд в Москву. "Выдержав две недели безнадежной борьбы с красным восстанием в московской засаде и потеряв связь с членами ЦК, - писал он, - он двинулся туда," куда дорога тогда вела всех тех, кто собирался немедленно продолжать борьбу." Милюков продолжал бороться от имени своей партии, которая была объявлена вне закона советской властью.
В конце ноября 1917 года Милюков участвовал в секретном совещании военных представителей стран Антанты в Яссах, где обсуждался вопрос о формах союзнической помощи в освобождении России от большевиков. Под чужим именем Милюков отправился в Новочеркасск, где принял участие в создании Добровольческой армии. Он сочувствовал корниловскому заговору и соприкасался с ним. В конце мая 1918 года Милюков прибыл в Киев, оккупированный немецкими войсками, "для поиска более широких перспектив" и "для организации антибольшевистского движения". Милюков вел переговоры с германским командованием о восстановлении монархии. Его обвинили в измене союзникам, германофильстве. Однако он преследовал одну главную цель - не допустить стабильности большевистского строя. Противоречия между московскими кадетами, верными союзническим обязательствам, и Милюковым, с его теперь уже германской ориентацией, означали лишь разные варианты одной и той же задачи - свержения советской власти.

В первые дни революции Милюкову, как и другим думским деятелям, приходилось много выступать перед толпами солдат, рабочих и просто активных граждан. Обычно рациональный и "академичный" в своих речах Милюков, сталкиваясь с экзальтированной аудиторией, прибегал к далеко не профессорским ораторским приемам "убеждения". Пытаясь расположить к себе слушателей, он задавал вопросы, подразумевавшие положительные ответы-заклинания.

Но гораздо значительнее была закулисная сторона деятельности Милюкова, связанная с организацией нового правительства. От имени Думского комитета он вел переговоры с контактной комиссией исполкома Петроградского Совета о создании Временного правительства и его программе. В процессе изнурительного политического торга он стремился создать все условия для того, чтобы Временное правительство проводило умеренную, либерально-демократическую политику, соответствующую "национальному", "надклассовому" смыслу революции в переходный период, до созыва Учредительного собрания.

Милюков был движущей силой интриги против М. В. Родзянко. Павел Николаевич, как и большинство лидеров блока, выступал против формальной связи правительства с Думой "третьего июня", которая уже была "тенью его прошлого" и не могла считаться "фактором текущей ситуации". Фигура, казалось бы, чрезмерно "правого" октябриста Родзянко явно не вписывалась в компромисс с Исполкомом Петроградского Совета по вопросу о формировании Временного правительства. Напряженность между Родзянко и Милюковым, негласная борьба за лидерство над парламентской оппозицией отразились и здесь. Милюков и ряд влиятельных деятелей Думского комитета опирались на главу Земско-городского союза князя Г. Е. Львова (позже возникнут серьезные сомнения в обоснованности такого решения).

За исключением трудовика А. Ф. Керенского, Временное правительство состояло из либеральных политиков, в котором преобладали кадеты. Как и ожидалось, Павел Николаевич стал министром иностранных дел. Днем 2 марта в Екатерининском зале Таврического дворца Милюков объявил о формировании правительства. Тот факт, что акт об отречении Николая II еще не был получен, не смутил лидеров демократического правительства, взявших на себя "всю полноту власти" (как исполнительной, так и законодательной). Обосновывая легитимность новых руководителей страны, Милюков нашел действенный, в духе текущего момента, ответ на вопрос " Кто вас выбрал?": "Я мог бы прочитать в ответ целую диссертацию. Я ответил: "Русская революция выбрала нас!» Эта простая ссылка на исторический процесс, приведший нас к власти, заткнула рот самым радикальным противникам. Тогда его называли каноническим источником нашей власти."

Но, видя разгул революционных элементов в Петрограде, Милюков настаивал на сохранении монархии (разумеется, конституционной) - дескать, населению нужна традиционная форма "исторической власти". 3 марта на совещании членов Думского комитета и членов Временного правительства, состоявшемся на квартире князя М. С. Путятина, присутствовали только Милюков и вождь октябристов

А. И. Гучков возражал против отказа великого князя Михаила Александровича от престола. Вождь кадетов буквально умолял брата Николая II принять престол, убеждал соратников, что правительство без опоры на привычный символ власти "окажется хрупкой лодкой, которая утонет в океане народных волнений" и не доживет до Учредительного собрания. Павел Николаевич призывал к действию, срочно ехать в Москву, где анархия еще не охватила армию, найти надежную вооруженную силу и, объявив о восшествии на престол Михаила, попытаться восстановить порядок. Милюкову, как убежденному стороннику конституционной монархии, которая даже в условиях февраля казалась ему самой надежной гарантией политической стабильности, обеспечения свобод и либеральных реформ, трудно было отказаться от" единственно верной " схемы. Кроме того, по меткому выражению М. А. Алданову, в то время в "военно-политическом уравнении" все значения были неизвестны." И даже спустя годы невозможно дать однозначный ответ: помогло бы формальное сохранение монархии остановить политическую радикализацию масс и создать твердое правительство или, наоборот, пробудило бы еще более разрушительный элемент.

Во всяком случае, Милюков, угрожавший отказом от вступления во Временное правительство, принял позицию подавляющего большинства кадетских лидеров. Милюков стал главой Министерства иностранных дел, что в любом случае было для него триумфом, к которому он шел всю жизнь.

Получив портфель главы российского МИДА, Милюков чувствовал себя уверенно, обоснованно полагая, что профессионально готов к этой работе уже давно. Милюков не без удовольствия отметил, что "он был единственным министром, которому не пришлось учиться на лету и который сел в свое кресло в министерском кабинете на Дворцовой площади как полный мастер своего дела." Он "ценил машину с точки зрения технологии и традиций", а кадровые перестановки в МИДЕ были минимальными. Бывший оппозиционер не планировал кардинальных изменений внешнеполитического курса: "Я исходил из того, что у нас нет царской дипломатии и дипломатии Временного правительства, у нас есть союзническая дипломатия." Новый министр иностранных дел имел все основания полагать, что в умеренных общественных кругах России и в правительственных сферах союзных стран ему доверяют и воспринимают как "знак того, что Россия не изменит взятым на себя обязательствам и поставленным перед собой целям".

По стилю поведения и настроениям, проявляемым на публике, Милюков полностью соответствовал атмосфере "медового месяца революции", всеобщего "Праздника Свободы". Его давняя мечта сбылась. Он облечен доверием народа, самым авторитетным в глазах народа, каким представлял себя в то время глава внешней политики России Милюков...

Деятельность в Государственной Думе

Деятельность Милюкова в Государственной думе России была целой эпохой в его жизни и в жизни самой России.

Лидер партии, непререкаемый авторитет, умный и образованный человек, тонкий и проницательный политик, Милюков умело руководил кадетской фракцией во всех четырех думах, хотя и не входил в первые две думы. Его общение с депутатами Думы было постоянным, его мнения ожидались, им руководствовались в практической работе. Особая роль Милюкова в парламентских организациях России не была случайной не только из-за его политического руководства, но главным образом из-за сущности политического течения, партии, которую он представлял. Особенности его личности - способность мыслить широко и масштабно, видеть разные стороны предмета, возможные противоречия, умение находить точки соприкосновения противоположных мнений, ухватывать возможность компромиссов - все это придавало русскому либерализму в его кадетской форме определенную жизненность и живучесть. Вождь партии был как бы олицетворением" кадетства " и одновременно автором и творцом этой политической доктрины. Партия, основной программной позицией которой было установление конституционного строя, вполне оправданно и естественно должна была погрузиться в парламентскую деятельность. Именно в этой области могли реализоваться политические устремления и идеалы кадетов. Вот почему Милюков был так увлеченно отдан дуге деятельности. Но он был настоящим политиком и прагматиком. Реализм был основой его политической жизни. Прагматизм был подчинен той же цели. Милюков неоднозначно воспринимал условия российской действительности, размышлял о степени готовности России к конституционному строю, осмысливал ее опыт и современность, особенности реальной обстановки и окружающих его политических деятелей.

В сложной политической борьбе политических партий, образовавшихся в то время, когда первая русская революция была подавлена и самодержавие набирало силу, необходимо было выработать собственную политическую линию. Необходимо было осуществить и сохранить устойчивость политической доктрины "средней линии", определяемой самой логикой кадетской программы, то есть такой парламентской деятельности, существование которой зависело от соотношения правых и левых сил, их баланса.

Поэтому тактика стала стержнем политического поведения кадетов и их вождя. Только она могла обеспечить осуществление кадетской программы в конкретной и реальной политической борьбе. И не случайно выступления Милюкова на крупных политических форумах, съездах, конференциях, в Думе всегда начинались с доклада о тактике. Это было связано не с особым пристрастием к тактике и не с абсолютизацией ее как средства политической борьбы, а с сущностью его позитивной программы, основанной на реальном учете сил.

Однако, конечно, не все действия кадетской партии и ее лидера можно объяснить достоинствами или недостатками выбранной тактической линии. В реальной практике были ошибки, просчеты и заблуждения в поведении всех политических партий, которые были связаны не только с их тактикой, но главным образом с самой реальной действительностью и реальным соотношением сил. С точки зрения этих исходных позиций Милюков подходил к своей парламентской деятельности. Его политическим кредо было сохранение парламентаризма, существование и развитие которого он определял исторической действительностью, понятной им, конечно, с точки зрения идеолога его политической платформы.
На этом пути были сложные политические комбинации, отступления, уловки и демагогия, которые всегда сопровождают политическую деятельность. Однако при всех, казалось бы, видимых и реально происходящих противоречиях Милюков сохранял последовательность и верность своей главной идее - идее сохранения русского парламентаризма. Он был одновременно и политиком, и бойцом, проявляя удивительную силу воли и упорство в достижении своих целей. Это во многом объясняло существование русского парламентаризма до революционных событий 1917 года.

Милюков влиял на работу первой Государственной думы через своих друзей, единомышленников по партии М. М. Винавера и И. И. Петрункевича. Он мог непосредственно наблюдать за работой самой Думы, присутствуя на ее заседаниях в качестве представителя печати.
Тактика кадетов в Думе (первая Дума была преимущественно кадетской по своему составу) исходила из вполне определенных, четко определенных позиций: оставаться в сфере разумных расчетов и в рамках законности, осуществлять принцип солидарности отдельных общественных движений. Эта последняя позиция Милюкова образно связана с "крещением корабля", описанным в одном из рассказов Киплинга: "признание общей связи как результата борьбы и трения отдельных частей новой, только что созданной машины."

Ход думской работы, особенно отказ царя принять думскую делегацию с ответом на тронную речь и требование законодательной, а не законодательной Думы, а также разногласия с трудовиками по аграрным и другим вопросам заставили лидера кадетской фракции скорректировать свою позицию. Кадеты стали вести себя более решительно - они перешли к критике правительства и объявили, что их "дороги" с "друзьями слева" разошлись. В то же время "руководство общим направлением реформы, - указывал Милюков, - должно быть оставлено в руках государства. Таким образом, со стороны кадетов и со стороны правительства наметилась обоюдная тенденция к сближению. Это нашло отражение в их переговорах в мае-июле 1906 года.
Переговоры с П. А. Столыпиным, на которых присутствовал министр иностранных дел А. П. Извольский, симпатизировавший Милюкову, не были конструктивными. Столыпин не вел переговоров по существу, а полунасмешливо объяснял Милюкову, что "министр внутренних дел есть в то же время начальник жандармов, выполняющий несвойственные интеллигенции функции". Извольский молчал, а в разговоре с Милюковым "сокрушался, что российские власти всегда начинают понимать ситуацию слишком поздно."

После этих переговоров правительственная газета "Новое время" сообщила, что принятие предложения Милюкова (то есть конституционной программы) " грозит гибелью России." 8 июля Николай II подписал указ о роспуске Думы.

Милюков видел главную задачу партии в подготовке к выборам во ВТОРУЮ Государственную думу. Сам он не мог баллотироваться в Думу из-за своей квалификации, хотя предпринимались попытки изменить эту квалификацию через общество, печатавшее его книги. Но он был привлечен к следствию за подписание "Выборгского воззвания" и тем самым лишен этого права.
В результате выборов во Вторую Думу кадеты потеряли 80 мест, а представителей правых и левых партий стало больше. У Милюкова не было прежних "тесных связей" среди думской фракции, не было и тех надежд, которые заставляли его крепко запираться в ее колеснице." Тем не менее он не отошел от позиции "главного рупора и интерпретатора деятельности фракции". Продолжение сугубо парламентской деятельности Милюков связывал с "приспособлением к новым условиям", что означало изменение тактики. Милюков предлагал перейти от тактики "штурма" к тактике "правильной осады" самодержавия, сосредоточившись на законодательной работе, воздерживаясь от прямого выражения недовольства правительством и формирования парламентского большинства в Думе. Новый тактический лозунг – "правильная осада" самодержавия в практической работе стал для Милюкова лозунгом "защити Думу". Поэтому кадетская фракция избегала выражать недоверие к правительственной декларации Столыпина, так как в противном случае Дума могла быть закрыта. Это определило и решение других вопросов: об амнистии, об отмене смертной казни, о помощи безработным, об аграрном вопросе и т. д. "Переходная формула" - уклонение от решений, снятие с повестки дня, передача в Комиссию-это метод, избранный кадетами для решения многих вопросов во Второй Думе, санкционированный лидером партии. Милюков, например, считал провокационным ставить в Думе вопрос об отмене смертной казни за политические убийства, так как Дума была разнородна и не могла дать однозначного решения; разногласия по этому вопросу привели бы к закрытию Думы. Столыпин решил повлиять на Милюкова: "Если Дума осудит революционные убийства, - сказал ему Столыпин, - она готова легализовать Партию народной свободы". Милюков ответил, что не может контролировать партию, "что для нее это вопрос политической тактики, а не существа дела. В момент борьбы она не может отступить от своей позиции и занять позицию своих противников, которые, кроме того, сами оперируют политическими убийствами." Манифестом от 3 июня 1907 года Дума была распущена.

Милюков был занят подготовкой к выборам в новую, третью Думу. Третий июньский переворот обеспечил переход от Думы с кадетским " центром "к Думе с" октябристским центром "Октябристы в Третьей Думе стали" партией центра", то есть тем, чем были кадеты в первых двух думах, от решающего голоса которых зависело голосование. Два думских большинства - правооктябрьское и октябристско-кадетское-составляют замечательную черту системы третьего июня. Определяя тактику партии, Милюков писал: "Мы решили вложить все наши силы и знания в текущую государственную деятельность народного правительства."
Третья Дума была заполнена" черновой", повседневной работой. Как глава фракции, уже полноправный член Думы, Милюков выступал в Думе по всем вопросам-от конституционно-политических, национальных, религиозных до вопросов народного образования, авторского права и бюджета. Но главной его темой были вопросы внешней политики, по которым у Милюкова не было конкурентов в Думе. На первых же заседаниях Думы кадеты подверглись яростному нападению со стороны сторонников государственной власти. Пуришкевич заявил, что кадеты-самый опасный элемент, потому что они умные и политически образованные люди. И, естественно, Милюков, как признанный руководитель "инкриминируемого направления", стал главной мишенью нападения, Милюкову чинили препятствия, в его адрес сыпались оскорбительные замечания, а Гучков неоднократно выражал Милюкову свое недружелюбие на думских заседаниях. В этой ситуации трудно было регулировать отношения с правыми и левыми силами. Милюков продолжал политику поддержания контактов с властями, необходимых для проведения парламентской работы в рамках государственности. При обсуждении правительственной декларации Столыпина, заявившего, что "историческая самодержавная власть и свободная воля монарха являются самым ценным достоянием российского государства", Милюков, хотя и возражал ему, заключил, что " никто не предлагает фракции открыть наступление."

Такие факты не лишали кадетскую фракцию самостоятельной стратегической позиции. Милюков критически относился к декрету от 9 ноября 1910 года, к аграрной политике Столыпина, а также не поддерживал аграрный проект трудовиков о национализации земли, придерживаясь кадетского программного положения о частичном отчуждении земли. Он ясно заявил о своем отношении к левым партиям и их методам борьбы: "У нас и у всей России есть враги слева."

Милюков занял особую позицию в славянской проблеме, которая широко обсуждалась в эти годы. Он ставил во главу угла государственные интересы России, одновременно обосновывая необходимость нового подхода к славянской проблеме, замены грубых методов панславизма гибкой политикой равноправия, культурного и экономического сближения всех славянских стран. Будучи постоянным и почти единственным оратором в Думе по балканским вопросам, сохраняя при этом свои симпатии к освободительным устремлениям балканских народов, он считал необходимым "вставить в более широкие европейские рамки" решение этого вопроса с учетом различных направлений международной политики.

В эти годы Милюков в составе парламентской делегации ездил в Англию для демонстрации "русского конституционного строя". Он совершил свою третью поездку в Соединенные Штаты, читал лекции и выступал перед членами Конгресса. "Это был зенит моей популярности в Америке", - вспоминал он позже.

Милюкова вновь беспокоила предстоящая деятельность в IV Государственной думе. В условиях нестабильности государственной власти и нового подъема революционных сил он проводил свою срединную линию. Тактика партии была направлена на создание кадетско-октябристского единства, способного к "органическому" законодательству. В этой связи проводилась линия критики правительства и стремления подчинить своему влиянию левые силы, в частности социал-демократию.

Обещание М. В заявлении Родзянко о том, что Дума выполнит положения Манифеста 17 октября и в то же время сохранит основы государственности, Милюков оценил как "законодательный потоп" и непоследовательность. Он резко осудил министра внутренних дел А. А. Маклакова и председателя Совета Министров М. Л. Горемыкина за посягательства на законодательные права Думы. Обращаясь к правительству, Милюков предупреждал его, что в случае бездействия Думы возможен новый подъем революционной борьбы. - Чего ты ждешь? Вы ожидаете, что ваше опоздание станет подобным опозданию русского абсолютизма до 17 октября. Хотите ли вы, чтобы требования демократии стали более живыми, более сильными, более настойчивыми, и снова, после периода спокойствия, на сцену выйдут насильственные формы, насильственные методы и средства борьбы? И тогда вы подумаете, что пора успокоиться, что надо "успокоиться" и "спасти корону", чтобы прийти к этому последнему средству."

В условиях усиления рабоче-крестьянского движения Милюков призывал к примирению большевиков с ликвидаторами, с руководством последних и к победе реформистских тенденций в социал-демократическом течении.

К лету 1914 года, то есть к началу Первой мировой войны, в Думе возникли разногласия, недоверие и недовольство. В начале войны Милюков был ее противником. Однако вскоре он стал сторонником доведения войны до победного конца. В этой ситуации Милюков провозгласил лозунг "священного единства" с правительством, "с которым мы боролись". Его выступление в Думе по этому поводу, призывавшее оставить оппозицию на время войны и объединить силы в едином патриотическом порыве, было встречено бурными овациями, и члены царского правительства аплодировали.
Для Милюкова эта война была войной против германского милитаризма и войной за усиление внешнеполитического влияния России, связанного с ее усилением на Балканах и аннексией Константинопольского пролива, за что он получил прозвище "Милюков-Дарданеллы". В августе 1915 года был создан Прогрессивный блок - межпартийная организация в составе Думы. Создание этого объединения было продиктовано необходимостью организации оппозиционных сил для оказания давления на правительство с целью прекращения империалистической войны, предотвращения назревающего в стране революционного взрыва. Милюков - автор и руководитель этого блока. "Это была кульминация моей политической карьеры", - писал он. Милюков составил программу блока, выбрав, по его словам, то, что "могло бы объединить Думу". Программа предусматривала создание нового правительства - министерства "общественного доверия" - и изменение способа управления страной. В ответ на создание Прогрессивного блока 3 сентября царь издал указ о закрытии думских заседаний. Милюков пришел к убеждению, что парламентская борьба использовала все свои возможности.
В перерыве перед открытием думской сессии Милюков в составе парламентской делегации посетил Швецию, Норвегию и Англию. "Я лично, - писал он, - имел здесь возможность подкрепить долю русских прогрессивных течений общественным европейским признанием и тем самым открыть новую дверь нашему влиянию в тот момент, когда перед нами закрывалась другая". В эту поездку Милюков был на приеме у английского короля Георга V, у Ллойд-Джорджа, был возведен Сенатом Кембриджского университета в звание почетного доктора, затем в мантии из красного бархата и берете в торжественной процессии шел по улицам города.

По возвращении в Россию, на открытии Думы 1 ноября, Милюков произнес свою знаменитую речь, в которой резко критиковал правительство Штюрмера, его политику, императрицу, распространявшиеся в обществе слухи об измене России в войне и т. д.

1 ноября 1916 года Милюков с трибуны Государственной думы обвинил императрицу Александру Федоровну и российского премьер-министра Бориса Штюрмера в подготовке сепаратного мира с Германией. Милюков оправдывал обвинения в государственной измене заметками в иностранных газетах, рефреном речи были слова " Что это, глупость или измена?»

Павел Милюков: "Я вам рассказывал об этих людях-Манасевиче-Мануйлове, Распутине, Питириме, Штюрмере. Это та придворная партия, чьей победой, согласно Neue Freie Presse, стало назначение Штюрмера: "Победа придворной партии, которая группируется вокруг молодой королевы."

Здесь, прямо на заседании Государственной думы, Милюкова в лицо назвали клеветником.

Милюков сознательно использовал клевету для подготовки государственного переворота, о чем впоследствии сожалел.


Министр иностранных дел

В первом составе Временного правительства (март-май 1917 г.) министром иностранных дел был Павел Николаевич Милюков. Одним из первых распоряжений Милюкова на этом посту было приказание посольствам содействовать возвращению в Россию революционеров-эмигрантов.

Он выступал за выполнение Россией своих обязательств перед союзниками по Антанте и, следовательно, за продолжение войны до победного конца. Его записка с изложением этой позиции, направленная союзникам 18 апреля, вызвала возмущение на левой стороне политического спектра — большевики и их союзники устроили демонстрации в столице. Воспользовавшись кризисом, противники Милюкова в правительстве, в частности, Г. Е. Львов и А. Ф. Керенский добился создания коалиционного кабинета министров с социалистами, в котором Милюкову был назначен второстепенный пост министра народного просвещения. Он отказался от этой должности и ушел из правительства.

Он продолжал свою политическую деятельность в качестве лидера кадетской партии, поддерживал корниловское движение (после поражения корниловского выступления он был вынужден уехать из Петрограда в Крым), резко отрицательно реагировал на приход к власти большевиков, был последовательным сторонником вооруженной борьбы против них.

Как министр иностранных дел, Милюков сразу же столкнулся с неразрешимым противоречием-между официальной трактовкой нового смысла и целей демократического правительства участия России в войне и реальным настроением масс. Февральский переворот был идеологически оправдан элитой как "акт национальной самообороны", как "народная русская" революция, стихийный протест против "изменнического" царизма, ведущего страну к поражению и порабощению "кайзеровской Германией". Преувеличивая степень" патриотизма "населения, внушая себе и обществу иллюзию готовности" граждан Свободной России " бороться с внешним врагом до победного конца, руководители Временного правительства надеялись вызвать всплеск энтузиазма в массах, поднять боевой дух армии. Милюков-один из самых ревностных проповедников такой идеологии. Как нарушение союзнических обязательств он гневно отметал любые мысли о том, что Россия должна попытаться ускорить заключение мира, так как она просто не в состоянии продолжать войну. Для Павла Николаевича отказ был неприемлем (по крайней мере, только на словах!) от прежних договоренностей по послевоенным геополитическим интересам России. Милюков был полон решимости обеспечить выполнение "секретных договоров" любой ценой (прежде всего это касалось приобретения Россией Константинополя и контроля над проливами Босфор и Дарданеллы).

Будучи сторонником политических компромиссов, Милюков был непримирим в вопросах международных отношений и внешней политики России. И не случайно впоследствии многие политики будут ссылаться на это как на свидетельство" догматизма"," доктринерства"," упрямства "кадетского вождя, неспособности быть" настоящим политиком", трезво оценивающим ситуацию. Даже военный и морской министр Гучков (гораздо более правый по своим взглядам) указывал на непонимание Милюковым сложившейся ситуации: русская армия не может продолжать войну.

Лидер кадетов оказался в положении, когда ему приходилось маневрировать, примиряя собственные представления о внешней политике с решением дипломатических задач и, главное, с необходимостью учитывать сложную внутриполитическую обстановку. Союзники в лице глав дипломатических миссий настаивали на том, чтобы Временное правительство недвусмысленно заявило о намерении России выполнить все свои союзнические обязательства. В свою очередь, руководители Петроградского Совета потребовали от правительства в специальной декларации для "внутреннего пользования" четко заявить о своем неприятии" империалистических устремлений " и готовности предпринять немедленные шаги для достижения всеобщего мира. Они утверждали, что такое заявление поднимет боевой дух" революционной армии " и каким-то образом удержит ее от распада. Интересно, что Милюков и его коллеги по правительству пытались корректировать внешнеполитический курс с аналогичных позиций. Самым активным критиком Милюкова был "заложник демократии" А. Ф. Керенского, которого всегда поддерживал М. И. Терещенко,

Н. В. Некрасов, А. И. Коновалов (связанные с ним масонскими узами). Более того, союзники вскоре присоединились к интригам против Милюкова — особенно британский посол Джордж Бьюкенен. Он опирался на Керенского и Терещенко — первого рассматривал как будущего военного министра, второго — как главу МИДА. В отличие от непопулярного в массах Милюкова, у них, казалось, было больше возможностей удержать Россию от выхода из войны, привлечь армию идеями" революционного оборончества", восстановить дисциплину. При этом негласно подразумевалось, что если Россия под давлением внутриполитических обстоятельств откажется от "империалистических" требований, то союзники, конечно, не будут ей сопротивляться.

28 марта была опубликована "Декларация о целях войны", составленная Милюковым и одобренная правительством и контактной комиссией Исполнительного комитета Петроградского Совета. Декларация предназначалась для российских граждан — попытки придать ей характер дипломатического акта Милюков решительно пресек. Формула "без аннексий и контрибуций", которую требовала "революционная демократия", была заменена в тексте эвфемизмами, которые можно было трактовать по-разному. А.) в тесном единстве с союзниками окончательно решить все вопросы, связанные с мировой войной и ее окончанием, Временное правительство считает своим правом и долгом заявить теперь, что цель свободной России состоит не в том, чтобы властвовать над другими народами, не в том, чтобы отнимать у них национальное достояние, не в том, чтобы насильственно захватывать чужие территории, а в том, чтобы установить прочный мир, основанный на самоопределении народов. Русский народ не стремится укрепить свою внешнюю власть за счет других народов, так же как не стремится никого поработить и унизить." К восторгу Милюкова, в текст удалось включить слова о том, что " русский народ не позволит своей родине выйти из великой борьбы униженной, подорванной в своих жизненных силах." В нем также говорилось о намерении правительства "защищать права нашей Родины, при этом полностью соблюдая взятые на себя обязательства по отношению к нашим союзникам." Последняя формулировка также может быть понята как соблюдение условий пресловутых "секретных договоров".

Толчком к отставке Милюкова послужила публикация ноты Временного правительства союзникам, в которой по существу повторялось "Заявление..." от 28 марта. Уличные беспорядки, спровоцированные большевиками 20-21 апреля, стали удобным аргументом как для руководителей Исполкома Петроградского Совета, так и для большинства министров: фигура Милюкова непопулярна в массах из-за его бескомпромиссной позиции по вопросу "войны до победного конца", и он должен уйти в отставку. Милюков с негодованием отверг предложение занять пост министра образования. Он также выступал против идеи создания коалиционного правительства, убеждая премьер-министра Е. Львова в необходимости разрыва с Советами и принятия жестких мер по наведению порядка и, в частности, борьбе с большевиками.

В принципе, Милюков с самого начала "не считал свою позицию устойчивой" и психологически был готов уйти в отставку. Вероятно, не случайно Павел Николаевич отказался переехать в роскошную квартиру министра иностранных дел в здании министерства, как это было принято у его предшественников. Когда ему приходилось задерживаться в министерстве допоздна, он ночевал в маленькой комнатке для служащих, где приказал поставить кровать. При Милюкове приемов в министерстве почти не было. Разве что вскоре после Февральской революции, в Страстную пятницу, коллеги по кадетской партии пришли поприветствовать Милюкова, а заодно и отпраздновать Пасху (кстати, Павел Николаевич всегда был нерелигиозным человеком и не имел привычки ходить в церковь).  -Но ты же знаешь, — добавила она извиняющимся тоном, - сейчас так трудно раздобыть еду, что приходится просить гостей принести все, что можно." Особенное впечатление произвело праздничное застолье: "Стол был накрыт чудесно: фарфор, стекло, серебро — все в министерском стиле. И несколько живописных статных лакеев в ярких ливреях выстроились вдоль стен, живое напоминание о пышности прошлого режима. На их бесстрастных лицах не было и следа удивления или веселья, когда мы, шурша засаленной бумагой, начали разворачивать пакеты и беспорядочно раскладывать их на тарелках. Анна Сергеевна суетилась, бегала вокруг стола, протягивала тарелки. Это было похоже на студенческую вечеринку, а не на министерскую беседу." Похожую картину представлял единственный "дипломатический" ужин 1 мая, накануне отставки Милюкова — поводом послужил отъезд из России французского посла Мориса Палеолога. По свидетельству Павла Николаевича, "Общее настроение было похоронное".

Долгое размышление.

После ухода из Временного правительства Милюков вообще не умерял своей политической активности. Главный вопрос — о продолжении участия России в войне — Милюков все чаще ставил в связи с проблемой подавления анархии и подавления деятельности большевиков. Милюков неустанно разоблачал происки внешних и внутренних врагов. Он утверждал, что "формула, выгодная Германии" — "мир без аннексий и контрибуций" - была импортирована из Берлина через Швейцарию. Враги России " заранее приготовили против нас духовный яд и отравителей и доставили обоих." Для Милюкова большевики-это "люди, которые явно находятся на службе Германии." Он призывает все силы остановить "дьявольски искусную пропаганду наших врагов", которая падает на такую чрезвычайно благоприятную почву, как "смертельная усталость" солдатских масс. В своих доносах на "немецкую интригу" Милюков утверждал, что "немецкие деньги" способствовали исключению его самого и А. И. Гучкова из первого состава Временного правительства. Следует отметить, что даже в массовой пропагандистской литературе иногда возникали характерные ассоциации. Милюков в Думе "обличал предательство Штюрмера и преступность Протопопова", а "за это царское правительство хотело судить Милюкова", и в апреле 1917 года Милюкову пришлось уйти в отставку из-за происков" большевиков-ленинцев и интернационалистов", то есть"немецких агентов".

Летом 1917 года, наблюдая усиление большевизма, безудержный рост коррупции в армии и в тылу, бессилие коалиционного Временного правительства и считая неудачи на фронте следствием всего этого, Милюков начал искать пути установления "твердой власти". Как и многие либеральные политики, умеренные общественные деятели, представители деловых кругов, он возлагал надежды на фигуру генерала Л. Г. Корнилова. Милюков поддержал предложенную Корниловым программу наведения порядка, о которой он прямо заявил

14 августа на Государственном совещании в Москве. И тогда, и позже, анализируя события русской революции, Милюков был убежден, что есть только одна альтернатива — Корнилов или Ленин. В то же время, встретившись с Корниловым, вождь кадетов убедил его в недопустимости разрыва с Керенским. Вождь кадетов недвусмысленно отверг контрреволюцию как отрицание либерально-демократических завоеваний февраля 1917 года.

27 августа, когда Керенский неожиданно объявил о восстании Корнилова и назвал его предателем государства, Милюков попытался выступить посредником, предложил Александру Федоровичу помощь в разрешении "недоразумения" и выразил готовность отправиться с этой целью в Штаб.

Но в конце концов и сам Милюков был фактически выслан из Петрограда — в Крым!

30 августа Керенскому принесли текст редакционной статьи Милюкова, изъятый печатниками из "Речи" и в которой Павел Николаевич недвусмысленно высказывался в поддержку Корнилова. Керенский пришел в ярость и, призвав самых влиятельных кадетов в партии В. Д. Набокова и М. М. Винавера, предложил им "деликатную миссию" - убедить Милюкова временно уехать за границу или в Крым. Керенский объяснил, что собирается сформировать новое правительство с участием кадетов, но опасается, что фигура Милюкова, продолжавшего активно заниматься политикой, вызовет в массах отрицательное отношение ко всей "комбинации". "Я знал, что все действия кадетского вождя Милюкова, каждая его статья, каждое его выступление вызовут новую волну возмущения, как это было уже в марте и апреле", - вспоминал Керенский.

Милюков воспринял приход большевиков к власти как почти случайный эпизод и считал, что они долго не продержатся. В дни Октябрьской революции Павел Николаевич уехал из Петрограда в Москву, где вступил в организацию антибольшевистских сил. Не дожидаясь открытия Учредительного собрания, членом которого он был избран, Милюков отправляется на Дон, в Новочеркасск, и участвует в формировании Добровольческой армии под командованием М. В. Алексеева. Цели и принципы белого движения были сформулированы в Декларации Добровольческой армии, написанной Милюковым. Но вскоре он вступает в противоречие с лидерами Добровольческой армии. Отказ Милюкова был вызван, в частности, попытками Корнилова сформировать администрацию самостоятельно, не связывая себя поддержкой прибывших на Дон политических деятелей. Павел Николаевич был убежден, что без участия политических партий военная власть не найдет сочувствия у населения. В начале 1918 года, покинув Новочеркасск, он достигает Киева и совершенно неожиданно вступает в контакт с командованием немецких войск. Милюков уверен, что их армия, оккупирующая Украину, является единственной реальной силой, и с ее помощью можно оккупировать Петроград и Москву, свергнуть Советы и создать "Всероссийскую национальную власть". Коллеги по ЦК кадетской партии были шокированы столь радикальной переориентацией своего лидера. Милюков в ответ отказывается исполнять обязанности председателя ЦК. Однако осенью 1918 года, после капитуляции Германии, разногласия потеряли свой практический смысл.

Следующий тактический поворот Милюкова приходится на конец 1919 — начало 1920 года. Павел Николаевич разочарован в белом движении и не видит перспектив вооруженной борьбы. Эти настроения нашли отражение и в ежемесячном журнале "Новая Россия", издававшемся под его редакцией в Лондоне на английском языке. Но даже в случае провозглашения в 1920 году "новой тактики", в которой большинство эмигрантов видело "примирение с большевизмом", на политика Милюкова большое влияние оказал историк Милюков с его способностью к глубокому, трезвому анализу. Подготовив в годы Гражданской войны фундаментальный трехтомник "История Второй русской революции", Павел Николаевич переосмыслил многие процессы, определившие характер революции 1917 года и сделавшие победу большевиков закономерной. Важнейшим фактором он называет поведение масс, по отношению к которым российская политическая элита (за исключением большевиков, оказавшихся циничными, жестокими, но в то же время реальными политиками) продемонстрировала полную несостоятельность. Не боясь войти в диссонанс с идеологическими установками, характерными для эмиграции вообще, Милюков утверждает: революция имела глубокие социальные корни, связанные с историческим прошлым России, и теперь предопределяет ее будущее.

Доклад" Что делать после крымской катастрофы?", с которым Милюков выступил в декабре 1920 года, обозначил идеологическое оформление "новой тактики". Фактически Милюков собирался расколоть партию, так как почти все кадетские лидеры считали его позицию ошибочной (и вскоре он создал беспартийный республиканско-демократический союз (союз)). Защищая "новую тактику", Милюков утверждает, что изменения, внесенные революцией в общественно-политический строй, необратимы. Вооруженная борьба против большевиков невозможна, прежде всего из-за ее непопулярности среди населения, уставшего от кровопролитной гражданской войны, поэтому эмигрантские организации, выступающие за ее продолжение, не имеют никаких шансов на поддержку в России. Главная ставка должна быть сделана на разложение большевистского режима изнутри. Не переоценивая силы оппозиции, оставшейся в Советской России, Милюков возлагал главную надежду на широкие слои населения — на крестьянских собственников и городскую "мелкую буржуазию". Введение НЭПА было представлено как свидетельство эволюции режима, которая могла привести его на путь Термидора. В появлении многомиллионных слоев населения, заинтересованных в "свободной экономической деятельности", в неизбежно возникающих "мелочах жизни", он видел возрастающую угрозу большевистским правителям, пытавшимся сохранить диктатуру. Возвращение к монархии уже невозможно. Антикоммунистические силы, рассчитывая на победу, должны гарантировать сохранение завоеваний революции. Земля, полученная крестьянами, должна оставаться в их распоряжении, "рабочий вопрос" должен решаться и впредь, должна проводиться государственная политика охраны наемного труда, особое внимание должно уделяться народному образованию. Как показали последующие события, все эти надежды на" внутреннее преодоление большевизма "оказались утопическими-демократическая эмиграция вновь недооценила коммунистический режим и его "способность властвовать".

В начале 20-х годов Милюков подвергался не только нападкам в правой прессе, но и угрозам физической расправы со стороны монархистов. В партии отметили, что министерству всегда был чужд "рефлекс страха"." Например, он отказался от охраны после первой русской революции, когда за ним охотились черносотенцы, и сохранил хладнокровие перед агрессивной толпой и анархистской "красотой и гордостью" в 1917 году. Тем не менее в первые годы эмиграции Павлу Николаевичу приходилось жить на конспиративных квартирах. О реальности угроз можно судить хотя бы по покушению на его жизнь в зале Берлинской филармонии 28 марта 1922 года во время лекции. Милюков чудом остался жив, но В. Д. Набоков погиб от пуль террористов.

С 1 марта 1921 года по 14 июня 1940 года, то есть до дня вступления немецких войск в Париж, Милюков был главным редактором ежедневной газеты "Последние известия". Газета была приобретена группой Милюкова (годом ранее она начала издаваться как беспартийное, информационное издание, но не смогла завоевать популярность). С появлением Милюкова у издания сформировалось "политическое лицо", и вскоре "Последние известия" превратились в" большую", солидную газету европейского уровня. Согласно документам бухгалтерии "Последних известий", сначала Милюков вложил значительные личные средства в развитие газеты. Либеральные "Последние известия" считались самым читаемым печатным органом эмиграции. В газете печатались И. А. Бунин, А. М. Ремизов, Б. К. Зайцев, М. А. Алданов, М. И. Цветаева, В. В. Набоков, З. Н. Гиппиус, А. Н. Бенуа… Как и в "Речи", каждый номер открывался редакционной статьей Милюкова — они были незаменимым пропагандистским инструментом в его политической борьбе.

Деятельность в эмиграции

В ноябре 1918 года он уехал в Западную Европу, чтобы заручиться поддержкой Белого движения со стороны союзников. Русский писатель жил в Англии, а с 1920 года — во Франции, где возглавлял Союз русских писателей и журналистов в Париже и Совет профессоров при Франко-Русском институте. Он разработал "новую тактику", направленную на внутреннее преодоление большевизма, отвергая как продолжение вооруженной борьбы внутри России, так и иностранную интервенцию. Он считал необходимым заключить союз с социалистами на основе признания республиканского и федерального строя в России, уничтожения помещичьей собственности на землю, развития местного самоуправления. Многие соратники Милюкова по партии выступили против "новой тактики" — в результате в июне 1921 года он покинул ее, став одним из руководителей Парижской демократической группы Партии народной свободы (с 1924 года — Республиканско-демократического объединения). На него напали монархисты, обвинили его в организации революции и 22 марта 1922 года попытались убить (тогда Милюков остался жив, но умер известный деятель кадетской партии В. Д. Набоков).

С 27 апреля 1921 года по 11 июня 1940 года он редактировал газету "Последние известия", выходившую в Париже, одно из важнейших печатных изданий русской эмиграции. В эмиграции он занимался историческими исследованиями, опубликовал "Историю второй русской революции", труды "Россия на переломе", "Эмиграция на распутье", начал писать" Мемуары", которые так и остались незаконченными. Он продолжал критиковать большевиков, но поддерживал имперскую внешнюю политику И. В. Сталин — в частности, он одобрял войну с Финляндией, говоря: :" Мне жаль финнов, но я за Выборгскую губернию." Накануне Второй мировой войны он утверждал, что " в случае войны эмиграция должна быть безоговорочно на стороне своей Родины."

Во время войны он был решительным противником Германии, а незадолго до смерти искренне радовался победе советских войск под Сталинградом. Он умер в Экс-ле-Бене и был похоронен в Париже.

В эмиграции Милюков продолжал много писать. Заметным явлением стал двухтомник "Россия на переломе", посвященный гражданской войне и начальному периоду большевистского режима. Вернувшись к научной работе после долгого перерыва, Милюков основательно переработал Очерки по истории русской культуры (первый том "разбух" почти вдвое). "Юбилейное" издание "Очерков..." вышло в Париже в 1936 году — через 40 лет после выхода первого тома. Много статей написал Милюков для "Британской энциклопедии". Вынужденный постоянно думать о заработке на жизнь, Павел Николаевич часто читал платные лекции по русской истории во многих европейских странах, в университетах США.

В 1935 году Анна Сергеевна умерла. Впервые друзья увидели Милюкова буквально убитым горем. Но не зря Павел Николаевич слыл железным самоконтролем и выдержкой (его даже называли “каменным котом”!). Через несколько месяцев Милюков женился на Нине Васильевне Лавровой. Он познакомился с “хорошенькой барышней " еще в 1912 году на вокзале, ожидая поезда. Мимолетная встреча переросла в близкие отношения, длившиеся более двух десятилетий. Их также объединяла общая страсть к музыке-Лаврова оказалась “замечательным музыкантом, обладавшим не только блестящей техникой, но и тонким музыкальным вкусом, выработанным серьезной консервативной школой." Милюков переехал из своей маленькой, скромно обставленной квартиры в просторную, ухоженную квартиру на бульваре Монпарнас. Несмотря на “буржуазный " облик своего нового дома, он сохранил привычную офисную обстановку — стены сплошь увешаны книжными полками, стулья завалены кипами газет, а на рабочем столе лежат бесчисленные бумаги, рукописи и письма. И здесь, на краю стола, Милюков предпочел быстро пообедать. Домашняя сторона жизни, не слишком волновавшая Павла Николаевича в России, играла для него в эмиграции еще меньшую роль — она ограничивалась сохранением привычного служебного микрокосма.

Оставшись в 1940 году в свободной от немецкой оккупации части Франции, Милюков сначала жил в Виши, затем в Монпелье, а весной 1941 года переехал в Экс — ле-Бен-небольшой городок на границе со Швейцарией. Павел Николаевич не хотел ехать в США, куда его пригласили — он верил в близкую победу над фашистской Германией, мечтал, что скоро сможет возродить “Последние известия”. Милюков начал писать мемуары, которые ему так и не удалось закончить. Он внимательно следил за военными действиями на Восточном фронте и желал успехов советским войскам. Большую радость принесла победа под Сталинградом. Тогда Милюков написал свою последнюю статью — “Правда о большевизме”, в которой прямо заявил о солидарности с советской властью. Милюков был убежден, что для поколений, сформировавшихся в России уже в условиях послереволюционной действительности, коммунистический режим вполне органичен, близок и понятен.Д

Павел Николаевич умер 31 марта 1943 года и был похоронен на кладбище в Экс-ле-Бене. В конце войны его сын Николай перевез прах в Париж, где вновь оказался вместе с Анной Сергеевной — в фамильном склепе на Батиньольском кладбище

31 марта 1943 года в возрасте 84 лет П. Н.Милюков скончался в Экс-ле-Бене, не дожив до победы, но оставаясь истинным патриотом родной страны до последних минут своей жизни. Его похоронили на временном участке на кладбище в Экс-ле-Бене. Вскоре после окончания войны единственный оставшийся в живых ребенок П. Н. Милюкова, его старший сын Николай , перевез гроб отца в Париж, в фамильный склеп на кладбище Батильон, где ранее была похоронена А. С. Милюкова .

Антибольшевистское движение потерпело неудачу. Многие из его организаторов были в эмиграции. В 1920 году Милюков эмигрировал в Англию. Здесь он сразу же взялся за издание журнала "Новая Россия" на английском языке. В конце того же года Милюков переехал в Париж. Его основным занятием в 1920-е годы была разработка "новой тактики" в борьбе против большевистской России.

Русская эмиграция не была едина в вопросе о том, как и в какой форме продолжать борьбу против Советской России. Основная часть "политической" эмиграции поддерживала вооруженную реставрацию монархии, опираясь на внешние и внутренние силы. Милюков стал выразителем иной точки зрения, объединившей "левый" сектор эмиграции. В декабре 1920 года парижская группа кадетов, называвшая себя Комитетом, под руководством Милюкова составила документ " Что делать после крымской катастрофы?", в котором излагалась новая тактика кадетов. В ее основе лежала их новая программа: признание республики, а не монархии как формы правления, федерации как формы соотношения отдельных частей государства, статус-кво для "крестьянских захватов", установление местного самоуправления.

Милюков встретил 1921 год в кругу единомышленников, где присутствовали и эсеры. "Нас с эсерами объединяло, - писал он, - признание необходимости продолжения борьбы против большевиков и отказ от прежних методов борьбы." 1 марта 1921 года Милюков начал издавать газету "Последние известия", в которой много внимания уделял разъяснению "новой тактики". Он постоянно выступал в Париже и в других странах, пропагандируя свои новые взгляды.

В Белграде, Софии, Константинополе, Берлине, Лондоне, словом, везде, где были русские эмигранты, была оппозиция Милюкову.
Петрункевич, Родичев и др. Кадеты выступили с заявлением о своем решительном несогласии с Парижской группой, ее оценкой "белого движения", ее попыткой вступить в блок с социалистами, а также предложили осудить позиции лидера партии. "Посмотрите внимательно на Милюкова, - писал оппонент Милюкова, кадет И. Наживин, - профессор, руководитель важной партии, а он поворачивается, как мальчишка. Сегодня монархическая ориентация союзников, прибывающих в Киев - ориентация на немцев, бегущих из Киева в Лондон и снова спасающих союзников, идет на Париж - марш и делает страшного человека" (то есть есть соглашение с эсерами).

"Новая тактика "встретила сопротивление даже среди сторонников Милюкова, стоявших вплотную к редакции "Последних известий". Бывший министр правительства П. П. Юренев, бывший московский градоначальник Н. И. Астров, князь В. А. Оболенский, группировавшиеся вокруг Милюкова в Париже, считали, что "он заходит слишком далеко на пути "признания революции".

В действительности же Милюков оставался все тем же настоящим политиком и прагматиком. В 20-30-е годы среди эмигрантов предпринимались многочисленные попытки объединить различные эмигрантские движения, но они не увенчались успехом. Милюков принимал в них активное участие.

Хотя политические страсти отнимали у русских эмигрантов много времени и сил, им приходилось привыкать к условиям повседневной жизни в странах, где они оседали. Нужно было зарабатывать на жизнь. Помимо редакторской работы в "Последних известиях", Милюков писал статьи о России для Британской энциклопедии, сотрудничал в других изданиях, читал лекции по истории России во многих странах, в том числе и в Соединенных Штатах Америки, куда ездил по приглашению Американской ассоциации Lowell Institute.

В свободное время он прогуливался по набережной Сены, искал интересные книги у букинистов, иногда его видели за шахматной доской. Сохранилась фотография: Милюков играет в шахматы со Струве, а рядом с ними, как арбитр, шахматный король А. А. Алехин.

В Париже он сначала жил в старом "заброшенном доме, где почти все его комнаты были сплошь заставлены книжными полками", составлявшими огромную библиотеку из более чем десяти тысяч томов, не считая многочисленных комплектов газет на разных языках. Вступая в старость, он горько оплакивал смерть своей жены Анны Сергеевны.

Затем он переехал в новую квартиру на бульваре Монпарнас, где поселился со своей второй женой Н.В. Лавровой.  Уступая ее вкусу, Милюков оформлял свое окружение по-иному, "буржуазно", оставаясь самим собой, как и прежде, вне внешних условностей.

В 1927 году он опубликовал двухтомник "Россия на переломе", в основу которого легли его лекции, прочитанные в Бостоне в октябре-ноябре 1921 года. Книга вышла в немецком, американском и русском изданиях. В книгу вошли мысли вождя русского конституционализма о "белом" и "красном" движении, его представления о русской революции, причинах ее свершения. Милюков придавал особое значение русскому изданию книги, потому что, по его словам, "он хотел смотреть на события глазами историка, а не политика." Очевидно, это было трудно сделать для крупного политика, почти неотделимого от происходящих событий. Это признание интересно, однако, прежде всего как стремление автора понять опыт прошлого, как попытка понять историю русской революции, ее корни.

Последние годы

Милюков не отмечал свое 80-летие (1939) публично, врачи запретили. Его навещали друзья и единомышленники, он получал множество поздравлений со всего мира. Поклонники подарили Милюкову бронзовую медаль с его изображением, отлитую по рисунку Дейши. В своем ответе Милюков напомнил об ушедших товарищах и о своей солдатской присяге в борьбе за русский конституционализм.

Накануне Второй мировой войны обострились противоречия в рядах русской эмиграции. В это время Милюков часто выступал и в Париже, и в Праге, говоря, что "в случае войны эмиграция должна безусловно быть на стороне своей Родины." Одним из главных его противников в этом вопросе был генерал Деникин. Милюков был глубоко потрясен разделом Чехословакии по Мюнхенскому соглашению (1938) и предсказал скорое начало войны. В советско-финской войне 1939-1940 годов он принял сторону СССР.

Когда началась война и немцы приближались к Парижу, Милюков вместе с директором "Последних известий" Н. К. Волковым, ведавшим организационно-финансовой частью газеты, поселился на даче под Фонтенбло, где не было ни газа, ни электричества, ни продовольствия.  Один из сотрудников газеты, посетивший тогда Милюкова, застал его чистящим картошку. Вскоре Милюкова перевели в Виши, где условия жизни были более благоприятными.

Он следил за победами Красной Армии и желал поражения нацистской Германии. Душевный покой был нарушен, но воля осталась прежней. Высадка союзников в Африке, отступление немцев с Волги были, вероятно, его последней радостью. Вера придала мне сил.

В последние годы жизни Милюков начал писать свои "Мемуары". Он жил в Виши, Монпелье, Экс-ле-Бене, вдали от Парижа, был оторван от библиотек, архивных материалов и писал по памяти. Друзья давно настаивали, чтобы он писал о своей жизни и борьбе, о победах и поражениях, о победах и ошибках, о том, что можно и нельзя делать на пути русского конституционализма.

Милюков так и не закончил своих воспоминаний. Он умер 31 марта 1943 года в возрасте 84 лет в отеле Экс-ле-Бен.

Заключение

Итог жизни Милюкова в политической борьбе есть итог русского конституционализма. Конституционализм в России потерпел крах. "Жизнь сложнее, чем расчеты самого мудрого политика, - признавался Милюков, - она не дала решения той загадочной задачи, к которой мы все стремились...»

Однако не все, что терпит неудачу, проходит бесследно и не дает результатов. Приобретенный опыт всегда служит источником новых идей, новых теорий и предостерегает от новых потерь. Это историческое оправдание неудач и поражений. Главное-уметь слушать прошлое и уметь использовать все то ценное, что накопило время.

"...Моя жизнь слишком тесно переплелась с моей политической деятельностью", - писал о себе Милюков. И действительно, его жизнь, особенно ее зрелый период, была полностью поглощена политикой. Политическая деятельность Милюкова, основателя и постоянного лидера конституционно-демократической партии в России, выдающегося политического деятеля, публициста и историка, была неразрывно связана с историей России, с тремя русскими революциями, с историей русского конституционализма и парламентаризма. Опыт его политической и научной деятельности, с его достоинствами и недостатками, успехами и неудачами, является частью культурного наследия России.

Список литературы

  1.  Милюков Павел Николаевич " Очерки истории русской культуры. Том 1. 1896".
  2. Политическая история России в партиях и лицах / Сост.: В. В. Шелохаев (зав.), А. Н. Боханов, Н. Г. Думова, Н. Д. Ерофеев и др. - М.: ТЕРРА, 1993, с. 265.
  3. Троцкий Л. Политические силуэты: Милюков (электронная книга).
  4. "Глупость или измена?". Роль П. Н. Милюкова в Русской революции / под ред. акад.Фурсенко. (электронная книга).
  5. Управленческая элита Российской империи (1802-1917 гг.).-Спб.: Лица России, 2008. — с. 117.
  6. Кучурин В. В. П. Н. Милюков о религиозной жизни русского дворянства (электронная книга).
  7. Вишняк М. В. История и политика в "Истории русской революции" П. Н. Милюкова. (электронная книга).
  8. Andalaska, Маргарита Георгиевна. Милюков П. Н., Кизеветтер А. А.: История и политика / М. Г. Вандалковская. - М.: Наука, 1992. - 288 с.
  9. Кара-Мурза, Алексей Алексеевич. Интеллигентные портреты. Очерки о русских политических мыслителях XIX-XX вв. Александр Герцен, Борис Чичерин, Иван Аксаков, Николай Хомяков, Павел Милюков, Александр Корнилов, Иван Алексинский, Петр Струве, Михаил Осоргин, Семен Португейс, Георгий Федотов, Владимир Вейдле / А. А. Кара-Мурза; Российская академия наук, Институт философии, Центр философии. проблемы российской реформации. - М.: ИФ РАН, 2006. - 178 с.
  10. История России в портретах государственных и политических деятелей: Учебник / Б. В. Леванов [и др.]; под ред. В. А. Корнилова. - М.: Омега-Л, 2002 — - 334 с.
  11. П. Н. Милюков: Историк, политик, дипломат: Материалы Международной научной конференции, Москва, 26-27 мая 1999 г. / под ред. ; авторское предисловие В. В. Шелохаева. - М.: РОССПЭН, 2000 — - 559 с.
  12. Деятели российской науки XIX-XX вв. / РАН. Институт истории естествознания и техники, Санкт-Петербург, фил. и др.; Сост. Т. В. Андреева, М. Ф. Хартанович; Под ред. И. П. Медведева. - Спб.: Дмитрий Буланин, 2000. Вып. 1. - 2000. - 410 с.
  13. Портреты историков. Время и судьба / Акад. исследование. культура; под ред. Г. Н. Севастьянова, Л. Т. Мильской. - М.; Иерусалим: Университетская книга; Гешарим, 2000. Том. 1: Отечественная история. - 2000. - 432 с.: портр. - Указ. имя: с. 414-429.
  14. Россия на рубеже веков: исторические портреты / С. Ю. Витте [и др.]; сост. А. П. Корелин. - М.: Политиздат, 1991. - 379 с.: портр. - Авторы указаны на дополнительном тит. л. - Примечание: с. 356-379.
  15. Деятели российской науки XIX-XX вв. / РАН, Институт истории естествознания и техники, Санкт-Петербург, Фил. [и др.]; [сост. Т. В. Андреева, М. Ф. Хартанович; под ред. И. П. Медведева]. - Спб.: Дмитрий Буланин, 2001. Вып. 1. - 2001. - 410 с.
  16. История и историки: Сборник статей / Российская академия наук, отдел истории, Науч. Совет по историографии и источниковедению и др.; Под ред. И. Д. Ковальченко. - М.: Наука, 1995.
  17. История государства Российского: Биографии. XX век. КН. 2 / РОС. НАЦ. б-ка; Авт.-сост.: М. А. Опалинская, С. Н. Синегубов, А. В. Шевцов, П. Л. Вахтина; Под ред. Л. Д. Грибакина. - М.: Книжная палата, 2000.
  18. История России в портретах государственных и политических деятелей: Учебное пособие / Б. В. Ливанов, В. А. Корнилов, А. В. Сидоров и др.; Под ред. В. А. Корнилова; Московский государственный педагогический университет, Московский городской педагогический университет. ун-т.-М.: Омега-Л, 2002.
  19. Милюков П. Н. Воспоминания. М., 1991, с. 37-38. Далее приводятся цитаты из этой работы с указанием номеров страниц в тексте.
  20. Перегудова З. И. Департамент полиции и П. Н. Милюков // П. Н.Милюков: историк, политик, дипломат. М., 2000, с. 416.
  21. Думова Н. Г. П. Н. Милюков // Политическая история России в партиях и лицах. М., 1993, С. 269-270.
  22. Для получения дополнительной информации см.: Эммонс Т. "Опоздание” или "Оригинальность"? Проблема российского исторического процесса у П. Н. Милюкова // П. Н.Милюков: историк, политик, дипломат, с. 33-61; Медушевский А. Н. Неолиберальная концепция конституционных кризисов в России. // Там же, С. 100-103.
  23. Тыркова-Вильямс А. На путях к свободе. Лондон, 2000, с. 408, 412.
  24. Маклаков В. А. Первая Государственная Дума. Воспоминания современника. 27 апреля — 8 июля 1906, Москва, 2006, с. 9, 15-17.
  25. Tyrkova-Вильямс А. Указ. ОП., С. 409-410.
  26. Гессен И. В. П. Н. Милюков как журналист. // П. Н. Милюков: Сборник материалов к празднованию его семидесятилетия. 1859—1929. Париж [1930], с. 195.
  27.  Государственная Дума. Четвертый Созыв. Стенографические отчеты. Сессия III. Стр., 1915, стб. 51-52.
  28. Гессен И. В. Через два века. Отчет о жизни. // Архив Русской революции, т. 22, Берлин, 1937, с. 328-329.
  29. Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. Сессия IV. Pg., 1915, stb. 92.
  30. Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. Сессия V, 1917, стб. 1344.
  31. Милюков П. Н. История Второй русской революции. М., 2001, с. 35.