Реферат на тему: Виды и формы досуга Древнего Рима

Содержание:

Введение

Все чаще в различных областях гуманитарного знания человечество обращается к идее понимания динамизма и диалектики исторического движения и реализации культурных ценностей, которые рассматриваются не только как объективные характеристики культуры. Это позволяет понимать понятие ценности как целостность культурных традиций, как богатство их проявления на различных уровнях социальной активности, как совокупность продуцируемых цивилизацией механизмов, норм и правил социального взаимодействия, одним из видов которого является досуговая деятельность. В сфере досуга аксиологический подход к сущности культуры свободного времени становится основополагающим, поскольку открывает путь к расширению функций досуговой деятельности и обогащению ее форм и содержания. Отправной точкой аксиологического подхода в социокультурной сфере являются ценности античного досуга, изучение которых плодотворно и, безусловно, значимо для современной культуры. Одним из важнейших аспектов современной жизни общества является его интенсивное вовлечение в развитие информационных технологий. Эта тенденция наиболее продуктивно выражается в нерегулируемом досуговом общении, традиции которого восходят к античной эпохе, когда досуг понимался как процесс и результат реализации фундаментальных ценностей субъекта социокультурной деятельности (общества, группы, индивида). Эта тотальность есть своего рода способ творения мира, превращение различных слоев бытия во весь мир человека. Проблема будущего заключается в осознании содержания настоящего и прошлого, их фундаментальных ценностей, рассматриваемых с точки зрения серьезных изменений. История человечества показывает, что прогресс определяется способностью общества выдвигать некую сверхзадачу, сверхцель, сверхценность, способную создать первичный импульс движения, организующую и ценностно-ориентированную содержательность и направления развития общества. Система ценностей, представленная как идеал, аккумулирует и фокусирует значимые социокультурные факторы, выступая в качестве программы, объединяющей прогрессивные процессы в обществе. Каждая религия, каждое крупное общественное движение, открывшее новую эру в истории человечества, формулировало такие ценности. С учетом этой закономерности становится очевидным основное направление социокультурной деятельности наступающей эпохи-неуклонное стремление в процессе диалога культур к новому гуманистическому синтезу ценностей, сходство которых обнаруживается в античной культуре. Историческое развитие общества показало, что новое находится в глубочайшем прошлом, стоя у истоков современной цивилизации, поэтому обращение к опыту Древнего Рима, создавшего непревзойденные образцы общечеловеческой культуры, актуально и сегодня. Возникает необходимость изучения досуговых традиций античности, подразумевающих их понимание как одной из сторон диалога культур, в процессе которого ценности античного досуга оказывали существенное влияние на формирование социокультурной сферы и содержание культурно-досуговой деятельности последующих эпох. Актуальность обращения к культурному опыту античности доказывается эффективностью функционирования Олимпийских игр, возрожденных в 1896 году. Подобные инициативы наблюдаются и в настоящее время в возобновлении Пифийских (Дельфийских) игр и в создании Дельфийского движения. Концепция этой международной культурной программы не ограничивается идеей конкуренции, основополагающим положением для нее является принцип историко-культурного диалога, возрождения традиций и их изучения. Приведенные выше факты свидетельствуют о целесообразности изучения ценностей древнего досуга и определения путей их рационального использования в контексте современных социокультурных процессов.

Распорядок дня древних римлян

Утренний туалет богатого человека и бедного ремесленника был одинаково прост: обуться в сандалии, вымыть лицо и руки (при ежедневном купании в бане большего и не требовалось), прополоскать рот и надеть плащ, если было холодно. Для богатых людей, у которых был свой цирюльник, за этим следовали стрижка и бритье-операция настолько неприятная, что Марциал объявил единственным разумным существом на земле козла, "который живет с бородой" (XI. 84. 17-18). Дело в том, что железную бритву невозможно было заточить (стальных не было) до нужной остроты; древняя Италия не знала мыла: перед бритьем щеки и подбородок только смачивали водой. У Марциала все лицо было покрыто шрамами и порезами; если цирюльник был осторожен, его работа продвигалась так медленно, что, по словам Марциала, пока он брил щеки, клиент уже отращивал бороду (VII, 83). Пантагафу, искусному цирюльнику, который стриг и брил "железом, едва касавшимся его лица", умершему в юности, поэт посвятил строки, полные искреннего сожаления (VI, 52): умение бриться было, по-видимому, трудным искусством в Риме. 

Через некоторое время после пробуждения первый завтрак (ientaculum) должен был состоять обычно из куска хлеба, смоченного в вине, намазанного медом или просто посыпанного солью, оливками, сыром. По дороге в школу дети покупали на завтрак блины или лепешки, обжаренные на сале.

По старому обычаю, все домочадцы, включая рабов, приходили приветствовать своего господина. По словам Светония, это был старый, вышедший из моды обычай, но Гальба придерживался его (Galb. 4. 4), и он все еще сохранялся в доме Антонинов. Затем были деловые хлопоты, проверка счетов и отчетов, а также отдача распоряжений по текущим делам. И начался прием клиентов, который занял два часа при большом их количестве. Сенаторы, судьи, люди, выступавшие в суде, иногда были заняты до вечера, до заката, но обычно все дела заканчивались к 12 часам дня. Если день был свободен от официальных дел, то были и такие, о которых Плиний Младший говорил, что " каждый день в Риме полон или кажется полным смысла, а если соединить несколько вместе, то смысла нет." И перечисляет, чем заняты люди: присутствуют на семейном празднике в честь совершеннолетия сына, на сговоре или на свадьбе; "один пригласил меня подписать завещание, другой-защищать его в суде, а третий-давать ему советы". Отказываться от этих "пустых занятий" было невежливо: в римском обществе они считались почти такими же обязательными, как и служебные дела. Мартиал оставил ядовитые наброски бездельников-присяжных, вся жизнь которых прошла в деловом безделье. Они чрезвычайно озабочены своей внешностью; их волосы-предмет самой живой заботы о них (Марциал серьезно уверял, что молодой цирюльник, возясь с кудрями своего клиента, успел отрастить бороду-VIII. 52); они выщипывают волосы на руках и голенях; их жесты рассчитаны плавно; на губах звучат последние песни, принесенные в Рим из Канопуса или из Аида; они благоухают благовониями. Они завсегдатаи женских собраний, получают и рассылают множество записок, знают все городские сплетни: кто в кого влюблен, кто охотник за чужими обедами; могут перечислить всех предков жеребца, победившего в цирковых состязаниях. Они декламируют, пишут мимы и эпиграммы, поют, играют на кифаре, рассказывают истории и танцуют.  

Некоторые охвачены страстью к политике и сочиняют оглушительные новости: они знают все, что происходит в Парфии, за Рейном и среди даков; они знают, какой урожай в Египте и сколько кораблей везут зерно из Ливии.

И на этих ретивых говорунов наступило, однако, успокоение. Полдень был той чертой, которая делила день на две части; время до него считалось "лучшей частью дня", которая посвящалась занятиям, оставляя, по возможности, вторую часть для отдыха и развлечений.

Во второй половине дня был второй завтрак (прандиум); те, кто ел только два раза в день, откладывали эту первую трапезу для себя на более ранний срок. Он также был очень скромен: Трапеза Сенеки состояла из хлеба и сушеных инжиров, так что ему даже не приходилось мыть руки после этой трапезы. А теперь пришло время полуденного отдыха. "Если бы я не разделил летний день с полуденным сном, я не смог бы жить",-говорит старый Фунданий, тесть Варрона . Плиний Старший, который становился все более и более драгоценным, "спал очень мало после завтрака". Молодой Катулл, позавтракав, лег спать. Эта полуденная сиеста была настолько всеобщей, что Аларих правильно считал ее наиболее удобным временем для нападения на город, "ибо все, как обычно, после еды засыпают".

После этого полуденного отдыха наступала очередь купания в банях, гимнастических упражнений, отдыха и прогулок. А потом вся семья (не считая маленьких детей, которые ели отдельно) собиралась на ужин, на который обычно приглашались другие друзья и хорошие знакомые. Ужин был маленьким домашним праздником: вокруг стола собирались близкие и дорогие люди, и удовольствие от еды, естественное для голодных людей, было отнюдь не главным на этом празднике. Это было время дружеской, непринужденной беседы, веселых шуток и серьезных разговоров. Гораций со вздохом вспоминал те "божественные обеды" в своем сабинском имении, во время которых происходил разговор на высокие философские вопросы, прерываемый нравоучительной и веселой басней. Чтение за обедом в кругах римской интеллигенции вошло в обычай: раб-чтец читает обедающим и Плиния Старшего, и его племянника, и Спурина. У Аттика "обед никогда не обходился без чтения, он хотел доставить душе своих товарищей не меньшее удовольствие, чем их желудку". "Удовольствие" иногда превращалось в своего рода наказание: Марциал с комическим ужасом говорит, что вторая смена еще не подана, а хозяин уже читает третий свиток стихов: "и четвертый читает, и пятый читает". На праздниках Хрисогона певцы и музыканты, игравшие на струнных и духовых инструментах, оглушали своей музыкой всю округу . В колумбарии Иногда обедающих развлекали танцовщицы, которые танцевали под звуки музыки или щелканье кастаньет; особенно славились гадитанки и сирийцы. Скромный обед у Марциала обходился без "бесстыдных гадитан", и он считал это одним из своих преимуществ; в строгих домах, подобных домам двух Плиний, их вообще не допускали.

Обед обычно длился несколько часов: спешить было некуда. У Спуринны даже летом он проводил часть ночи; Плиний Старший, который был очень внимателен ко времени, проводил за обедом не менее трех часов. В древние времена, когда преобладали деревенские обычаи, обед подавали в полдень. В городе, где было много дел, важных и пустых, людей отпускали только вечером, и к этому времени обед (сина) откладывался. В прежние времена мы обедали в атриуме: зимой у очага, а летом в саду; в деревне рабы собирались на обед "в большой деревенской кухне" (Вар.  В городском особняке есть специальные комнаты, отведенные под столовые. Богатые люди питаются в одних столовых летом, в других зимой: летние делаются так, чтобы туда не попадало солнце, зимние - наоборот.  Столовые называются греческим словом "триклиний", так как вокруг стола расставлены три кушетки. Мужчины обедали лежа; женщины сидели за столом: лежать для женщины считалось неприличным.

Мы знаем только о столовых обычаях зажиточного дома: ни один источник не сообщает нам, как обед проходил в бедной семье. Можно, однако, смело утверждать, что древний обычай сидеть за столом : "наши предки обедали сидя") у бедняков сохранился в полной силе, и не из уважения к старине, а потому, что негде было поставить кровати для лежания на антресолях скинии или в тесной, убогой квартире. Столовая мебель богатого дома состояла из стола (часто круглого) и трех кушеток, таких широких, что на каждой могли поместиться три человека; они лежали наискосок, опираясь левой рукой на подушку, положенную на сторону, обращенную к столу; подушки отделяли одну от другой и сиденья на кровати. Ложе справа от среднего называлось "верхним" , а ложе слева - "нижним"; "верхнее" считалось почетным; "нижнее" занималось хозяином. Более почетным местом ложа было "верхнее" у спинки, которое располагалось на одной из его узких сторон; лежащий слева человек лежал "ниже", а его голова находилась примерно на уровне груди того, кто был "выше", занимал "верхнее место". Самым почетным местом, однако, было крайнее левое сиденье средней ложи, находившееся в непосредственной близости от господской: оно называлось "консульским". Назидиен, так весело осмеянный Горацием, предложил его Меценату. На официальных званых обедах людей рассаживали строго "по чину"; в богатых домах раб-номенклатурщик указывал каждому место; в дружеском кругу гости садились, где хотели. В императорский период (еще в Первом веке нашей эры) в столовой стал появляться полукруглый диван, который получил название "сигма" по сходству с одноименной греческой буквой. Здесь почетными местами считались крайние (cornua - "рога"): то правые, то левые. 

Надо сказать, что большинство столовых, которые мы знаем по помпейским домам, были очень неудобными: это небольшие комнаты (3,5-4 м в ширину, 6 м в длину), почти целиком занятые обеденными кроватями, которые приходилось придвигать почти вплотную к стенам, чтобы оставить больше места для слуг, подающих еду (между кроватью и стеной оставалась лишь небольшая щель, в которую мог поместиться раб, пришедший с гостем). В императорские времена в богатых домах появился новый тип столовой - oecus: это большая комната (в некоторых помпейских домах до 80 м2), в которой можно поставить несколько столов с кушетками; вдоль стен его стоят колонны, за которыми есть свободный проход как для гостей, так и для слуг.

Как видно из описания обеда у Марциала (см. выше), обычный обед состоял из трех блюд: закуски-густус (в него входили салат, лук-порей, различные пряные травы, яйца и соленая рыба; все запивалось напитком из виноградного сока или вина с медом-мулсум; второе блюдо состояло из мясных и рыбных блюд и злаков, полбы и бобовых (даже за скромным столом у Марциала эта перемена состояла из нескольких блюд); на десерт подавались всевозможные фрукты и каштаны.

В древности скатертей не было, они появились только при поздней империи. Блюда были расставлены на столе таким образом, чтобы их можно было сразу же положить на тарелку, которую обедающий держал в левой руке; правой рукой он брал наложенные друг на друга куски: вилок не было. Салфетки назывались mappae; это были маленькие кусочки лохматой льняной ткани, которыми вытирали руки и рот.; их ставили на стол для гостей, но гости приносили с собой такие салфетки, и Катулл упрекал одного из своих знакомых, который считал смешным трюком отнимать такие салфетки у зевак. У нас был обычай брать домой кусочки от обеда. Гости Тримальхиона собрали салфетки, полные фруктов; Цецилиан упаковал в свою салфетку весь обед: мясо, дичь, рыбу, "куриную ножку и горлицу, фаршированную кашей из полбы". Иногда такую салфетку повязывали на шею; в Тримальхионе он был с широкими пурпурными полосами и длинной бахромой .

Кухонная утварь была очень разнообразной, и многие из этих кухонных принадлежностей очень похожи на наши. Еда подавалась на стол в глубоких закрытых блюдах; у Марциала в таких блюдах помещалось все второе блюдо - или в чашах , которые, однако, по Варрону, подавались главным образом для тонких блюд; у Катона в такой миске подается творожная запеканка. Отдельные блюда ставились на большой поднос (ланкс), для богатых людей он был серебряным, с золотыми краями (хризендета).

В старину все, а позже и люди с низкими доходами, имели свою столовую и кухонную утварь из глины. На обеде у Марциала второе блюдо подавалось на "черном блюде", и он прислал кому - то в подарок блюдо из красной куманской глины -в Риме, недалеко от Ватикана, были мастерские, которые делали это простое блюдо. Плиний упоминает деревянные чаши. Маний Курий ел из такой пищи. Еще во II веке до нашей эры. Единственным столовым серебром на столе была солонка, которая передавалась от отца к сыну. Только самый горький бедняк довольствовался тем, что использовал раковину в качестве солонки. Фабриций, известный строгостью и простотой своих манер, "разрешил военачальникам иметь только солонку и чашу с серебряными вещами" . По рассказу того же Плиния, он, будучи цензором в 275 году, изгнал Корнелия Руфина из сената за то, что тот удержал десять фунтов серебра из военных трофеев. Уже в конце республики ничего не осталось от этой древней простоты: современник Катулла Кальв жаловался, что даже кухонная утварь была сделана из серебра. До начала Союзнической войны, по свидетельству Плиния, в Риме было более 150 серебряных подносов, весивших по 100 фунтов каждый (почти 33 кг). Находки в Гильдесхайме и Боскореале дают представление о разнообразии и искусстве, с которым были сделаны эти блюда. Современники Плиния были прихотливы в выборе столового серебра: одни хотели иметь только произведения древних мастеров, другие покупали только посуду, поступавшую из определенных мастерских. "Из-за непостоянства человеческого вкуса ни один из них долго не восхваляется", - говорит Плиний (XXXIII, 139).

На столе не было ни вилок, ни ножей, и пользоваться ими лежа было невозможно. Мясо всех видов подавалось на стол уже нарезанным; на больших пирах, например, когда на стол ставили целого кабана, его резал перед зрителями раб, обученный этому делу на деревянных моделях специалистами. Он не только должен был иметь твердый взгляд и твердую руку, но и должен был обладать особой грацией в своих жестах. В Ювенале он режет кабана во время танца; нож летит в его руке, делая пластические движения. В Тримальхионе Карп режет птицу и зайца в такт музыке . Нарезанные кусочки брали пальцами, поэтому во время еды приходилось несколько раз мыть руки. Жидкую пищу ели ложками.

Ложки были двух видов: лигульные и кохлеарные. Первые (они были серебряные, костяные и железные) были похожи по форме на наши нынешние; их ручки были иногда гладкими, иногда точеными, а иногда имели форму козьей ноги. Кохлеар был маленькой круглой ложкой, используемой для поедания яиц и улиток, с ручкой, которая заканчивалась острым концом, используемым для пробивания яичной скорлупы или вытаскивания улиток из скорлупы.

В богатых домах, а особенно на больших обедах, подавалось много рабов (вспомните, что у Горация, который ел свои блины и горох в одиночестве, было трое слуг). Их обычно выбирали из числа красивых, еще безбородых юношей, одинаково одетых и красиво причесанных. Гости приходили на пир со своими рабами, которые стояли или сидели позади хозяина, за что их и называли педибусами. Калигула заставил сенаторов действовать в этой роли. Хозяин отдавал рабу на хранение сандалии, которые он снимал перед тем, как лечь; во время обеда он оказывал различные услуги хозяину и приносил домой салфетку со всем, что хозяин брал со стола.  

Если обед был большой и торжественный, то в конце самого обеда часто начиналась другая его часть-пьянство. Так как этот обычай пришел в Рим из Греции, то пили "по греческому обряду", то есть подчиняясь определенному распорядку, который устанавливался и соблюдался избранным администратором общества (магистром, арбитром бибенди или рексом). Он определял, в какой пропорции нужно смешивать вино с водой (воды обычно брали больше); эта смесь делалась в большом кратере и разливалась в чашки с черпаком на длинной ручке, который назывался киаф и содержал именно эту меру (киаф =0,045 л). Чашки были разной емкости: от унции (1 киаф) до секстария (12 киаф). Август, который был очень воздержан в питье, лишь изредка выпивал чуть больше полулитра; больному малярией quartana рекомендовали немного поесть после второго приступа и выпить три киафа вина; если лихорадка не прекращалась на десятый день, то пить больше вина. Марциал выпил за здоровье Цезаря (Домициана) две такие чаши "бессмертного фалерна". Чаще всего, однако, он упоминает кубки вместимостью в четыре киафа; это, вероятно, был наиболее часто используемый размер; только зарегистрированные пьяницы использовали большие. Было принято пить за здоровье друг друга ; за здоровье тех, кто отсутствовал, они выпили столько киафов, сколько было букв в их именах. Пирующие надевали на себя венки - не только на голову, но часто и на шею-и умащались благовониями.

Кубки для вина были различной формы; иногда овальная чаша без ручек, которую по-гречески называют фиалом, а еще чаще-килик - чашка с двумя ручками и на ножке, иногда плоская и низкая, иногда выше. Иногда они были очень просторными; Плиний упоминает о Киликии, которая включала почти три секстария. В скромных и бедных хозяйствах эти блюда делали из глины, в богатых - из серебра, и, конечно, очень ценились работы старых мастеров, особенно Наставника (первая половина IV века до н. э.), знаменитого торевта, неоднократно упоминавшегося в эпиграммах Марциала. Были также золотые чаши, которые иногда украшались драгоценными камнями; Марциал восхищался золотыми киликами, в которых сверкали "скифские огни" - уральские изумруды. Там стояли чаши из горного хрусталя; стекло, вначале очень дорогое, а затем, по мере развития стекольного производства, более дешевое и распространенное:"...они вытеснили серебряные и золотые кубки".

Обычным напитком итальянцев, как богатых, так и бедных, было вино разного качества; конечно, "бессмертная фалерна" появлялась среди зажиточных; рабочие пили "дешевую Сабину" или Ватиканское вино, которое Марциал называл "ядом" и предлагал пить любителям уксуса. Катон давал своим рабам напиток под названием лора в течение трех месяцев после сбора винограда; Плиний называет его "вином для рабочих" и сообщает его рецепт: виноградную выжимку заливали водой, добавляли одну десятую часть виноградного сока, а через день эту массу помещали под пресс.

Формы досуга

В римской жизни издавна четко различались два сектора, две формы времяпрепровождения: “бизнес” и “досуг”, negotium и otium: к первым относились война, земледелие и общинное управление, ко вторым - все остальное. Понятие "otium" объединяло для римлян удовлетворение выполненной жизненной задачей; отдых от дел, войны или общественных обязанностей; досуг, отданный творчеству, беседе и размышлениям; наслаждение красотой благоустроенной природы и произведений искусства. "Мир в сочетании с достоинством", - определил их Цицерон и добавил, что такое сочетание "является самым важным и самым желанным для всех здравомыслящих, честных и процветающих людей. Удельный вес и формы проявления отия в римской жизни варьировались. В раннюю эпоху не приходилось говорить о повседневном досуге: досуг возможен только сезонный, праздничный, всенародный, распределенный по римскому календарю. С повышением уровня жизни в римском обществе все больше и больше пространства освобождалось для досуга, прежде всего в высших, обеспеченных слоях общества; досуг становится повседневным и индивидуальным. Практичность римлян проявлялась и в отношении развлечений: театр не пользовался популярностью, как, например, в Греции, потому что в нем не видели столько пользы. С другой стороны, гладиаторские бои были популярны, так как помогали развивать твердость духа будущих воинов - защитников Рима, приучали их к виду крови и жестокой реальности войны.  

Во времена Республики ежегодно проводились семь национальных праздников, которые в эпоху Августа занимали в общей сложности 66 дней:

• Римские игры 16 дней (4-19 сентября).
• Плебейская 14 " (4-17 ноября).
• Церера 8 " (12--19 апреля).
• Аполлон 8 " (6-13 июля).
• Кибела 7 " (4--10 апреля).
• Флора 6 " (28 апреля-3 мая).
• Триумф Суллы 7 " (26 октября-1 ноября).

14 дней из этого числа предназначались для игр на ипподроме, 2 - для скачек, 2 - для народных обедов и 41 - для сценических представлений. Все эти праздники, за исключением последнего, существовали еще в четвертом веке до нашей эры, но их продолжительность была сокращена.

Во времена империи число государственных праздников постоянно увеличивалось. В итоге их было 175, из которых 10 предназначались для гладиаторских боев, 64-для цирковых игр и 101 - для театральных представлений. К этому следует добавить чрезвычайные празднества, происходившие по тому или иному исключительному случаю. Такие празднества иногда длились месяцами. Когда Тит освятил Колизей, состоялся стодневный народный праздник. После Второй Дакийской войны (в 106 году) Траур устроил праздник, длившийся 123 дня. Среди цирковых развлечений во все времена преобладали гонки на колесницах. Были и скачки с прыжками. На арене также выступали кулачные бойцы, бегуны и борцы. Во времена республики молодые горожане устраивали здесь образцовые бои и военные парады. В имперскую эпоху представления такого рода давались отрядами пехоты и кавалерии. Нередко весь класс всадников шествовал верхом по цирку. Дети сенаторов, прикрываясь сверкающим оружием, иногда выполняли конные упражнения, выстроившись в соответствии с возрастом. В качестве исключения были также гладиаторские бои и травля животных. Все великие народные развлечения начинались на рассвете и заканчивались по большей части только на закате. Они проходили в цирке, амфитеатре или на сцене.

Цирк

В глубокой и узкой долине между Авентином и Палатином с незапамятных времен устраивался веселый сельский праздник в честь бога Конса, хранителя спрессованного и собранного хлеба, существенной частью которого были скачки лошадей и мулов, находившихся под особым покровительством Конса, потому что именно они приносили урожай. По-видимому, между ними не было рысаков; скачки были не праздным времяпрепровождением, а религиозной церемонией, и акцент делался именно на этом; кто победил, было не так важно. Эти гонки оказались тем семенем, из которого развились "цирковые игры". Место, где проходили скачки, римляне называли "цирком", имея в виду форму этого места (цирк означает любую фигуру без углов, будь то круг или эллипс).

Долина между Палатином и Авентином была как бы создана природой для бега: эта низина по размерам (600 м в длину, 150 м в ширину) вполне подходила для конных скачек, а склоны холмов представляли собой естественный амфитеатр, на котором располагались стоящие и сидящие зрители. Традиция приписывала либо Тарквинию Старшему, либо Тарквинию Гордому (существовало две версии) выбор этого места для бега (за ним навсегда закрепилось название Большого цирка) и превращение склонов Авентина и Палатина в некое подобие настоящего амфитеатра. Первые, однако, точные сведения об этом цирке датируются 329 годом до нашей эры. Ливий говорит, что в этом году на одной из открытых сторон долины впервые были построены стойла (carceres), из которых выезжали колесницы, а Энний, писавший сто лет спустя, сравнивал напряженное внимание, с которым спутники Ромула и Рема ожидали исхода своего предсказания, с жадным интересом зрителей, которые не сводили глаз с расписных ворот этих стойл (они были, следовательно, деревянными), из которых вот-вот должны были вылететь лошади.

Долина цирка в какие-то очень отдаленные времена была центром земледельческих культов; здесь находились алтари и святилища различных божеств, покровителей земледелия. Во время скачек эти храмы были окружены деревянной оградой, вокруг которой мчались колесницы. В начале ВТОРОГО века до нашей эры арена была разделена пополам продольной каменной платформой (спина), на которой были воздвигнуты эти алтари и часовни и помещены изображения различных божеств. В 182 году до нашей эры, накануне праздника Парилия (21 апреля, дня, считавшегося днем основания Рима), "почти в середине дня поднялась сильная буря... И в Большом Цирке статуи и колонны, на которых они стояли, были опрокинуты". Однако прошло целых восемь лет, прежде чем они начали исправлять и организовывать цирк. Текст Ливия, где об этом говорится, покрыт пропусками, но ясно, что ларьки были отремонтированы или перестроены, был построен своеобразный "аппарат" для подсчета туров; по обоим концам платформы располагались бордюрные камни, вокруг которых обматывались колесницы и устраивались клетки для животных (в цирке иногда устраивали травлю животных). Например, в 55 году до нашей эры Помпей устроил в цирке битву со слонами, в которой должна была участвовать группа гетов (африканское племя). Двадцать огромных животных, разъяренных болью, незнакомой обстановкой и криками толпы, повернулись и "попытались убежать, ломая железные прутья , не без вреда для народа" . Цезарь, чтобы защитить зрителей, приказал вырыть вокруг арены широкий ров, наполненный водой. 

Большой цирк получил свое окончательное устройство при Августе, который, возможно, завершил только то, что осталось незаконченным после Цезаря. К этому времени (7 г. до н. э.) относится описание его у Дионисия Галикарнасского . По обеим длинным сторонам и по одной короткой, полукруглой, в три яруса были устроены зрительские места; в нижнем ярусе они были сделаны из камня, в верхних двух - из дерева. Вокруг цирка была одноэтажная аркада, где располагались различные магазины и мастерские, и где в толпе сновало множество подозрительных фигур, надеющихся на прибыль; Не в последнюю очередь это были дешевые гадалки-"цирковые астрологи", как пренебрежительно называл их Цицерон, к бормотанию которых Гораций прислушивался с некоторым интересом во время своих праздных и счастливых прогулок по Риму. Крыши над этим огромным пространством не было, но можно было натянуть на зрителей брезент, чтобы защитить их от солнца. Напротив полукруглой стороны были расположены по дуге карцеры: двенадцать стойл, из которых выезжали колесницы и которые все сразу открывались. В середине партера были ворота, через которые входила торжественная процессия (pompa; отсюда porta Pompa), а над воротами была ложа для судьи, ответственного за игры; он также дал сигнал к началу скачек, бросив белый носовой платок. С обеих сторон, за стойлами, возвышались башни с зубцами, создавая впечатление крепостной стены, окружавшей город, отчего эта сторона и называлась оппидум - "город". Напротив ворот Помпеи находились Триумфальные ворота, через которые проехал победоносный возничий. их заменила арка, воздвигнутая в честь Тита, завоевателя Иудеи. Платформа - спина (длиной 344 м) теперь была облицована мрамором и, судя по барселонской мозаике (лучшее изображение римского цирка), была выложена алтарями, храмами, фигурами животных и атлетов (они, возможно, символизировали игры, которые давались в цирке); были также колонны со статуями Победы наверху, Великой Матери Богов, сидящей на льве, и двумя "счетчиками" для подсчета раундов: возницы должны были объехать арену семь раз. Первый "прилавок" представлял собой как бы отрезок колоннады: на четырех колоннах, расположенных в квадрате, утверждался архитрав, и в него вставлялись семь деревянных шаров ("яиц"); после каждого круга специально назначенный для этого случая человек поднимался по лестнице на архитрав и вынимал одно "яйцо". В 33 году до нашей эры Агриппа, который в тот год был Эдилом, поставил на другом конце платформы вторую "стойку" для удобства зрителей, сидевших по эту сторону: семь дельфинов. После каждого раунда один дельфин либо удалялся, либо поворачивался хвостом в противоположную сторону. Главным украшением помоста были два египетских обелиска: один-работы Августа, другой-гораздо позже-Констанция. На обоих концах спины стояли высокие пьедесталы в форме половины цилиндра, разрезанного вдоль, и на каждом из них были три конические колонны (мета); первая мета (мета прима) стояла со стороны Триумфальных ворот, так как во время гонок это была первая колонна, которую водитель должен был объехать.

Страшное бедствие Древнего Рима - пожары - не пощадило цирк; пожар 64 года начался как раз с юго-восточной его части и поглотил его целиком. Цирк сгорел еще раньше: в 36 году до н. э. пожар уничтожил всю авентинскую сторону, но он, по-видимому, был быстро восстановлен, так как Калигула вскоре дал цирку игры, обставленные с чрезвычайной роскошью: арена была усыпана сурикатом и малахитовым порошком. Императоры вообще очень заботились о цирке и его украшении. Клавдий, по свидетельству Светония, облицовал ларьки мрамором (деревянных ларьков давно уже не существовало, их заменили туф-квадратами) и поставил бронзовые, позолоченные; Нерон, чтобы увеличить число мест, приказал в 63 году засыпать ров, окружавший арену; для защиты от диких животных на парапете между ареной и зрителями был установлен вращающийся деревянный вал, облицованный слоновой костью: животным не за что было цепляться и не за что держаться. Плиний назвал Большой цирк одним из великих сооружений. Цирк достиг своего величайшего великолепия при Траяне. Он восстановил обе его стороны, разрушенные пожаром при Домициане, используя камень, который был выложен в огромном пруду, построенном Домицианом для забавных морских сражений, значительно увеличил количество мест для зрителей, - "сделал цирк достаточным для римского народа", и разбил ящик, из которого Домициан, не видимый зрителям, наблюдал за играми. Плиний Младший считал заслугой Траяна то, что теперь "народу дано видеть не императорскую ложу, а самого императора, сидящего среди народа". Было много споров о количестве мест в цирке: слова как Дионисия (150 тысяч мест при Августе, - III. 68), так и Плиния Старшего (250 тысяч) вызывали сомнения. Гульсен считал, что при Августе цирк мог вместить 55-60 тысяч зрителей, а при Константине - 180-190 тысяч. Фигура Плиния считается наиболее вероятной, но вопрос до сих пор окончательно не решен.

Цирковым играм предшествовала торжественная процессия, очень похожая на триумф: это было эхо тех времен, когда скачки были частью религиозного праздника. Даже в последнее столетие республики среди тысяч людей, заполнивших цирк, почти не было людей, помнивших об этом.

Процессия спустилась с Капитолия на Форум, пересекла Велабр и Коровий рынок, вошла в цирк через Помпейские ворота и обогнула его. Во главе шел магистрат, организатор игр (если это был консул или претор, то он ехал в колеснице, запряженной парой лошадей), одетый как триумфатор: в тунику, расшитую пальмовыми ветвями, и пурпурную тогу, с посохом из слоновой кости с орлом наверху. Государственный раб держал над головой золотой дубовый венок; его окружала толпа покупателей в белых тогах, друзей, родственников и детей; за ними следовали музыканты и те, кто принимал непосредственное участие в играх: колесницы, всадники, борцы, а затем, окруженные жрецами и в облаках благовоний, они несли на носилках изображения богов или их символы, которые несли в открытых часовнях, размещенных на специальных двухколесных платформах, запряженных четверкой (эти колесницы назывались tensae и стояли на Капитолии в специальном сарае). До нас дошли монеты с изображениями этих десятков: в одной часовне сидит сова (птица Минервы), в другой-павлин (птица Юноны), в третьей-молнии, атрибут Юпитера - вся Капитолийская триада присутствует на празднике, проводимом в ее честь. Времена были богато украшены серебром и слоновой костью; лошадьми должен был управлять мальчик, отец и мать которого были еще живы (puer patrimus et matrimus). Он шел рядом с колесницей, держа поводья в руке; если они падали на землю, это считалось дурным предзнаменованием.; нужно было снова начать марш от самого Капитолия. Юлий Цезарь еще при жизни удостоился чести видеть свое изображение в этой торжественной процессии. Впоследствии процессия неизменно несла образ умершего обожествленного императора и членов императорской семьи, пользовавшихся всенародной любовью. Иногда в тензу запрягали четырех слонов; Светоний говорит, что Клавдий приказал, чтобы изображение Ливии несли слоны. 

Пышная процессия была торжественной и пышной, но иератическая медлительность ее движения в конце концов утомляла, и зрители, приветствовавшие ее появление криками и аплодисментами, были рады, что эта вступительная часть закончилась и что главное - гонка-вот-вот начнется.

Глава игр подал знак, бросив на арену белый носовой платок. Ворота сараев тотчас же распахнулись, и колесницы под громкие крики зрителей, поднимая клубы пыли, помчались к ипподрому, хотя арену и раньше поливали водой. Погонщики, наклонившись вперед, с криком подгоняли лошадей. Обычно колесниц было четыре, но было также 6, 8 и даже 12. Требовалось семь кругов арены; победитель первым достигал белой линии, нарисованной мелом, напротив ложи магистрата. Колесницы чаще всего запряжены четверками (на паре выезжали только новички); тройки выезжали реже; для управления большой упряжкой - от 6 до 10 лошадей-требовалось особое умение. Бегущие колесницы были маленькими и очень легкими. Четверку обычно запрягали в ряд; кучер стоял в короткой безрукавке цвета той партии, к которой принадлежал; головной убор, похожий на шлем, закрывал его лоб и щеки и должен был смягчить силу удара в случае падения. В руке он держал кнут, поводья были привязаны к поясу.; у него был нож, которым он мог отрезать их в случае опасности. Наибольшую трудность представлял поворот обеих метас, расположенных на концах спины. Здесь часто случались несчастные случаи. Колесницы сталкивались друг с другом или врезались в мету, задерживая тех, кто ехал за ними, и мало-помалу арена была покрыта обломками и окровавленными телами.

Самое интересное зрелище представляли сами зрители. На их лицах ярко отражалось страстное внимание, с которым они следили за всеми перипетиями борьбы. Они хлопали в ладоши и кричали не своим голосом, вскакивали со своих мест, размахивали платками и тогами, подбадривали лошадей, энергично жестикулировали, проклинали бездарных возниц, спорили друг с другом или предавались безудержному ликованию победителей.

Количество рас (миссус) еще в начале империи составляло не более 10-12, но оно все увеличивалось и увеличивалось. На играх при освящении храма в память Августа, которые Калигула устроил в 37 году, в первый день было 20 скачек, а во второй-24. Последнее число стало обычным, но иногда его превышали (один круг был равен 568 м, следовательно, забег-миссус-был равен 568х7 м-почти 4000 м, 10 забегов - 40 км, 20-80 км), и забеги продолжались до вечера, за исключением четырех перерывов, из которых главный был в полдень.

Первоначально поставкой лошадей для соревнований по бегу ведало государство, которое и отдавало их публике. Общества этих фермеров постепенно превратились в предприятия, совершенно независимые и отвечающие за все, что требовалось для скачек; они содержали конюшни и целый обслуживающий их штат.; были специалисты, ломавшие лошадей и обучавшие юношей, избиравших карьеру возниц, различные ремесленники-сапожники, портные, ювелиры, ремесленники, делавшие колесницы,-врачи, ветеринары, кладовщики, хранившие имущество общества, люди, занимавшиеся заготовкой кормов и надзиравшие за их распределением, казначеи (квесторы), ведавшие всеми денежными делами общества, ведавшие приходами и расходами. В "бегущем обществе" работали сотни человек. Весьма вероятно, что эти общества также владели некоторыми конными заводами, расположенными в Апулии, центре итальянского коневодства. Техническое название таких обществ было factio - "партия"; ее глава и хозяин назывался" хозяин партии ". В республиканские времена таких "партий" было две, и чтобы победителя на скачках было видно сразу," партии " стали одевать своих гонщиков в разные цвета: гонщики одной появились в белых туниках (factio albata - "белая партия"), а другой - в красных. При империи появились еще два общества - "голубое" (венета) и "зеленое" (прасина), которые сразу же двинулись вперед; впоследствии, при поздней империи, две прежние" партии "либо прекратили свое существование, либо слились с новыми:" белые "с" зелеными" и" красные "с" синими"; в IV веке, например, упоминаются только эти последние.

Понятно, что люди любили и любят бегать: красота лошадей, борьба за первенство, искусство погонщиков-есть на что посмотреть и подивиться. Естественно было, время от времени посещая цирк, особенно интересоваться какими-нибудь лошадьми, каким-нибудь погонщиком, "болеть" за них, радоваться их победе. Однако в римском цирке произошло нечто иное. Люди связывали свои интересы с определенной "партией", переживали ее успехи и неудачи как личные, свои; "они любили тряпку, они благоволили к тряпке, и если бы в разгар состязания соперники могли обменяться своими цветными одеждами, то зрители обменялись бы предметом своей горячей привязанности и немедленно оставили бы тех возниц и тех лошадей, которых они узнают издалека, чьи имена они называют". Плиний был искренне удивлен этим: "Я испытываю некоторое удовольствие, будучи нечувствительным к их удовольствию." 

Привязанность к" тряпке " действительно на первый взгляд вызывает удивление вполне естественное. На первый взгляд, только Плиний, который с удовольствием подчеркивал несоизмеримость своей интеллектуальной культуры с уровнем интересов и вкусов "толпы", не хотел вникать в суть любви к" тряпке " и не пытался определить, на чем она основана. Причин для этой странной привязанности было много - прежде всего, конечно, материальный интерес. К сожалению, у нас нет документов, которые позволили бы нам ближе познакомиться с экономикой и финансовым положением в действующих компаниях, но мы знаем, что они состояли из бизнесменов большого стиля, которые переворачивали миллионы, а " хозяин партии "был лишь ее представителем, "первым среди равных". Сколько людей было частью такого общества? Сколько еще людей было косвенно связано с его делом? Владельцы конезаводов, у которых общество покупало лошадей, естественно, принимали успех свежих лошадей близко к сердцу, даже если они не принимали участия в прибыли. Те, кто ставил на лошадей этого общества, нередко получали немалый приз. Ряд людей были кровно заинтересованы в успехе этого общества, были связаны с ним крепкими узами денежной наживы. И среди этих людей было много других, которые были на стороне этой "тряпки", потому что она была благосклонна к их покровителям, друзьям, родственникам или людям, чью благосклонность они хотели приобрести. Возможно, к сожалению, определенные политические симпатии и настроения сыграли для нас какую-то неуловимую роль. Может быть, оппозиция была не только в сенате, но и на конюшенном дворе и в конюшне? Известно, что и Калигула, и Нерон, и Домициан покровительствовали одному из бегущих обществ, и это покровительство воспринималось другими, конечно, как незаслуженное оскорбление. Зависть, обида, страх, обида - эти чувства в разных оттенках и с разной силой жили в сердцах тысяч и тысяч. Можно ли думать, что эта эмоциональная оппозиция была, пожалуй, страшнее идеологической, сенаторской, и не была ли смерть трех императоров каким-то образом подготовлена этим "цирковым недовольством"?

По мере приближения гонки город все больше и больше лихорадило от возбуждения. Повсюду были разговоры, споры и ставки. Дошло до того, что они обратились к прорицателям, чтобы узнать, кто возьмет приз. Считалось, что различные колдуны действительно имели влияние на бег лошадей; ввиду этого на лошадей вешали колокольчики, чтобы защитить их от всевозможных интриг и чар. В день скачек толпа начала прибывать в цирк на рассвете; многие стояли перед входом в течение нескольких часов до рассвета. Однажды ночью шум, производимый собравшимися, был так велик, что не давал Калигуле уснуть; император приказал разогнать их палками: во время драки, которая произошла по этому случаю, погибло много людей, и среди них двадцать всадников.

В древности горожане не стыдились сами управлять колесницами, хотя иногда поручали это рабам. Позже ремесло шофера стало достоянием исключительно низших классов. Однако это было весьма выгодно. На самом деле победителям были вручены не только пальмовые ветви и венки, но и деньги и драгоценные материалы. Ювеналий упоминает о кучере, который зарабатывал до ста адвокатов, а в IV веке были жалобы, что целые поместья попадали в руки этих господ. Вера, Коммод, Каракалла и Гелиогабал питали настоящую страсть к этому искусству и к тем, кто в нем преуспел. Гелиогабал присвоил консульский ранг матери возничего Иерокла, которая была рабыней. Но эти люди прославились своим пустым тщеславием и высокомерием. Они не стеснялись совершать кражи и мошенничество, которые обычно оставались безнаказанными.

Некоторые области Италии производили прекрасных скаковых лошадей, а именно Апулия, Калабрия и страна Гирпинов. Огромные стада паслись на Сицилии. Хвалили также лошадей из Африки, Мизии и Фессалии. В III и IV веках самыми известными были каппадокийские и испанские лошади. Любители знали имена лучших лошадей, их происхождение, возраст, расу и скаковые качества. Можно, наверное, сказать, что скаковая лошадь Андремон была не менее известна в Риме, чем поэт Марциал. Часто страсть к чистокровным лошадям превращалась в настоящую манию: говорят, что Калигула хотел возвысить племенного жеребца Инцитата до ранга консула; накануне того дня, когда он должен был бежать, солдаты следили за тем, чтобы во всей округе не было ни малейшего шума, который мог бы нарушить покой лошади. Эпиктет сказал, что человек, увидев, что его лошадь догнали во время бега, завернулся в плащ и упал без чувств. Нерон установил пенсии для скаковых лошадей, которые из-за своего преклонного возраста уходили на пенсию.

Народу в цирке собралось много. Прежде всего завораживало зрелище мчащихся, сталкивающихся, обгоняющих друг друга квадриг; красивые лошади, лихие погонщики, смертельная опасность этих состязаний - этого было бы достаточно, чтобы смотреть на арену, не отрывая глаз, затаив дыхание. А еще была веселая толпа, в которой пестрое множество своенравных женских костюмов выделялось яркими пятнами на фоне сверкающей белизны обязательных тог, возможность завязать легкое, ни к чему не обязывающее знакомство-Овидий рекомендовал цирк как самое подходящее для этого место, - присутствие самого императора, сытная трапеза после игр и, возможно, счастливая тессера...  Главными героями в дни цирковых игр были погонщики. Эта профессия чаще всего передавалась от отца к сыну; иногда опытный кучер обучал юношу (этим делом следовало заниматься с юных лет; Полумесяц, победитель сотен состязаний, выходил на арену в тринадцать лет), и ученик хранил благодарную память о своем наставнике. Он рос среди конюхов и шоферов, ловил их споры и рассказы, их интересы наполняли его душу. Он познакомился со своими мечтами, мыслями и желаниями в те годы, когда впечатления от окружающего мира и его уроки неизгладимо запечатлелись в душе и на всю жизнь. Победа в цирке кажется ему пределом человеческих достижений; он не знает на земле славы более ослепительной, чем слава победоносного возничего. Конюшня-его дом, школа жизни и университет: здесь он постигает все тонкости и хитрости своего трудного ремесла, изучает технический жаргон цирка и его идеалы. Они ограничиваются цирковой ареной: на беговой дорожке его ждет все, что есть красного в его жизни - победный венок, бешеные аплодисменты многотысячной толпы, богатство, громкое имя, которое покатится, может быть, даже за пределы Италии. Он следит за своими победами и наградами с точностью ученого педанта и увековечивает в длинных надписях типы команд, количество скачек, имена своих лошадей. Он опьянен не только славой и успехом, но и риском и опасностью. Каждый раз, когда он выходит на арену, он выходит навстречу смерти; и его победа-это еще один триумф над ней. Гордость за себя, доблесть и храбрость переполняют его существо; он чувствует себя выше обычных людей и выше законов, обязательных для них, простых смертных. Его моральные понятия очень низки: чувство товарищества ему незнакомо и недоступно; для него товарищ - профессионал - всего лишь соперник, у которого надо вырвать победу, и он не думает о том, какими средствами он ее вырвет-собственной хитростью или помощью злых сил, - не все ли равно? Важно победить. 

В облике этого лихого и злого смельчака есть одна трогательная черта: отношение к лошадям, на которых он ездит. Человеческое общество состоит для него из двух категорий: товарищи-водители и восторженные поклонники, осыпающие его дарами и похвалами; он дышит воздухом этого наслаждения, собирает их дары и накапливает богатство, но в душе презирает эту толпу. Осмелится ли кто-нибудь из них сделать то, что для них совершенно нормально? И если счастье отвернется от него, не отвернутся ли и они? Товарищи? Они уничтожат его так же хладнокровно, как он уничтожит их. Истинные друзья, которым можно доверять, которые не подведут и не обманут,-это лошади; они-опора и помощь; от них зависит победа и сама жизнь; и возница неизменно делится с ними тем, что он ценит больше всего, - своей славой.

Театральные представления

Из всех видов театральных представлений наиболее удачными были "ателлана" и "мим".

Ателлана-популярная комедия, родиной которой была Кампания; в Риме она появилась около 240 г. Разговоры актеров сначала импровизировались актерами, затем текст комедии стал записываться. Действие было коротким и обычно ограничивалось одним актом. Актеры были четырех традиционных типов: старый Папп, соответствующий позднейшему Панталоне, Доссейн-мудрец и в то же время чудак, который в комедии выступает в роли учителя, затем прорицатель (Dottore современной народной итальянской комедии), прожорливый Буккон и дурак Мак. Содержание "ателланы" редко представляло собой мифологический сюжет; чаще всего на сцене появлялись представители разных национальностей-кампанец, галл, трансальпиец, пометский воин. Многие сюжеты изображали деревенскую жизнь, например, Козу, Больного Кабана, Здорового Кабана, Корову, Скотный двор, Виноделов, Дровосеков или жизнь городских ремесленников, например, Рыбаков, Художников, Глашатаев, Суконщиков. Главные герои пьесы были поставлены в самые разные позы: например, Мак был то молодой девушкой, то воином, то трактирщиком, то опальным; Папп-деревенским жителем; Буккон - невеста Паппа или ученица школы гладиаторов. Сцена, казалось, часто посещалась призраками. Комедия Ателлана отличалась грубым остроумием и часто непристойностью. Не осталась чуждой политике и народная комедия. Но, несмотря на все это, ателланы все больше и больше приходили в упадок: даже во времена Цицерона народ смотрел на них с гораздо меньшим удовольствием, чем раньше, и Тацит прямо говорит, что они вызывали очень мало интереса.

Пантомима-это также серия мало связанных между собой бытовых сцен, взятых из повседневной жизни; пантомима коротка, и в отличие от ателланы ее персонажи не представляют неизменных традиционных типов. И та, и другая разновидность народной комедии служили интерлюдией. Действие тут и там носило один и тот же характер: пощечины и удары занимали первое место; язык был полон вульгарных выражений, остроумие плоское и шутовское, игра неестественная. Действие часто сопровождалось причудливым танцем. Но самым важным элементом этих идей была непристойность, доходившая до полного цинизма. Пьеса игралась на передней части сцены, которая была отделена занавесом от задней половины. Персонажи были одеты в костюм арлекина, поверх которого был наброшен плащ. Женские роли, вопреки обычаю, исполняли не мужчины, а женщины. Текст пьесы был написан, но воображение актеров разнообразило действие множеством импровизированных деталей. Политические инсинуации были очень часты, иногда с резкостью, даже во времена империи.

Народная комедия просуществовала до IV века нашей эры. Трагедия гораздо меньше соответствовала вкусам широкой публики. Чтобы повысить его привлекательность, нужно было иметь роскошную постановку и бесконечные процессии фигурантов, колесниц и заморских животных, из-за чего представление затягивалось на четыре часа и даже больше. Часто в пьесу вставлялись отрывки из трагедий, которые пел актер.

Римляне особенно любили пантомиму. Само собой разумеется, что здесь игра лиц и жестов составляла все. Сложность игры особенно усиливалась тем, что с актером не было статистов: он был один на сцене и вынужден был обращаться к отсутствующим. Только пение хора объясняло зрителям ход действия. Среди актеров, играющих в таких пьесах, были и такие, которые своей игрой создавали полную иллюзию: они заставляли зрителей плакать в самых жалких местах. Но больше всего публика требовала, чтобы актер забавлял и забавлял ее. Этот эффект на публику лучше всего достигался при представлении пьес с двусмысленным содержанием; и мы знаем, что некоторые пантомимы действительно отличались вопиющей безнравственностью сюжета.  

Наконец, римлянам известен был и балет в собственном смысле этого слова. Апулей описывает такое представление, которое будто бы происходило в Коринфе; но, без сомнения, в том же роде были и балеты, дававшиеся в столице. «Группы мужчин и женщин, соперничающих друг с другом в красоте и изяществе, плясали греческую пирриху и производили множество разнообразных телодвижений, заранее определенных искусством. Зритель любовался, как перед ним радостная толпа то кружилась, подобно быстрому колесу повозки, то развертывалась, и актеры, взяв друг друга за руки, пробегали во всех направлениях по сцене, то становились в четыре равных ряда, которые вдруг расстраивались, чтоб образовать две стоящих одна против другой фаланги. После этого предварительного дивертисмента были переменены декорации и началось уже настоящее представление. Сцена изображала гору Иду, с вершины которой, увенчанной зелеными деревьями, струился ручей. По склонам горы паслись козы, которые щипали нежную траву, а около них в качестве пастуха стоял Парис в великолепном костюме с золотой тиарой на голове. Но вот является прелестное дитя, одетое в простую хламиду. Взоры всех устремляются на его белокурые волосы, из-под которых виднеются два золотых крылышка. По кадуцею в нем можно было узнать Меркурия. Бог, с золотым яблоком в руке, приплясывая, приближается к Парису, отдает ему яблоко и уходит. На сцене показывается молодая девушка, которая, благодаря величавым чертам своего лица, была выбрана для роли Юноны; чело ее увенчано диадемой, в руке она держит скипетр. Затем входит Минерва в сверкающем шлеме, с оливковым венком, эгидой и копьем. После нее появляется Венера, восхитительно прекрасная, прикрытая лишь шелковым покрывалом. У каждой богини своя свита. Юнона выступает под звуки флейты в сопровождении Кастора и Поллукса; походка ее благородна и величава. При помощи пантомимы, выразительной и в то же время вполне естественной, она обещает пастуху владычество над всей Азией, если только он присудит ей награду за красоту. Минерва приближается с двумя юношами, изображающими Смущение и Страх; за ней следует флейтист, который играет суровую воинственную песнь; богиня гордо помахивает головой, грозит взглядом и резким движением руки дает Парису понять, что если он ей отдаст предпочтение, она сделает его героем и покроет лаврами. Венера окружена целым хороводом маленьких амуров, граций и гор, которые полными горстями разбрасывают цветы; она исполняет перед Парисом сладострастную пляску под аккомпанемент мелодичных вздохов флейты и объявляет, что если она восторжествует над своими соперницами, то даст ему в супруги женщину столь же прекрасную, как и она сама. Парис, не задумываясь, отдает Венере яблоко в знак ее победы. Тогда Минерва и Юнона тотчас удаляются, жестами выражая свою досаду и негодование. Венера же, торжествуя, присоединяется к хору пляшущих. Вдруг с Иды устремляется поток вина, смешанного с шафраном, который благоухающим дождем падает на коз, и руно их окрашивается в прекрасный желтый цвет. Вся зала наполняется благоуханием, после чего гора мгновенно проваливается и исчезает».

Игры в амфитеатре

Бой гладиаторов появляется в Риме лишь пять веков спустя после основания города. До последних времен республики гладиаторы выступают лишь на богатых похоронах и ни разу еще не упоминаются в программах официальных праздников. В первый раз они появляются в 264 г. до Р. Х., на похоронах Брута Перы, сыновья которого устроили на бычьем рынке бой трех пар гладиаторов. В 216 г. на похоронах М. Эмилия Лепида выступило уже 22 пары; в 200 г. в честь покойного М. Валерия Левина сражалось 25 пар; в 183 г. в честь П. Лициния -- 60 пар. В 174 г. Т. Фламинин устроил своему отцу похороны, на которых 74 гладиатора бились в течение трех дней.

Мало-помалу гладиаторы стали появляться и на праздниках, устраиваемых государством. В 65 г. когда Цезарь был эдилом, он устроил бой гладиаторов, в котором участвовало 320 пар. Август постановил, чтобы преторы, устраивая игры, не выпускали более 60 пар; частные же лица в это время, угощая народ зрелищами, доходили до 100 пар. Во время праздников 106 г. при Траяне выпущено было в разные дни 10000 гладиаторов. Гордиан первый стал устраивать во время своего эдильства ежемесячные игры, в которых участвовало не меньше 150 и не больше 500 пар.

При республике на арене выступали только самниты, галлы и фракийцы. Во времена империи стали появляться в качестве гладиаторов также бриты, германцы, свевы, дакийцы, мавры, африканские негры и даже кочевые обитатели теперешней России. В текстах упоминаются еще в IV века саксы. Все эти туземцы выходили в национальных костюмах и бились каждый по обычаям своей страны; таким образом, публика получала более разнообразное зрелище.

Гладиаторами делались или осужденные преступники, или военнопленные, обращенные в рабство или, наконец, добровольцы. Обязательство биться в качестве гладиатора на играх в амфитеатре часто являлось прибавкой к главному наказанию осужденного; ему подвергались лишь подсудимые, не имеющие прав римского гражданства и принадлежащие к низшим классам. Иногда это являлось самостоятельным видом наказания, и виновный освобождался после 3--5 лет гладиаторства. Наказаниям подобного рода подвергались уличенные в вооруженном разбое, убийстве, поджоге, святотатстве, нарушении воинской дисциплины. После войны массу пленных делали гладиаторами: такова была, например, участь множества евреев после взятия Иерусалима Титом. Богатые римляне часто превращали в гладиаторов своих рабов. Они выпускали их на арену, когда устраивали игры за свой счет, или же отдавали их внаем другим лицам. В разных местах Италии (например, в Капуе) и даже всего римского мира были особые школы , которые готовили людей для борьбы в амфитеатре. Наконец, бывали даже свободные люди, которые делали себе из гладиаторства ремесло: выгода заставляла их мириться с опасностями этого страшного ремесла.  

Чтобы обеспечить необходимое количество гладиаторов для игр, Домициан основал четыре императорские гладиаторские школы рядом с Колизеем на Целианском холме. У них был арсенал и кузница, а также целый штат учителей фехтования, врачей, служащих и так далее. Во главе этих школ стоял прокуратор из конного класса. Подобные учреждения существовали в Капуе, Пренесте, Александрии и других местах. Это было общественное дело, которое организовывалось как можно тщательнее по всей империи. Императорские гладиаторы были очень многочисленны в Риме. После смерти Нерона их насчитывалось до 2000.

Эти люди были подчинены очень строгому режиму. За пределами арены они были безоружны и содержались в довольно тесной, запертой комнате под присмотром воинов. За малейшую провинность их заковывали в цепи, пороли и клеймили раскаленным железом. С ними обращались как с преступниками, за исключением еды: ничего не жалели для развития их физической силы. Они занимались постоянными упражнениями и, в зависимости от достигнутой ловкости, каждый из них получал ту или иную степень, так как среди гладиаторов существовала целая иерархия. По истечении определенного срока они были уволены; Однако многие стремились, чтобы им позволили остаться учителями.

Большинство гладиаторов были чрезвычайно храбры. Они выказывали величественное презрение к смерти; не чувствительные к ранам, они не имели другого удовольствия, кроме как сражаться на публике; Сенека слышал, как один из них жаловался в царствование Тиберия, когда игры были редкостью, что лучшие годы его жизни пропадают даром. Они не были лишены чувства профессиональной чести и считали позором драться с недостойным противником.

Эти грубые люди, конечно, не отличались хорошим нравом, и среди них можно было встретить тех, кто дошел до крайнего отчаяния. Многие из них покончили с собой, другие пытались бежать, и иногда успешно; наконец, заговоры и бунты не были редкостью, и требовалась строгая бдительность, чтобы предотвратить и подавить их.

Игры начались с шествия гладиаторов по арене. Возможно, в то же время они приветствовали императора следующими словами: "Прощай, цезарь-император, те, кто идет на смерть, приветствуют тебя". Затем глухие звуки труб возвестили о битве с острым оружием, а затем началась серьезная борьба со звуками труб, рожков, труб и флейт. Во время этой свалки одно за другим следовали самые разнообразные сцены. Ретиарии, очень проворные, полуголые, вооруженные только сетью и трезубцем, шли поодиночке или группами. Иногда за ними гнались секуторы, вооруженные шлемом с забралом, щитом и мечом; иногда они сами метались по арене, как рой насекомых, гоняясь за тяжеловооруженными мирмилонами, которые, пригнувшись, поджидали их с опущенными забралами и пытались забросить на них свои сети, чтобы потом нанести смертельный удар. Самниты, прикрытые большими квадратными щитами, скрестили свои маленькие мечи, короткие и прямые, с саблями фракийцев, которые были лучше вооружены, но имели только маленький круглый щит для защиты. Гоплит, закованный во все железо, как средневековый рыцарь, пытался проникнуть в щели между отдельными частями доспехов противника. Всадники с длинными копьями сталкивались друг с другом; эсседарии сражались в британских колесницах, управляемых возницами, которые стояли рядом с гладиатором.

Если кто-то падал в бою один на один, отдавая себя на милость врага, то глава игр предоставлял публике решать, умирать ему или нет. Раненый гладиатор поднял палец, моля о пощаде. Если зрители хотели даровать ему жизнь, они махали носовыми платками; большой палец вниз указывал на смертный приговор. Трусы вызывали ярость толпы, и с ними обращались без малейшей жалости. Их гнали в бой плетьми и раскаленным железом, а со скамей доносились проклятия, угрозы и требования смерти. Очень часто победителю приходилось драться с тремя-четырьмя соперниками подряд. Трупы уносили люди, одетые в костюмы Меркурия, подземного бога. Другие послушники, с масками Харона на лицах, использовали железо, чтобы проверить, была ли смерть настоящей или фальшивой. Те, кто подавал какие-либо другие признаки жизни, были убиты в морге. После этого лопатами разбивали окровавленную арену, которую затем покрывали свежим слоем песка.

Еще в эпоху республики во время игр в Риме стали устраивать драки животных и притеснения. Впервые (в 186 году до нашей эры) на многих львов и пантер охотились. В 169 году на арену были выпущены 63 африканских зверя: пантеры, леопарды, гиены и слоны. Цирк также охотился на страусов, косуль, зайцев, оленей, кабанов, медведей и буйволов. Между 58 и 46 годами до нашей эры были проведены три великолепные игры, во время которых восхищенные люди увидели животных, которых никогда раньше не видели: крокодилов, бегемотов, носорогов, рысей, жирафов. Говорят, что Помпей организовал игры, в которых участвовали 17 слонов, от 500 до 600 львов и 410 других африканских животных. На играх, организованных Августом, было убито в общей сложности 3500 иностранных животных. Во время праздников 80-х годов было убито 9000 диких и домашних животных, а в 106-11 000. 

Все эти животные были предназначены не только для того, чтобы быть убитыми в цирке. Их обучали и обучали разным вещам. Быки спокойно позволяли мальчикам танцевать у себя на спине, становились на задние лапы и изображали из себя возничего, стоящего в скачущей колеснице. Олени послушно повиновались вожжам; пантеры ходили в ярме; журавли бегали кругами; антилопы дрались друг с другом рогами; львы становились кроткими, как собаки, и некоторые из них осторожно брали зайца в зубы, отпускали и снова брали.; слоны по знаку вожака становились на колени, танцевали, аккомпанировали себе на цимбалах, садились за стол, несли пятого слона на носилках, ходили по веревке и даже писали. Оказывается, римские укротители животных были не хуже наших.

В цирке носорога заставляли драться со слоном, медведя-с буйволом, слона - с быком. Они изобретали всевозможные способы вызвать ярость животных: их подгоняли ударами кнута, кололи палкой, жгли головнями, бросали в них соломенные чучела, завернутые в разноцветные тряпки. Их связали попарно петлей, и зрители пришли в неистовый восторг, когда животные, разъяренные этой жестокой связью, разорвали друг друга в клочья.

Спортивные игры на сцене (стадионе)

Борцы-спортсмены появились в Риме в 186 году до нашей эры. До конца республики этот вид игр упоминается несколько раз, но, в общем-то, довольно редко. С августа она распространилась гораздо шире. Борьба атлетов шла в 28 году до нашей эры за освящение храма Аполлона Палатинского, в 38 году при Калигуле, в 44 году - при Клавдии. В 60 году Нерон организовал праздник в греческом стиле с состязаниями в гимнастических упражнениях, пении, музыке, поэзии и красноречии. Домициан в 86 году учредил Капитолийские соревнования, которые сравнивали с Олимпийскими играми. Как и последние, эти соревнования проводились раз в 4 года. Здесь исполнялись музыкальные композиции, проходили скачки и всевозможные гимнастические упражнения. Для музыкального представления этот император построил театр на 11 000 человек на Марсовом поле, который назывался Одеон. Спортивные игры проходили на специально устроенной для этого сцене. Желание сделать этот праздник похожим на греческие игры зашло так далеко (по крайней мере, в царствование Домициана), что император появился на нем в греческом пурпурном плаще и греческих башмаках. Подобные состязания проводились и впоследствии, но ни одно из них не могло сравниться с блеском Капитолийских игр.

Долгое время римляне косо смотрели на спортивные игры, в силу их чисто восточного происхождения. Однако постепенно они привыкли к ним и стали не только наслаждаться спортивными упражнениями на сцене, но и делать их сами. Даже женщин привлекала эта новая мода. -Кто не знает, - сказал Ювенал, - что они надевают грубый тирский плащ и натираются маслом, как настоящие атлеты? Кто не видел, как они бьют мечом в стену, как частые удары делают дыру в мишени, как они сталкиваются со своими щитами, словом, делают все приемы фехтования? Может ли женщина, которая надевает каску и, забыв свой пол, хочет быть такой же сильной, как мы, сохранить свою скромность? Какая честь для мужа, когда при продаже имущества жены он слышит, как кричат ее кушак, фехтовальные перчатки, плюмаж шлема и набедренная повязка?» Гимнастические упражнения практиковались в термальных ваннах: в банях Каракаллы была огромная мозаика с изображениями атлетов. Эти последние стояли в общественном мнении выше актеров и гладиаторов. Атлеты образовывали общества, которые были очень многочисленны в Римской империи и пользовались благосклонностью императоров - особенно тот, который существовал во II веке под названием "Общества атлетов-победителей, коронованных на священных играх".

"Хлеб и зрелища" - вот чего требовала и добивалась римская толпа, по словам Ювенала, в эпоху империи. Императоры не останавливались ни перед чем, чтобы удовлетворить обе потребности столичного населения. Они усердно снабжали город хлебом и старались сделать его как можно дешевле; в равной степени они стремились развлечь своих подданных. Один из лучших императоров, Траян, уделял этому вопросу больше внимания, чем кто-либо другой, и даже мудрый Марк Аврелий не мог избежать организации великолепных игр и зрелищ. Император не имел права относиться к играм равнодушно: он должен был всегда присутствовать на них и в то же время показывать, что делает это с удовольствием. Здесь, в цирке, народная масса вступала в непосредственные отношения с императором: здесь они выражали свои чувства к нему, встречая императора аплодисментами, криками, ропотом и жалобами. Для императора посещение игр было способом узнать смутные желания общественного мнения.

Популярность императора во многом зависела от того, насколько блестящими были зрелища и игры, которые он устраивал для народа. Отсюда постоянное стремление все больше и больше повышать свою привлекательность. Они уже не знали, что придумать, чтобы порадовать публику, тем более что народ становился все более требовательным в этом отношении. К обычным состязаниям очень часто стали добавлять различные необыкновенные развлечения, такие как фейерверки, иллюминации, фокусники, жонглеры, акробаты, акробатки. В 32 году, после игр, организованных Сеяном, публику провожали домой 5000 рабов, которые освещали путь факелами. Во время полуденного антракта зрителям раздавали еду. В 90 году, на праздник Сатурналий, императорские слуги в богатых ливреях ходили по амфитеатру с корзинами, наполненными вкусными блюдами и старыми винами. Фиги, финики, орехи, сливы, пирожные, сыр, пироги и даже дичь (например, фазаны и африканские куры) были брошены публике. Иногда публику осыпал дождь жетонов, которые были распиской за различные более или менее ценные вещи. Так, при Нероне, во время одного великого праздника, такие квитанции ежедневно рассыпались на хлеб, одежду, драгоценные камни, картины, животных, корабли, виллы и даже жилые дома. В царствование Проба, когда праздновался его триумф над германцами, цирк превратился в лес, наполненный тысячами страусов, оленей, кабанов и антилоп, а также бесчисленным количеством другой мелкой дичи; людям разрешили войти в этот лес, предоставив каждому брать то, что они могли взять. 

Ванны (термальные ванны)

Восхищаться добрыми старыми временами было модно среди писателей-моралистов Первого века нашей эры: Сенека и Плиний Старший перекликаются здесь друг с другом; Гораций часто приходил читать мораль своим современникам; Ювенал использовал жизнь своих предков как своего рода склад оружия, неисчерпаемый запас которого давал богатые возможности бить потомков. Во всем этом была и поза, и риторика, и трафарет, но было и неподдельное восхищение суровой и суровой простотой древней жизни, и неподдельное возмущение современной роскошью и распущенностью. Моралист был тронут этой простотой; литературная подготовка и художественный такт предполагали, что эта простота будет великолепным фоном, на котором причудливая роскошь потомства будет казаться в очертаниях особенно неприглядной. Этот фон мог быть применен по разным причинам; очень прибыльной темой была "ванны и мытье раньше и сейчас". Сенека не преминул развить его. Ссылаясь на тех, кто "говорил об обычаях Древнего Рима" (вероятно, имея в виду Варрона), он указывал, что, в отличие от сегодняшнего дня, люди преклонного возраста не ходили в баню каждый день; каждый день они мыли только руки и ноги, потому что "грязь от работы оседала на них"; "они мылись полностью только на нундинах".

Я не думаю, что это было действительно так. Трудно себе представить, чтобы человек, проработавший в поле весь день или проведший его в грязи и жаре римских улиц, обливаясь потом, в шерстяной рубахе, которая, несомненно, "кусалась", потому что шерсть была домашней грубой, не испытывал ежедневной потребности мыться с головы до ног. Если поблизости не было реки или озера (Тибр был к услугам жителей Рима), то каждый желающий мог облить себя холодной водой или ополоснуться в широкой ванне. Слова Сенеки следует понимать так, что баню топили только раз в неделю. Этот обычай сохранился в Первом веке нашей эры, но только для рабов. 

Скрупулезное чувство приличия, свойственное древним римлянам, не позволяло отцу купаться со взрослым сыном, а тестю-с зятем. Старшее поколение должно было появляться на публике вообще, а в глазах молодежи особенно в безукоризненном виде. Нагота всегда была несколько неприятна римлянам, и не удалось окончательно сломить это предубеждение" сурового победителя " пленной Греции. Состоятельные люди неизменно обзаводились собственной баней в своем имении, а иногда и в городском особняке, маленькой, где мог мыться одновременно только один человек; она обычно состояла из двух тесных комнат: теплой гардеробной и жарко отапливаемой комнаты для умывания. Сенека оставил описание такой древней бани, которую построил в своей Литерне Сципион Африканский. Она была тесная, темная ("наши предки считали, что жарко только в темной бане"), с окнами, больше похожими на щели, и топкой в черном. Не у каждого, однако, может быть своя, пусть и крохотная, баня, а в Риме с III века до нашей эры существуют общественные бани, тоже "темные и просто оштукатуренные". Они находились под контролем эдилов, которые держали их под санитарным надзором; "они требовали чистоты и здоровой и здоровой температуры." Сенека был тронут мыслью о том, что" в этих местах, широко открытых для людей", Катон, Фабий Максим и члены семьи Корнелия своими руками измеряли, достаточно ли нагрета вода. В Риме к концу Первого века до нашей эры насчитывалось 170 общественных бань; некоторые из них принадлежали городу, другие-частным владельцам. Цицерон неоднократно упоминает о последнем; Марциал разбросал воспоминания о "Грилловой Мурье" (Гриллова была владелицей плохой бани) и" Эолии " Лупе, получившей название острова, где жил царь ветров, вероятно, в насмешку-за свои сквозняки. В четвертом веке нашей эры в Риме было около тысячи бань; в среднем на район приходилось от 60 до 80 бань. Без общественных бань нельзя представить себе самый отдаленный итальянский город; их строят даже в деревнях. Плиний пишет, что близ Лаврента, в деревне по соседству с его имением, было три бани и, по - видимому, настолько хорошие, что Плиний, избалованный роскошью собственных банных комнат, не брезговал этими деревенскими банями - "когда ты вдруг приедешь, то останешься ненадолго и увидишь, что тебе не следует топить свою баню". Человек, добившийся популярности среди своих соотечественников или одержимый той любовью к своему городу, которая так характерна для древнего итальянца, исправляет ветхую баню за свой счет или дает своим согражданам право пользоваться ею бесплатно навсегда. Агриппа, когда он был Эдилом (33 г. до н. э.), предоставил всему населению Рима бесплатное посещение бань в течение года, выплачивая из своих собственных средств ежегодный доход, который их владельцы или арендаторы ожидали получить от бань (город обычно сдавал в аренду построенные им бани). В Ланувии два вольноотпущенника, в благодарность за честь их избрания в Севиру, "отремонтировали раздевалку, в которой из-за ветхости осыпалась штукатурка, построили новый бассейн и установили новый бронзовый таз ) с тремя трубами в виде корабельных носов, из которых хлестала вода". Марк Валерий, верховный магистрат Ланувия, использует свои собственные средства для ремонта мужских и женских бань, которые, по-видимому, использовались жителями пяти кварталов, ближайших к этим баням (CIL. XIV. 2121). В Пренесте Аврунсей Котта "предоставил колонистам, жителям, гостям, посетителям и их рабам, из своих собственных средств, право купаться бесплатно навсегда" (CIL. XIV. 2978). В Буонии Т. Авиасий," желая сохранить имя своего сына", завещает городу 4 миллиона сестерциев, доход от которых обеспечит "бесплатное мытье навсегда для мужчин и детей обоего пола". Вы можете найти много надписей такого содержания. О том, как высоко народ ценил свои бани, свидетельствует трогательная надпись, которую жители некоего "Лукрецианского района", зависимого от города Арелата (ныне Арль в Провансе), поставили в честь Севира Корнелия Зосимы, отправившегося в Рим, чтобы "рассказать императору Антонину Пию о нашем проступке". Пылкая благодарность, с которой люди отзываются на предоставление бесплатной бани, показывает, что основными посетителями бань были бедняки, для которых это значило много сэкономить и несколько жалких грошей, взимаемых в качестве платы за вход. В Риме эта плата равнялась одному квадранту, то есть 1/4 асса, что составляло менее двух сестерциев в месяц за ежедневное посещение бани. Однако оплата была не везде одинаковой: в маленьком шахтерском городке Випаске мужчины платили арендатору бани половину осла, а женщины - целый осел. Маленьких детей, по крайней мере в Риме, вообще не брали. 

Римляне строили бани везде, где они поселялись или оставались надолго. Их руины находятся во Франции и в Англии, вдоль Рейна, Неккара и Дуная, но лучшее представление о римских банях дают хорошо сохранившиеся остатки помпейских бань. В этом маленьком городке было две городские бани (третья была построена незадолго до катастрофы и осталась недостроенной). Некоторые из них расположены за Форумом к северу - их называют Форумскими, в зависимости от их расположения, или Небольшими по сравнению с другими банями, получившими от археологов название Стабиевых, потому что одна сторона выходила на улицу, идущую в сторону города Стабий. Стабийские бани были построены во ВТОРОМ веке до нашей эры, в то время, когда Помпеи были независимым самнитским городом; они были отремонтированы и переделаны в 80-х годах первого века до нашей эры и даже позже, в императорское время. Они начали строить маленькие бани в то же время, когда начали первый ремонт Стабиевых, то есть когда начали строить маленькие бани. в первые годы существования римской колонии. Сохранилась надпись, в которой помпейские магистраты, дуумвир Цезий и эдилы Октий и Ниремий, сообщают, что эти бани были построены по приказу городского совета за счет города, были построены под их наблюдением, и они приняли строительство. В этих банях вкусы того времени и тех слоев римского общества, которые не слишком увлекались греческими фантазиями, а скорее цеплялись за старые добрые времена своей родины, особенно ясны, и с них мы и начнем.

Маленькие бани вместе с лавками и мастерскими, окружавшими их с двух, если не с трех сторон, занимали целый квартал и состояли из двух отделов, мужского и женского, гораздо меньших. В мужской туалет было три входа: один вел прямо в раздевалку; два других выходили с двух противоположных улиц в небольшой сад, примыкавший с одной стороны к задней стене лавок и окруженный с обеих сторон дорической колоннадой; на третьем находился криптопортик - сводчатый коридор с арочными окнами. В этот сад люди приходили посидеть, подождать, если в бане было много людей, поговорить, пересказать городские новости и сплетни, выслушать дополнения и исправления к ним, а главное-насладиться отдыхом, свободным временем, непритязательной болтовней. Сад просматривался с трех сторон беседкой, которая по вечерам освещалась лампой, помещенной в нишу тепидария так, чтобы свет от нее одновременно падал и в раздевалку, и в беседку, непосредственно примыкающую к раздевалке. В банях было найдено более тысячи ламп: видимо, многие уже купались в сумерках. Посидев и поговорив, гости, наконец, прошли по коридору, на сводчатом потолке которого на голубом фоне были рассыпаны золотые звезды, в раздевалку-аподитерию (от греческого apodyo - "снимаю"). Это была длинная комната (11, 5х6, 8 м), свод которой (потолки во всех трех комнатах бани были сводчатыми) покоился на мощном карнизе, украшенном разноцветными лепными грифами, амфорами и лирами; между ними вились причудливые арабески. Стены были выкрашены в желтый цвет, потолок разделен на белые квадраты с красной каймой, а пол выложен грубой, простой мозаикой. Вдоль стен стояли длинные скамьи с лавками; в стенах виднелись следы деревянных костылей, на которых были закреплены полки для складывания одежды. Аподитерия освещалась окном (шириной 1 м, высотой 1,7 м), сделанным под самой аркой в узкой стене комнаты; в него вставлялась бронзовая рама, застекленная толстым (толщиной 13 мм) матовым стеклом и вращавшаяся на двух цапфах, вделанных сверху и снизу в середину оконного проема. Люнет этот был искусно и красиво украшен: мощные тритоны с большими сосудами на плечах, выполненные рельефно, а в оконной нише под самым окном - огромная маска Океанского или какого-нибудь речного божества. На аподитерии была небольшая комната, где, вероятно, хранилось масло для растирания, всевозможные банные принадлежности, и был капсарий (от capsa - "большой ящик"), раб-охранник, который за небольшую плату прятал одежду и вещи посетителей: воровство в банях было частым явлением.

Из аподитерия можно было либо пройти в холодный бассейн в фригидарии , либо повернуть налево в тепидарий .

Фригидарий представлял собой помещение с квадратным снаружи и круглым внутри; диаметр этого круга составлял 5,74 м, а его площадь увеличивалась четырьмя полукруглыми нишами высотой 2,2 м и диаметром 1,6 м. В этой круглой комнате был бассейн диаметром 4,31 м (сверху); на полметра ниже пола вокруг него стояла скамейка шириной 0,28 м, а ниже с одной стороны была еще одна ступенька, чтобы легче было спускаться в воду; бассейн неглубокий - всего 1,3 м. Этот фригидарий полностью сохранился; Не хватает только воды, которая когда-то хлестала из медной трубы, расположенной напротив входа (ее отверстие диаметром 13 см) на высоте 1,2 м от пола. Пол, бассейн и скамейка-все из белого мрамора. Окно сделано в куполе таким образом, чтобы в комнату попадало как можно больше солнца. Купол, имеющий форму усеченного конуса, выкрашен в синий цвет; стены расписаны зелеными растениями на желтом фоне. Художник хотел, чтобы посетители фригидария чувствовали себя так, словно моются на открытом воздухе. Надо сказать, что эта идея была гораздо более тонко реализована в банях Стабия: стены красиво расписаны деревьями и кустарниками, образующими густую чащу, в которой порхают птицы; фонтаны бьют из ваз в форме цветочных чашечек, а над всем расстилается голубое небо. К сожалению, эта картина сильно повреждена.

Из аподитерия можно было пройти прямо в тепидарий, большую прямоугольную комнату (10, 4х5, 6 м), где никогда не мылись, а только грелись, иногда даже в одежде, готовясь таким образом к переходу в жаркую атмосферу кальдария. Здесь в стенах были сделаны ниши, где хранилась одежда; по краям перегородок между нишами стояли маленькие (0,61 м высотой) терракотовые фигурки обнаженных великанов; на вытянутых могучих руках они держали тяжелый карниз сводчатого потолка. Потолок богато украшен лепниной: белые рельефные фигуры, большие и маленькие (Ганимед, похищенный орлом, Амур с луком, Аполлон верхом на грифе, маленькие амуры, правящие дельфинами, львы в квадратах, ромбах, кругах и многоугольниках на фиолетовом, белом и светло-голубом фоне, над карнизом переплет арабесок, белый на белом фоне). Стены выкрашены в красный цвет; свет падает через окно, такое же, как в аподитерии, и такое же, сделанное под аркой.

Тепидарий отапливался по старинке: очень большая жаровня (2.12х0. 77 м), которую подарил некий Нигидий Ваккула ("корова"), украсивший переднюю стенку этого дара своим" гербом " - горельефом коровы. Дно этой жаровни представляло собой решетку из бронзовых полос; на нее клали кирпичи, покрывали пемзой, и только потом прикладывали горячие угли (такой же нагрев первоначально применялся в стабиевых банях).

Дверь из тепидария, несколько косо от той, через которую входил аподитерий, вела в кальдарий, самое жаркое помещение во всей бане, где посетитель уже через несколько минут потел. Это вытянутое в длину помещение, как и тепидарий, значительно превышало его размеры (16. 25х5. 35 м). С одной стороны она заканчивалась глубокой полукруглой нишей, где на толстом стенде лавы высотой 1 м стоял огромный, но неглубокий бассейн (labrum) диаметром почти 2 1/2 м (именно такой бассейн поставили в Ланувии два новых севира). В нее была втащена бронзовая труба, из которой бил фонтан. Под этим душем (вода, вероятно, была чуть теплой) они умывались после умывания в горячей ванне, стоявшей у противоположной стены и занимавшей почти весь конец кальдария (эта ванна называлась alveus или solium; здесь она была из белого мрамора, имела 5,05 м в длину, 1,59 м в ширину, но только 0,6 м в глубину). В нем легко могла разместиться дюжина человек; задняя стенка ванны была наклонена, чтобы удобнее было прислониться. В нише над раковиной пробиты четыре окна: одно большое прямоугольное, под ним маленькое круглое и по бокам от него два маленьких квадратных: строители бани позаботились о том, чтобы пар не застаивался в этом жарком и душном помещении и был доступ свежего воздуха.

В кальдарии не было никакой живописи: влажный, влажный воздух все равно скоро убил бы краску. Только в куполе над бассейном был рельефный орнамент: крылатые женщины парят в вышине. Но сводчатый потолок устроен очень хитро: от одного карниза к другому по всему своду шли поперечные канавки, которые подчеркивали форму потолка и в то же время образовывали ряд небольших каналов, по которым текла вода, образовавшаяся из осевшего пара. Кальдарий нагревался горячим воздухом, который проходил через трубы, проложенные в стене; "висячий пол" тоже нагревался горячим воздухом.

Женская секция гораздо проще: отдельного фригидария нет; бассейн с холодной водой, гораздо меньший, чем в мужской секции, располагался в аподитерии, но горячий воздух нагревался не только в кальдарии, но и в тепидарии. От мужской секции женская была полностью отделена; у нее был свой двор или сад, где на одной колонне стояли солнечные часы, а на другой, вероятно, какая-то статуя.

План малых бань в той части, где имеются специально ванные комнаты, стандартен: в каждой общественной бане мы найдем аподитарий, фригидарий, тепидарий и кальдарий (иногда, как в женском отделении, в аподитерии выделяют место для бассейна с холодной водой, а в маленьких домашних банях обходятся вообще без нее). В Стабиумных банях будут все эти три уже знакомые нам помещения, но будет и что - то новое: обширная, почти 700 м2, окруженная с трех сторон крытой колоннадой-греческая Палестра.

Самниты, которые были хозяевами Помпеи до войны с союзниками, многому научились у своих греческих соседей, чья культура была широко распространена по всей Кампании. От греков молодежь позаимствовала любовь к гимнастическим упражнениям: Палестра была данью греческим вкусам. Строители Небольших Бань обошлись без Палестры, возможно, по топографическим причинам (не хватало места) или чисто экономическим (городская касса едва ли была заполнена сразу после войны), но весьма вероятно, что была и "идеологическая" направленность: победители хотели установить чисто римский образ жизни вопреки греческим обычаям. Римляне никогда не могли полностью избавиться от некоторого пренебрежения к гимнастике; молодой человек, упражнявшийся с гантелями, поступил бы, по мнению Марциала, гораздо мудрее, если бы вместо этого бессмысленного занятия выкопал виноградник (XIV, 49). Тем не менее любовь к спорту завоевывала все более широкие круги, и с первого века нашей эры ни одна баня, если у строителей хватает денег, не обходится без палестры; ей есть место во дворе недостроенных помпейских бань, она есть и в частных помпейских банях, есть и в Остийских банях, не говоря уже об императорских банях в Риме. Согласно гигиеническим правилам того времени, необходимо было, как мы видели, основательно попотеть перед баней, а лучшим средством для этого были игры и упражнения на Палестре.

Единоборства перечислены почти все из них: "учитель с расплющенными (от ударов) ушами" учит юношей "боксу", юноши соревнуются в беге и борьбе, фехтовании, учатся искусству меткого удара мечом по деревянной колоде, "выжиманию гирь", составлению партий для игры в мяч. Римляне любили этот вид спорта, увлекались им с детства и считали его одним из средств "борьбы со старостью". Поклонниками бала были Муций Сцевола, знаменитый юрист, покровитель искусств и Цезарь; Август довольно рано отказался от всех физических упражнений, за исключением игры в мяч. Сенека, включивший эту игру в число занятий, на которые тратится жизнь, с энтузиазмом предавался этому "пустому времяпрепровождению" и был дотошным знатоком одной из самых сложных игр с мячом, а именно "треугольника" . Игра состояла в следующем: на земле был нарисован треугольник, по углам которого стояли три игрока. Задача состояла не только в том, чтобы поймать мяч на лету, но и тут же" быстро и с расчетом " бросить его обратно одному из партнеров. Нужно было действовать обеими руками; тех, у кого левая рука была недостаточно проворна, называли "быдлом". Счет упавших на землю мячей держали "болельщики", у которых не было недостатка; соотношение пойманных и сброшенных определяло проигрыш или выигрыш. "Треугольник" требовал напряженного, неослабевающего внимания и большой ловкости. Другая игра чем - то напоминала нынешний баскетбол. Игроки (их могло быть довольно много) делились на две партии, которые выстраивались друг против друга. За каждой партией, на довольно большом расстоянии от игроков, проводилась длинная линия; посередине между двумя партиями помещался мяч. Те, кто первым схватил мяч, старались забросить его как можно дальше над головами противников, а те ловили его и отбрасывали назад, стараясь толкнуть так, чтобы он упал хотя бы сразу за борозду, проведенную позади противников. Партия, которая должна была пересечь эту черту, считалась проигравшей. Была также игра, о которой мы знаем только то, что маленький плотный мяч (он назывался harpaston от harpazo - "Я похищаю") должен был быть "украден" среди свалки многих игроков, которые кричали в облаках пыли, гоняясь за этим мячом вокруг.

После беготни и криков, покрытые пылью и потом, игроки пошли умываться, предварительно очистив скребком пыль и масло. В стабийских банях близ Палестры был открытый бассейн (30 м2); здесь, в нагретой солнцем воде, было приятно мыться. Молодые люди иногда удовлетворялись только холодным умыванием, но чаще, смыв с себя грязь и пот, шли в тепидарий, отдыхали там, а потом шли в кальдарий. В Первом веке нашей эры в банях появилась специальная секция, где они нагревались сухим горячим воздухом; она называлась "лаконикум".

Сенека, который был тонким и тонким наблюдателем и любил наблюдать и учить на конкретном материале своих наблюдений, использовал ванну Сципиона, чтобы обвинить своих современников в их извращенном вкусе к роскоши: "...человек будет считать себя жалким бедняком, если на стенах его ванны не будут сиять огромные круги драгоценного мрамора... если вода не будет поступать из серебряных кранов... теперь баню назовут норой, если ее не поставить так, чтобы солнце заливало ее через огромные окна в течение всего дня, если в ней нельзя мыться и загорать одновременно, если из бани нельзя видеть поля и море... теперь баня нагрета до температуры костра; раб, осужденный за преступление, должен мыться только здесь. По моему мнению, нет никакой разницы между баней, нагретой и покрытой огнем". Археологический материал подтверждает многие места этого письма. Новые бани в Помпеях (их называют Центральными банями из-за их расположения) не были достроены, и мы не можем судить, как они будут украшены внутри, но сам их план показывает, насколько более причудливыми и требовательными стали помпейцы в течение столетия, отделяющего строительство Малых Бань от строительства Центральных. На большой палестре (200 м2 плюс) есть открытый бассейн, как и в стабийских банях, но он в два раза больше (около 60 м2). Отдельного фригидария нет, но в аподитерии поставили ванну, наполненную холодной водой: видимо, решили, что любителям холодного купания хватит ее места с бассейном на Палестре. Все три комнаты - аподитерия, тепидарий и кальдарий-выходят окнами на Палестру, в каждой по три широких окна на юго-запад. С полудня эти комнаты заливало солнце, и посетители, по словам Сенеки, "могли готовить при ярком свете" (вспомните, как скупо освещались и Малая, и Стабийская бани). Для того чтобы "готовить", в Центральных банях было достаточно места: не только кальдарий, но и тепидарий нужно было согревать горячим воздухом, который шел под полом и вверх по стенам; был еще лаконикум, где можно было потеть, "испаряться" в горячем, сухом воздухе. Эта сухая ванна считалась очень полезной, "если нужно было извлечь испорченные соки из организма".

И в Малой, и в стабийской банях были женские отделения, в Центральных-нет. Неужели мужчины моются здесь в одно время, а женщины-в другое? В небольших городах, где не было денег на строительство специального отделения для женщин, это делалось; в уже упомянутом Випаске, например, женщинам полагалось мыться в первой половине дня, а мужчинам-во второй, после 2-3 часов дня. Были ли центральные ванны предназначены только для мужчин? Или женщины и мужчины купаются вместе? Мы знаем, что такой обычай существовал в Риме, но все эти галлы, сабфеи и Лекании, о которых упоминает Марциал и которые купались "вместе с юношами и стариками", были женщинами определенного типа. К ним можно добавить эмансипированных любителей спорта, которые порхают в Марциале и Ювенале, и, возможно, таких женщин, как Клодия, любовница Катулла. Во всяком случае, у Плиния были основания воззвать к тени Фабриция: "О, если бы он только мог видеть... женщины, которые купаются с мужчинами! ", а императоры - издавать запретительные приказы. Адриан "установил раздельное мытье для мужчин и женщин", но, по-видимому, этот приказ вскоре был забыт, так как Марку Аврелию пришлось снова "запретить совместное мытье". Гелиогабал разрешил его и сам "всегда омывался с женщинами". Александр Север снова запретил "смешанные ванны".

"Бани, любовь и вино-мы жили вместе до старости": неизвестный автор поставил слово "бани" перед гекзаметром, но они имеют право занять это место по своему значению в жизни древнего римлянина. Ежедневное посещение бани-это вошло в обычай с первого века нашей эры-предписывалось элементарным правилом гигиены, которое требовало физической чистоты: в южном климате, под жарким солнцем, на тесных, пыльных и грязных городских улицах и собачьих будках это требование было бы неосуществимо без ежедневного мытья. Тогда баня, согласно воззрениям тогдашней медицины, принадлежала к числу эффективных лечебных средств, и при лечении некоторых заболеваний без нее было невозможно обойтись. А кроме того, бани были местом встреч и посиделок, веселых игр и спортивных утех. Марциал, перечисляя, чем красна жизнь, называет баню рядом со своими избранными книгами. На одной из плиток Тимгадского форума нацарапана игровая доска, и в ее ячейках какой - то праздный игрок пытался написать формулу, объясняющую смысл жизни: "Охота, купание, игра в кости, смех- это жизнь." Мы видели, с каким вкусом и рвением помпеи украшали свои бани, а Помпеи были лишь маленьким и незаметным городом. Богатые, современники Сенеки и Марциала, превращают свои бани в настоящие дворцы, где "одному человеку места не хватит". Хозяин убирает их статуями и колоннами, которые "ничего не поддерживают", но установлены как украшение и показатель потраченных денег, устраивает искусственные водопады, чтобы слушать "шум воды, скатывающейся по ступеням", заказывает дорогие мозаики для полов; "мы дошли до такой прихоти, что хотим ступать только по драгоценным камням"; "наши бассейны облицованы фазийским мрамором, который когда-то редко видели в храме". Стены были инкрустированы и облицованы различными мраморами: по словам Марциала, в бане Клавдия Этруска, сына императорского вольноотпущенника, "в одном месте тайгетский камень был зеленым, и толстые плиты, которые были вырезаны фригийцем и жителем Ливии, соперничали своими разными цветами". Иногда добавлялся также каристовый мрамор. Однако вся эта роскошь меркнет перед императорскими банями в Риме.

Первые бани были построены в Риме Агриппой, который завещал их в бесплатное пользование римскому населению. Рядом с ними, на Марсовом поле, Нерон построил свои бани (позже они были отремонтированы Александром Севером, поэтому их иногда называют Александровскими). Недалеко от Золотого Дома Нерона находятся бани Тита; к северо-востоку от них, почти рядом, были бани Траяна, где женщины купались в царствование этого императора. Позже были возведены бани Каракаллы, официально называемые банями Антонина; они располагались недалеко от Аппиевой дороги, за Капенскими воротами, между Авентином и Целием. Между Квириналом и Виминалом располагались бани Диоклетиана, занимавшие 13 гектаров. Тепидарий Микеланджело превратил их в церковь, которая существует до сих пор. Национальный римский музей нашел себе пристанище в тех же развалинах.

Лучше всего сохранились бани Каракаллы, которые в V веке нашей эры считались одним из чудес Рима. Они занимали площадь в 11 гектаров. Главное здание, само" банное здание", находится в парке, который окружен сплошной линией различных комнат. Справа и слева от главного входа расположены две большие экзедры; перед каждой из них-палестра. В задней части сада (напротив главного входа), в правом и левом углах, расположены два просторных зала; судя по их внутреннему оборудованию, их следует считать библиотеками; с трех сторон вдоль стен тянулись низкие ступени, ведущие к нишам, где хранились свитки. В центре, между этими залами, есть ряды сидений, расположенных амфитеатром; эти ряды несколько закруглены с обоих концов. Перед ними - стадион, который просматривался как из самих бань (из задних комнат), так и из настоящего амфитеатра. Над ним, еще выше, располагались резервуары для воды для бань: 64 сводчатые комнаты, расположенные в два ряда и в два этажа. Вода для этих резервуаров отводилась из Аква-Марсии. 

В "банное здание" было четыре входа, два центральных вели в крытые залы, расположенные по обе стороны фригидария. Над фригидарием не было крыши; за ним, на одной оси, лежал большой зал, который долгое время ошибочно принимали за тепидарий, хотя в нем нет приспособлений для печи, тепидарий, а за ним круглый кальдарий, купол которого (35 м в диаметре) поддерживался восемью мощными пилястрами; два из них стоят до сих пор. Кальдарий был окружен маленькими отсеками, где можно было купаться в одиночестве. По обе стороны кальдария располагались комнаты для собраний, чтений и т. Д.

Среди множества всевозможных комнат, справа и слева от этих комнат, предназначенных для умывания, есть две палестры, два больших открытых двора, окруженных с трех сторон колоннадой. Палестры идеально симметричны, одна на северо - восточной стороне, а другая на северо-западной стороне здания, с абсидой, обращенной к каждой из них. В полу этих абсидов находилась знаменитая мозаика с фигурами атлетов, которая, вероятно, относилась к IV веку нашей эры (найдена в 1824 году, хранится в Латеранском музее). Императоры не только стремились к художественному украшению своих бань, не только покрывали стены мрамором, покрывали полы мозаикой и ставили великолепные колонны: они систематически собирали здесь произведения искусства. В банях Каракаллы когда-то находились бык Фарнезе, статуи Флоры и Геркулеса, торс Аполлона Бельведерского (не считая многих других меньших статуй); знаменитая группа Лаокоона была найдена в банях Траяна. Люди приходили сюда не только смыть грязь, но и отдохнуть. Особое значение имели бани для бедняков, ютившихся на антресолях своих мастерских или где-нибудь "под черепицей" в душной, грязной квартире без воздуха и света, с видом на грязные стены противоположного дома, до которых просто нельзя было дотянуться рукой. Какое чувство физического и душевного облегчения испытывал человек, оказавшийся вне тесноты, шума и уродства своего дома и окрестностей в этих огромных залах, украшенных со всей роскошью, доступной только императорской казне, украшенных такими произведениями искусства, которые превратили эти бани в богатый музей! Недаром один из современных ученых назвал бани лучшим подарком, который императоры сделали римскому населению. Посетитель нашел здесь клуб, стадион, сад отдыха и дом культуры. Каждый мог выбрать то, что ему нравилось: одни, умывшись, садились поболтать с друзьями, ходили смотреть борцовские и гимнастические упражнения и делали их сами; другие бродили по парку, любовались статуями, сидели в библиотеке. Люди уходили с запасом новых сил, отдохнувшие и освеженные не только физически, но и морально.

Состав и количество обслуживающего персонала бань варьировались, конечно, в зависимости от их размера и характера. В римских банях работало не меньше дюжины человек. В колумбариях императорского дома и знатных римских семейств имеются таблички с именами банных рабов (бальнеаторов), на которых, по-видимому, лежал основной надзор за банями их хозяев. Если городская баня была платной, то город обычно сдавал ее в аренду, а на арендатора (кондуктора) по договору возлагался ряд обязательств, выполнение которых проверялось эдилами. Такой договор полностью дошел до нас : в нем указывается, с какого времени и до какого времени должны быть открыты бани, какую плату арендатор может взимать с посетителей, сколько воды должно быть доступно и какой штраф платит арендатор, если он нарушает свои обязательства. Входная плата, как уже говорилось, была ничтожной, и естественно возникает вопрос, почему бани считались прибыльным предприятием? И о том, что это было так, свидетельствует наличие частных бань как в Риме, так и в Помпеях. Суровые условия контракта и жалкие гроши с посетителей не удержали предприимчивых бизнесменов от аренды бани Випассаны; греки, банщики в Риме, все эти Стефаны и Грили, не взялись бы за дело, если бы оно не обещало им большой прибыли.

Помимо платы, которую платили посетители, у владельца имелись и другие статьи дохода. Не всех посетителей сопровождали собственные слуги, помогавшие в стирке, и хозяин давал своим клиентам возможность пользоваться услугами своих рабов, которые за скромную плату охраняли их одежду, массировали, натирали оливковым маслом, выдергивали волосы специальными пинцетами (мода императорского времени требовала, чтобы под мышками не было волос). Это еще один дополнительный источник прибыли. Была еще одна, более обильная. Сенека, описывая то, что делается в банях, упоминает колбасника, пирожника и "всякого рода трактирщиков", которые выкрикивали здесь свои товары. Они получали от хозяина бани право продавать свои товары в его заведении, конечно, за плату; он мог, покупая у них еду, продавать ее у себя с определенной "накидкой". Есть и пить в банях было устоявшимся обычаем, а есть, конечно, не на ходу: хозяин устраивал "ресторан" с наибольшим доступным ему комфортом, и за этот комфорт ему приходилось платить. В Помпеях владелец бань в VIII округе основал собственную таверну, где посетители могли пить и есть. Находчивый хозяин понимал, что не проиграет, взяв на себя управление городской баней или построив свою.

Заключение

Жизнь римского населения была, конечно, очень красочной. Бедняк записывался в списки тех, кто получал хлеб от государства, преторианец или кочегар, ремесленник, клиент и сенатор жили совсем по-разному. И все же рамки, в которые укладывалось это совершенно иное содержание, были почти одинаковы: утренний подъем, напряженное время, отдых в середине дня, часы, проведенные в бане, развлечения - все происходило в последовательности, наблюдаемой относительно одинаково всем городским населением. Определенный стандартный распорядок был более универсальным и более обязательным, чем в настоящее время. Возьмем, к примеру, отдых и развлечения. Наш современник может провести свой свободный вечер по-разному: сходить в кино, сходить на концерт или в театр, послушать музыку по радио дома или почитать. Несколько десятков фильмов предлагают ему самые разнообразные программы; среди театральных постановок он может выбрать то, что ему нравится-от классической трагедии до легких сцен театра эстрады. И так каждый день. Совсем другое дело в Риме и в любом другом городе Древней Италии. По некоторым праздникам в цирке устраивают скачки-и весь Рим сидит в цирке. По какому-то особому случаю - празднуется победа, празднуются торжественные поминки, император или родственники покойного устраивают гладиаторские бои-и снова все, кто может, собираются в амфитеатре. В Риме бани были открыты днем: в половине третьего летом и в половине второго зимой. Масштаб ложиться спать в наших больших городах составляет от 10 вечера до полуночи, а то и позже, а вставать - от 5 до 10 утра (как минимум) и это только благодаря электрическому освещению; древняя Италия вставала на ноги на рассвете - вставать поздно было признаком жизни беспорядочной и развращенной. Различия в образе жизни древних римлян и современных людей связаны прежде всего с технической революцией, в то время как изменения в формах досуга связаны с духовным развитием человечества.

Но, несмотря на все эти очевидные различия, развлечения древних римлян очень похожи на современные, прежде всего по своей зрелищности и масштабу. Главная отличительная черта заключается в том, что досуг, а точнее само общество, стало более гуманным. Сейчас трудно представить, что люди убивают и калечат друг друга ради прихоти толпы, государя или славы. Но такое представление древних, как Олимпийские игры, укоренилось в нашем обществе и, главным образом, благодаря тому, что они вписывались в нашу систему ценностей.

С годами человек становится все более и более умным. Это естественно, так как эволюция на земле не закончилась с появлением человека. И если животные эволюционировали в основном физически, то человек также эволюционирует интеллектуально и духовно. В эволюции никогда не было революций, то есть резких скачков в ту или иную сторону, все происходило очень равномерно. Вспомним историю: как долго в истории человечества существовал первобытнообщинный строй? Период остального развития человечества, включая период рабовладельческого строя, ничтожен по сравнению со временем продолжительности первобытного строя. Но переход от первобытнообщинного строя к более совершенным формам человеческого общества есть самое ясное доказательство духовной эволюции человека.

Список литературы

1. Сергеенко М. Е. Жизнь Древнего Рима. - Спб.: Издательско - торговый дом "Летний сад"; Журнал "Нева", 2000. - 368 с.
2. Маркс Э., Тинджи Г. Римляне. - М.: РОСМАН, 1994.
3. Беликов А. П. Рим и эллинизм: проблемы политических, экономических и культурных контактов. Ставрополь, 2003.
4. Гаспаров М. Л. Поэт и поэзия в римской культуре. Культура древнего Рима, Москва, 1985, т. 1, с. 300-335.
5. Кнабе Г. С. Древний Рим-История и быт. Москва, 1986.
6. Кнабе Г. С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре Древнего Рима. Москва, 1993.
7. Кузищин В. И., Штаерман Е. М. Экономика и политика в античном обществе.
8. Кучеренко Л. П. Cura morum римских цензоров и формирование системы ценностей римлян в эпоху Республики / / Проблемы социально-политической истории зарубежных стран. Сыктывкар, 1996. С. 3 -- 13.
9. Ляпустин Б. С. Экономическое развитие Древнего Рима в свете закона Оппия о роскоши / / Из истории античного общества. Сборник статей. Н. - Новгород, 1991. С. 50 -- 62.
10. Нечай Ф. М. Рим и курсив. Минск, 1963.
11. Смирин В. М. Патриархальные представления и их роль в общественном сознании римлян / / Культура Древнего Рима. М., 1985. Т. 2. с. 5 -- 78.
12. Смирин В. М. Римская "семья" и представления римлян о собственности // Жизнь и история в античности. Сборник статей. М., 1988. С. 18 -- 40.  
13. Утченко С. Л. Две шкалы римской системы ценностей / / ВДИ. 1972. № 4. С. 19 -- 33.
14. Утченко С. Л. Еще раз о римской системе ценностей / / ВДИ. 1973. № 4. С. 30-47.
15. Штаерман Е. М. Древний Рим: проблемы экономического развития. Москва, 1978.
16. Штаерман Е. М. От гражданина к субъекту / / Культура Древнего Рима. М., 1985. Т. 1. С. 22--105.
17. Древняя цивилизация. - М., 1973. - с. 271
18. Жизнь и история античности. - М., 1988. - с. 272
19. Виничук Л. А. Люди и обычаи Древней Греции и Рима. - М., 1988. - с. 496
20. Гаспаров М. Л. Занимательная Греция: рассказы о древнегреческой цивилизации / / Наука и религия. - 1991. - № 3. - с. 32-35