Преподаватель который помогает студентам и школьникам в учёбе.

Реферат на тему: Современные историки о СССР 1920-30 годах

Содержание:

Введение

В современной российской историографии период советской истории, начавшийся с совершившейся Октябрьской революции 1917 года, не вырывается из общего исторического пути развития России. Обращаясь к переосмыслению реалий советской эпохи, современные историки пытаются понять, что произошло в стране в результате революционных преобразований, почему выбор социалистического пути развития в стране к концу ХХ века оказался нецелесообразным. В контексте изучения этой проблемы российская историография вырабатывает более объективные представления о событиях Октября 1917 года, которые, по мнению современных исследователей, наряду с разрушением имели и созидательные начала. В настоящее время признается, что в ходе революционных преобразований в стране были реализованы не утопические идеи, а вполне практические задачи форсированного перевода страны, в основном традиционной для тех лет, на уровень современной модернизации. В этом контексте революционный разрыв с прошлым, в котором эволюционные изменения происходили в замедленном темпе, не был чем-то исключительным в глобальном масштабе. Борьба за социальный прогресс носит всеобщий характер. Любая революция-это защитная реакция на бездействие высшей власти. Революционный переход к новому образу жизни нельзя рассматривать как авантюру. В масштабах России это был сознательный "забег вперед", основанный на использовании высвобожденной энергии народа. Это был новый революционный тип модернизации. Самодержавный политический режим был подорван многими политическими силами. Но им не хватало активного волевого начала, поэтому во второй половине XIX века к революционному процессу подключились не романтики, а люди прагматического типа. Большевистская партия с момента своего создания представляла собой мощный зародыш, который породил в будущем новое государство. Советская история не прерывала, а логически продолжала линию развития отечественной цивилизации, ведущую от Московского царства и Российской Империи. В связи с этим в событиях 1917 года историки видят путь, не лишенный целесообразности. Поэтому задача историков сегодня состоит не в том, чтобы критиковать революцию, а в том, чтобы понять ее смысл и причинность. В новое государство большевики ничего нового не принесли, восстановление порядка осуществлялось в обычной для любой формы государственности форме обращения к силе веры и сила веры только в условиях революционного перехода власти формы давления были преобладающими. И в этом отношении большевистские вожди оказались другой породы: они обеспечивали выживание страны, ускоряли темпы ее развития, не считаясь с людскими, энергетическими и материальными затратами. Они заставили все образованное сообщество подчиниться логике их идеологии. Изменения политического курса, конечно, затронули все сферы жизни, в том числе и пространство исторической науки.

В послереволюционный период процесс восстановления управляемости всеми сферами жизни общества оставался в числе задач, требующих скорейшего разрешения. Во вновь сформированной системе высших органов власти, учреждений по обеспечению управления народным хозяйством, органов по охране революции не хватало специалистов, способных обеспечить их эффективную деятельность. Условий для формирования специалистов из трудящихся не было, поэтому большевистское руководство проявляло прагматизм по отношению к специалистам с дореволюционным прошлым. Стремясь усилить поддержку своего режима среди интеллигенции, СНК 29 октября 1917 года выпустил обращение "к интеллигенции России", в котором призывал ее участвовать в социалистическом строительстве, в изменении существующего строя. В этом контексте сохранялась достаточно устойчивая позиция ученых-историков старой школы. Многие ученые продолжали свою творческую работу, передавали свой исследовательский опыт и знания новому поколению специалистов. Сотрудничество с советской властью давало средства к существованию, хотя в условиях Гражданской войны оно не спасало многих от лишений. Так, в 1919 году умерли 12 членов Академии наук, среди которых были историки А. С. Лаппо-Данилевский, М. А. Дьяконов, востоковеды В. В. Радлов, Б. А. Тураев, филолог и историк А. А. Шахматов, искусствовед Я. И. Смирнов.

Переход новой экономической политике

Привлечение старых специалистов не мешало им проявлять недоверие к своей деятельности. Большевистское руководство более жестко использовало защитные меры для защиты формирующегося нового режима. Все средства массовой информации тех лет настойчиво внедряли в общественное сознание мысль о необходимости быть бдительными по отношению к Непролетарскому населению. Важное звено в политической системе советской власти было создано в декабре 1917 года. Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, переименованная в 1922 году в Главное Политическое управление (ГПУ). Эти структурные подразделения новой власти следили за настроениями всех слоев общества, выявляли инакомыслящих, отправляли их в тюрьмы и концлагеря. В стране также были приняты меры по развитию системы негласного контроля для выявления граждан, недовольных существующим порядком.
Невозможность существования в новых условиях подтолкнула значительную часть интеллигенции к выбору пути эмиграции. Многие маститые ученые, которые по происхождению и взглядам не очень хорошо вписывались в формирующийся режим, были высланы из России осенью 1922 года. Среди них были известные историки П. Н. Милюков, А. А. Кизеветтер, В. А. Маклаков и другие. Отток большого количества подготовленных специалистов из страны не остановил работу научных учреждений. Советская власть создавала новые структуры для пополнения группы историков, которые должны были развивать историческое знание в русле марксизма, ставшего в новых условиях господствующим идеологическим учением.
В 1918 году руководство страны определило основные направления деятельности Академии наук. В том же году была основана социалистическая (коммунистическая академия), а в 1921 году был организован Институт красных профессоров, помогавший молодому поколению из рабочей и крестьянской среды войти в большую науку. В 1924 году был создан Институт В. И. Ленина (впоследствии Институт Маркса-Энгельса-Ленина), задачей которого было обеспечение подготовки к изданию трудов классиков марксизма-ленинизма.
Важную роль в утверждении марксистского подхода в историографии сыграл М. Н. Покровский, который, будучи представителем старой школы историков, еще в дореволюционную эпоху перешел на марксистские позиции. По его инициативе при Академии Наук был создан Институт общественных наук (РАНИОН), к деятельности которого привлекались старые специалисты. Значительными фигурами в эти годы среди историков были Е. М. Ярославский, Е. В. Тарле, Б. Д. Греков, А. М. Панкратова, М. В. Нечкина, М. Н.Тихомиров, И. И. Минц. Формированию нового научного направления способствовали В. П. Волгин, Н. М.Дружинин, Ю. В. Бромлей, Б. Б. Пиотровский, Б. А. Рыбаков, С. Д. Сказкин, Л. В. Черепнин и др. Поначалу Марксистская и дореволюционная историография мирно сосуществовали. Продолжающееся присутствие немарксистской науки было полезным, поскольку оно способствовало укреплению аналитических возможностей исторического письма с точки зрения марксистского учения. С окончанием Гражданской войны и переходом к нэпу, в условиях либерализации общественной жизни, активность интеллигенции значительно возросла. Проводились публичные дебаты по различным вопросам общественных наук. Возродилась деятельность ранее созданных научных обществ (философских, исторических). Появились новые общественные объединения-научные, творческие, культурно-просветительские. Советские граждане имели возможность выезжать за границу, страну посещали иностранцы. В стране издавалось много научных журналов, литературных альманахов и сборников, учебной литературы. Использование дореволюционных философских трудов не было запрещено.

Однако переход к рыночным условиям существования усилил социальные контрасты и идеологическую разобщенность. Руководство страны все больше тревожилось, что элементы НЭПа, проникновение буржуазии в социальный мир могут привести к потере советской власти. С усложнением международной обстановки существование страны в состоянии противоречивого развития становилось особенно опасным, поэтому вновь актуализировалась необходимость усиления режима централизации всей системы жизни в стране, идеологического единодушия.
В этой ситуации с конца 1920-х годов усилился очередной виток недоверия к работе старых специалистов, в том числе историков с дореволюционным прошлым, с позиции неприятия буржуазной историографии выступили М. Н. Покровский, С. А. Пионтковский, М. В. Нечкина. Ставилась под сомнение научная ценность работ С. М. Соловьева и В. О. Ключевского, в которых историческое развитие страны рассматривалось только в духе российской государственности. Труды М. К. Любавского и В. В. Бартольда отрицательно оценивали за их апологетику русской колониальной политики царского правительства. В рамках" академического дела" жертвами стали Ленинградские историки С. Ф. Платонов, Е. В. Тарле, Н. П. Лихачев, московские историки Ю. В. Готье, С. В. Бахрушин и другие, обвиненные в антисоветской деятельности. Более четкую линию понимания новых задач исторического развития должны были выработать историки-марксисты. Процесс выработки марксистского подхода к познанию прошлого проходил в обычной атмосфере полемических споров между М. Н. Покровским и Е. М. Ярославским и их последователями. Между тем постоянные разногласия между представителями этих школ дезорганизовывали "исторический фронт" и мешали работе исторических журналов. Урегулированию ситуации способствовало вмешательство И. В. Сталина. В 1931 году он писал в редакцию журнала "пролетарская революция", в котором стремление продвинуть науку вперед имело наименьшее значение, но отстаивал те взгляды, которые предполагалось донести до сознания историков, что является наиболее важным и одобренным руководством страны в историческом познании прошлого. Письмо не устанавливало новых правил, но осуждало архивные изыскания, само обращение историков к документам для подтверждения исторических фактов. Такой подход исключал важность обеспечения достоверности исторических представлений, а политическая целесообразность обращения к опыту прошлого становилась все более важной. После обращения И. В. Сталина в редакцию журнала "пролетарская революция" одним из объектов разгромной критики стал Е. М. Ярославский. Четырехтомная история партии, изданная под его редакцией, подверглась резкой критике. Авторы этой публикации также обвинялись в искажении истории. Минц, С. Пионтковский, Н.Рубинштейн и др. Работы Э. М. Ярославский перестал печататься.

В 1930 году А. М. Панкратова, возглавлявшая редакцию журнала "Вопросы истории", была исключена из партии. Из Москвы ее направили в Саратов, где она сыграла большую роль в создании исторической школы местного университета.
В то же время в ситуации реального приближения войны руководство страны сделало еще один поворот. Переориентация общественного сознания на позитивное восприятие идей великодержавия и патриотизма, роли русского народа в консолидации страны, стала более соответствовать потребностям нового текущего момента. Историки были вынуждены вновь заняться русской историей.
В 1934-1936 годах ряд постановлений партии и правительства о преподавании гражданской истории привел к реабилитации дореволюционной истории в пространстве Советской исторической науки, к отказу от нигилистического отношения к прошлому России. В новой обстановке к активной творческой деятельности было возвращено значительное число профессиональных историков. В 1934 году А. М. Панкратова была реабилитирована и продолжила свою научную деятельность в Москве. Из ссылки вернулись выдающиеся историки С. В. Бахрушин, А. А. Андреев и другие. В стране стали издаваться труды В. О. Ключевский, Ю. В. Готье, С. Ф. Платонов и другие историки. М. К. Любавский, репрессированный за академическую работу историк с дореволюционным прошлым, не дожил до реабилитации; он умер в 1936 году.
Руководство страны подошло к взаимодействию традиционализма и модернизма с позиций прагматизма, и силы, способные выстроить безальтернативную схему отечественной истории по велико-патриотической модели, стали теперь важными агентами модернизации исторической науки. Это не только усилило отождествление советского общества с его героическим прошлым, но и способствовало легитимации режима сталинского самодержавия.

Дальнейшая эскалация насильственного подавления идеологических противников способствовала укреплению авторитаризма властей. После выступления Сталина на февральско-мартовском пленуме 1937 года, в котором подчеркивалась важность усиления классовой борьбы по мере построения социализма, началась критическая кампания против М. Н.Покровского и его последователей. Ученого обвиняли в схематизме и абстрактной социологизации его исторических трудов. Фактором надежности человека было соответствие его жизненной позиции линии правящей партии, отклонение от которой становилось опасным. Страна все больше погружалась в атмосферу страха, формируя общий психологический настрой на усиление подозрительности и взаимного недоверия. По мнению современных ученых, в условиях социальной нестабильности, международной напряженности тезис Сталина об обострении классовой борьбы не был лишен смысла. Однако в контексте понимания учеными проблем репрессивной практики этих лет ее безграничная жестокость, бессмысленная растрата национальной энергии даже с экономической точки зрения в системе ГУЛАГа вызывает отторжение. В этот период происходило уничтожение культуры, стремление упростить решение многих проблем привело к преобладанию антиинтеллектуального принципа. ГУЛАГ - это результат господства массового человека, который не принимает целостного индивида.
Стремление властей обеспечить беспрекословное подчинение, контролировать все существовало в невиданных ранее масштабах. Во многом это был трагический поворот жизни, но не с точки зрения И. В. Сталина или его последователей, разделявших его мировоззрение, власть и привилегии. Это запугивало и обрекало на смерть не только представителей старой интеллигенции, но и самих большевиков, отстаивавших новые нормы жизни.
Самостоятельное мышление в исторической области стало невозможным после выхода в 1938 году под Сталинской редакцией книги " История ВКП (б). Краткий курс", который определил стандарт того, как надо мыслить и творить в области исторических исследований. Теперь любое сталинское утверждение воспринималось как истина в последней инстанции, что в течение последующих двух десятилетий имело решающее значение в работе историков. Обращение к объективности истории стало ненужным. В истории нужно было искать то, что служило оправданием нынешней политической практики. Такой подход усиливал оппортунизм исторических произведений, предопределял идеализацию отдельных исторических событий, деяний исторических личностей.
Победа сталинского направления во внутрипартийной борьбе, достигнутая в предвоенные годы, оказала решающее влияние на работу советских историков. В соответствии со сталинской концепцией истории формировались новые представления о прошлом. В этот период исследования в области военной истории были особенно актуальны. В стране увеличилось количество публикаций о войне 1812 года. Критической оценке подверглась концепция М. Н. Покровского, возложившего всю ответственность за начало военных действий в те годы на Россию. В процесс более глубокого изучения этой темы включился Е. В. Тарле, чья книга "Наполеон" приобрела популярность на новом этапе, но подверглась критике, и только заступничество И. В. Сталина защитило ученого от неизбежности очередного ареста.
Большое значение в сталинский период придавалось прославлению образов Петра I, М. И. Кутузова, умножавших славу России. Обращение к другим значимым героям в исторической памяти народа-А. Невскому, К. Минину и Д. Пожарскому-способствовало укреплению патриотизма. Осмысление событий прошлого происходило в контексте их сопоставления с модернизационными достижениями сталинского времени.

Социально-экономическое развитие СССР в 30-е годы

С середины 1930-х годов историография этого периода стала сильно идеализировать образ Ивана Грозного. Его личность была положительно оценена в контексте проводимой им политики централизации государства, объединения России в учебнике С. В. Бахрушина. В атмосфере тех лет возникали идеи оправдания сталинских "чисток" 1930-х годов через параллель с опричниной, которая воспринималась как справедливая реакция царя на измену бояр. В этом ракурсе возрастает значение работ Р. Ю. Виппер, в котором этот царь был представлен как выдающийся строитель российского государства, выступал как прямой предшественник Великого Петра. Влияние идеологии на формирование исторического знания в этот период было особенно активным. Однако формирование представлений о величии правителей царского времени было не только подъемом личности Сталина, пропагандой героических подвигов своих предков, но и укреплением духа народа, чувством гордости за свое историческое прошлое.

Заключение

Современная историография подчеркивает, что в условиях, когда историки были активными бойцами идеологического фронта, невозможно было создавать произведения, не подверженные его влиянию. Ученые, если не все, то очень многие, понимали, почему научные принципы должны быть забыты. Следует отметить, что в официальном политическом пространстве страны призывы к разрушению существующей системы никогда и нигде не приветствовались. Цензура существовала в царское время, и она не исчезла в советское время, а только усилилась. В сталинский период историкам было невозможно выразить свое видение, свое восприятие исторических событий без оглядки на текущую действительность. Никто не был застрахован от политического позора. Современные историки понимают, что сегодня, пытаясь понять реалии сталинского времени, невозможно не вступить в конфликт между рациональным пониманием событий тех лет и оценкой их с позиций этики. Предлагается анализировать менталитет эпохи, соотношение традиции и современности не с точки зрения их противостояния, а с позиции управленческого прагматизма. Но эта позиция не идеальна, так как оставляет недооцененным вопрос о цене модернизационных изменений в свете этики. Хотя баланс между положительными и отрицательными сторонами этого исторического этапа еще не достигнут, критическое переосмысление этой эпохи вне ее реального контекста не обеспечит расширения горизонта ее научного видения.

Список литературы

Артизов А. Н. М. Н. Покровский: финал карьеры-успех или поражение? // Отечественная история. 1998. № 1. С. 78-80.
Волобуев П. В., Булдаков В. П. Октябрьская революция: новые подходы к изучению / / Вопросы истории. 1996. № 5-6.С. 28-38.
Голубев А. В. "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен": к вопросу о закрытости межвоенного советского общества // Отечественная история. 2004. № 4. С. 32-35.
Голубков М. М. Русский национальный характер в эпосе А. Солженицына / / Отечественная история. 2002. № 1. С. 137-140.
Кара-Мурза с. г. Русская революция в свете современного кризиса. 2012. № 4.С. 195-198.
Козлов В. П. беседа двух историков (Е. Н. Кушева-Б. А. Романов. Переписка 1940-1957) / / новая и новейшая история. 2011. № 1. С. 121-125.
7. Колбановский В. В. Как быть с Великой Октябрьской революцией? // Социологические исследования. 2013. № 10. С. 40-50.
Кривошеев Ю. В., Дворниченко А. Ю. изгнание науки: российская историография в 20-30-е годы XX в. 1994. № 3. С. 145-148.
Кулешова н. ю. "большой день". Грядущая война в литературе 1930-х гг. 2002. № 1. С. 182-183.
Павлова И. В. понимание сталинской эпохи и позиция историка // Вопросы истории. 2002. № 10. С. 15-19.
Пастухов В. Б. состояние Раскольникова. Карма российской власти / / общественные науки и современность. 2011. № 5. С. 105-117.
Тюменцев И. О., Рыбалко И. В., Перри М. Культ Ивана Грозного в сталинской России / / Вопросы истории. 2007. № 12. С. 172-174.
Шалаева Н. в.репрезентация образа советской власти в массовом сознании общества 1917-1920-х годов (источниковедческий анализ) // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2014. № 2. Часть 1. С. 207-211.