Реферат на тему: Первые теоретические концепции в исторической науке: норманизм Г. З. Байера и Г. Ф. Миллера и антинорманизм Ломоносова

Содержание:

Введение

Как образовалось древнерусское государство? Этот вопрос интересовал летописцев XI - XII вв. и это беспокоит исследователей по сей день. Ведь нельзя сказать, что все об этом уже ясно и не требует дальнейших исследований. Спор историков о том, кто такие русы и где их следует локализовать, продолжается. В то же время следует учитывать, что "первоначальная древнерусская летопись подвергалась неоднократным редакторским правкам" Шахматов А. А. "Повесть временных лет". Эта тема важна и в политическом плане. Отсюда следует, что вопрос об образовании древнерусского государства остается актуальным, поскольку необходимо уточнить, смогли ли восточные славяне создать собственное государство.

Открывая тему реферата, я, опираясь на летописные источники и труды более современных авторов, рассмотрел две основные теории происхождения древнерусского государства: норманнскую теорию и антинорманизм.

Цель работы: выяснить, могли ли восточные славяне периода IX века создать свое государство и были ли в этом замешаны варяги.
Цели исследования:

• Изучите историю русского летописания.
• Изучить "норманнскую теорию".
• Проследить борьбу взглядов и течений о происхождении древнерусского государства.
• Рассмотрим этап возникновения научного антинорманизма.

Краткая биография Г. З. Байера, Г. Ф. Миллера

Готлиб Зигфрид Байер-немецкий филолог, историк, один из первых академиков Петербургской академии наук, исследователь русских древностей.

В 1710 году он поступил в Кенигсбергский университет, где начал изучать восточные языки, особенно китайский, затем отправился в путешествие в Германию и, вернувшись оттуда, начал в 1717 году читать лекции по греческой литературе в Кенигсбергском университете. В 1725 году Байер переехал в Петербург, где занял кафедру восточных древностей и языков в Академии наук; помимо работы над этими предметами он занимался также организацией Академической гимназии.

Русская историография Байер, не знавший русского языка, является основателем скандинавской школы. На протяжении всего своего пребывания в Санкт-Петербурге Байер принимал живейшее участие в судьбе Академии и выступал за ее свободное развитие. Так, например, он составил жалобу, которую академики подали Петру II в 1729 году на секретаря Академии Шумахера и в которой, между прочим, они ходатайствовали об утверждении академического устава; в 1732 году он разработал академический устав; в 1727 году он взял на себя надзор за Академической гимназией.

Будучи недовольным академическим порядком и постоянно враждуя с Шумахером, который даже не разрешал ему пользоваться нумизматическими коллекциями Академии, Байер постоянно беспокоился о возвращении на родину. Получив наконец увольнение в 1736 году, он отправил свою библиотеку в Кенигсберг, намереваясь покинуть Петербург следующей зимой, но в феврале 1738 года умер от лихорадки.

Герхард Фридрих Миллер (Мюллер) (1705-1783) - русский историограф немецкого происхождения. Герхард получил школьное образование в гимназии своего отца. Затем будущий русский академик поступил в Лейпцигский университет.

5 (16) ноября 1725 года Миллер прибыл в Россию и был назначен адъюнктом вновь созданной Академии наук и искусств. При поддержке влиятельного Шумахера он преподавал латынь, историю и географию в Академической гимназии в течение первых лет после своего приезда, вел протоколы академических собраний и канцелярии (1728-1730), издавал " Санкт-Петербург. Ведомости" с "Примечаниями", рассчитанными на более широкий круг читателей.

В июле 1730 года Миллер был назначен профессором Академии наук и искусств (контракт начался 1 (12) января 1731 года), но потерял расположение Шумахера, с которым с тех пор имел непримиримую вражду. С 1732 года он начал издавать сборник статей, касающихся России. Это было первое издание, основательно познакомившее иностранцев с русской землей и ее историей.

Вернувшись в Петербург с Камчатки и Сибири, Мюллер написал "Историю русского естествознания". Он вернулся в разгар академической интриги и, кроме Шумахера, нажил себе еще одного непримиримого врага - в лице Ломоносова.

В 1747 году Миллер принял российское подданство и 20 ноября (1 декабря) был назначен историографом Российского государства.

6 (17) октября 1750 года за ссору с Ломоносовым Миллер был понижен на год президентом Императорской академии наук и художеств графом К. Г. Разумовским с профессора до доцента Академии. Вскоре, однако, Миллер был помилован при условии, что сначала он попросит прощения. Сам Миллер, однако, не всегда был безупречен в своих отношениях к суставам.

В 1765 году Миллер был назначен главным смотрителем Московского воспитательного дома, оставив Академию наук и художеств в звании историографа, а через год назначен заведующим Московским архивом коллегии иностранных дел (ныне Московский Главный архив Министерства иностранных дел). Пораженный параличом (1772), Миллер продолжал неустанно работать до самой своей смерти (11 (22) октября 1783). Назначая Миллера в архив Иностранной коллегии, императрица Екатерина поручила ему составить "Сборник русской дипломатии" по примеру Дюмона. Миллер уже мало что мог сделать сам, но он готовил своих учеников; его школа подготовила такого отличного архивариуса и ученого издателя, как Н. Н. Бантыш-Каменский. 

После смерти Миллера сохранилась коллекция автографов и рукописей (в 258 портфелях), важных для изучения истории, этнографии, статистики и промышленности России и, в частности, Сибири. 

По сей день более половины сибирского архива Г. Миллера не издано.  

"Норманизм" в работах Г. З. Байера и Г. Ф. Миллера

Впервые тезис о происхождении варягов из Швеции был выдвинут королем Юханом III в дипломатической переписке с Иваном Грозным. Эту идею попытался развить в 1615 году шведский дипломат Петер Петрей де Эрлесунда. Его инициативу поддержал в 1671 году королевский историограф Йохан Видекинд. "История Шведского государства" Олафа Далина оказала большое влияние на последующих норманистов. Норманнская теория получила широкую известность в России в 1-й половине XVIII века благодаря деятельности немецких историков при Российской академии наук Готлиба Зигфрида Байера (1694-1738), позднее Герарда Фридриха Миллера, Штрубе де Пирмона и Августа Людвига Шлецера. Согласно распространенному мнению, основателем немецкого норманизма считается Готлиб Зигфрид Байер. Именно он всегда упоминается как первый исследователь варяжско-русской проблемы в большинстве современной литературы. В зависимости от позиции того или иного автора зависит и отношение к Байеру. Действительно, этот немецкий академик оставил заметный историографический след в изучении варяжско-русского вопроса. Байер начал с изложения Первоначальной летописи изгнания и последующего приглашения варягов, кратко изложив летописную легенду. "От начала Руси, или от русских владык варяжских было… По этой причине варяги часто упоминаются в русских летописцах...".

Однако проблема заключалась в том, кем были летописные варяги и где они первоначально жили. Как уже отмечалось, некоторые авторы, предшественники Байера, начиная с эпохи Ивана Грозного, вывели варягов из Пруссии. Именно поэтому Байер критиковал версию родословной русского правящего дома от римского императора Августа.  Однако в первой половине XVIII века вымысел этой родословной легенды, сочиненной московскими политиками, был вполне очевиден. Здесь Байер "боролся с мельницами", доказывая надуманную версию, фантастичность которой не оспаривалась.

Дальнейшая логика рассуждений Байера была предельно проста. Он признал варягов, упомянутых в летописи, скандинавами, из чего следовало, что основателем княжеской династии древнерусского государства был варяжский (то есть норманнский) князь (король) Рюрик, отплывший с дружиной по приглашению славянских послов. И после этого название Русь перешло к восточным славянам.

Однако Байер привел некоторые аргументы в поддержку своей теории. Он первым обратил внимание на сообщение бертенских анналов о послах "народа Роса" в Ингельгейме при дворе Людовика.  Для него было важно, прежде всего, упомянуть в одном источнике русов и свеонов, под которыми он понимал шведов. Немецкий ученый нисколько не был смущен тем, что автор "Летописи Бертена" разделил эти два народа.

Варягами, по словам Байера, на Руси называли шведов, готландцев, норвежцев и датчан. В "доказательстве" он приводит" скандинавские "имена варягов, искажая их по своему усмотрению так, что имя Святослав, например, произошло от шведского Sven со славянским окончанием "слава". Байер не говорил по-русски.

Такова была первоначальная научная основа норманизма, которая не могла быть достоверно подтверждена даже в первой половине XVIII века, используя весь комплекс известных в то время данных. Но она основывалась на сомнительных во всех отношениях шведских источниках и научном невежестве, подкрепленном политическими интересами. С научной точки зрения концепция Байера кажется совершенно нелогичной на фоне того, что существовало в тогдашней немецкой исторической науке.

Норманнская теория в первой половине XVIII века получила естественное развитие в работах Герарда Фридриха Миллера, работавшего также в Петербургской академии наук. Миллер, которого называли "историографом и апологетом дворянской России", однако, занимался не только историей начала России. Широта его интересов полностью соответствовала духу времени (труды по истории и географии, этнографии и археологии, филологии и источниковедению).

В 1732 году в своем журнале "Sammlung russischer Geschichte" он опубликовал статью "Известия древней рукописи русской истории Феодосия Киевского". Эта статья содержала, по сути, истоки норманизма Миллера. Здесь он дал подробный пересказ содержания "Повести временных лет" с элементами исследовательского характера в виде авторских пояснений, а главное-осуществил мысль о том, что варяжские князья были выходцами из Скандинавии, то есть имели шведское происхождение.

Миллер сформулировал вполне типичную для историографии варяжско-русского вопроса первой половины XVIII века проблему: "Рюрик, откуда он призван стать самодержавным государем?. Роль первого оратора в норманистской трактовке этой проблемы сыграли краткие объяснения Миллера.  Во второй части первого тома Миллер перепечатал "Историю северных королей" Снорри Стурлусона. В этой работе в целом преобладает линия на объяснение скандинавско-русских династических связей, поэтому неудивительно, что Миллер обратил на нее внимание. Главный эпизод "Истории" Снорри касался женитьбы киевского князя Ярослава Мудрого на шведской принцессе, дочери Олафа Шведского, Ингигерде. Но в записке Миллер назвал ее варяжской княгиней. Он воспользовался замешательством, поскольку Ингигерда родилась от брака Олафа с ободритской принцессой Эстред. Так что его можно было считать как скандинавского, так и варяжского (ободрицкого) происхождения. Важной проблемой является вопрос о том, как оценивался журнал Миллера в Западной Европе и, прежде всего, в Германии. Конечно, он был известен в немецких научных центрах. В результате переводы немецкоязычных изданий произведений Миллера на английский и французский языки получили широкое распространение в Германии и других странах. Этот факт позволяет Л. П. Бельковцу сделать вывод о том, что работы Миллера оказали большое влияние на западноевропейскую историографию России. Но в то же время ссылки на исследования Миллера не часто встречаются в немецких работах, посвященных варяжско-русскому вопросу. В научном сообществе Миллер мог вызвать интерес как издатель источников по русской истории, занимавший центральное место в "Sammlung russischer Geschichte". Но именно" благодаря " Миллеру и неправильному переводу опубликованных источников летописец Нестор довольно долго был известен на Западе под именем Феодосия.

Широкие проблемы исторического исследования обусловили необходимость развития вспомогательных исторических дисциплин.  Миллер не был исключением и отводил важное место генеалогическим поискам, полагая, что "история и генеалогия так тесно связаны, что одно не может быть без другого".

Миллер систематически собирал сведения о генеалогии различных ветвей рода Рюриковичей. Он сам указывал на свои труды по составлению генеалогий русских великих князей, царей и императоров.: 

"Как до, так и после моего сибирского путешествия, - писал Г. Ф. Миллер, - я много работал над составлением генеалогических таблиц для русской истории, подобных той, что содержится в 1-м томе Собрания русских историй...".

Поэтому, когда в 1746 году историк-любитель П. Н. Крекшин представил в Сенат "Генеалогию великих князей, царей и императоров", в которой род Романовых был возведен в Рюриковичи, работа была передана в Академию наук и рассмотрена Миллером. Крекшин вывел родословную Романовых из ветви древних великих князей через ярославских князей Романовичей.

Однако Миллер отметил, что "он не был удовлетворен... с составлением таких таблиц об именах великих князей, царей и императоров России." Он писал, что располагает достаточным материалом по генеалогиям Рюриковичей и Романовых, чтобы не только опровергнуть положения Крекшина, но и составить собственную генеалогическую таблицу.

Но в этом деле, которое касалось высших царских особ, не обошлось без политического вмешательства.  В 1748 году президент Академии наук граф К. Г. Разумовский запретил Миллеру заниматься генеалогическими исследованиями под угрозой штрафа. Таблицы Миллера остались неопубликованными.  Однако некоторые из генеалогий были позднее опубликованы во втором томе "Таблиц генеалогий" М. После смерти Миллера в архиве были найдены некоторые его материалы по генеалогии русских государей и дворян.

Серьезная дискуссия по варяжско-русской проблеме разгорелась в Петербургской академии наук после предложения обсудить диссертацию "Миллера "Происхождение народа и имя России". Дискуссию инициировали действительные руководители Академии И. Д. Шумахер и Г. Н. Теплов. Последний обвинил Миллера в том, что он сказал, "что скандинавы успешно завоевали всю Россию своим победоносным оружием...".

"Диссертация" Миллера обобщала и систематизировала взгляды Байера, умершего десять лет назад. Печатные версии доклада долгое время считались уничтоженными. Диссертация первоначально была написана на латыни, переведена на русский язык и напечатана на обоих языках.

Основная идея этой работы была связана с доказательством скандинавского происхождения Рюрика и названия "Русь". Миллер предположил, что в финно-угорских языках слова, обозначающие шведов, имеют корень, близкий по звучанию к слову "русь". Развивая положения Байера, Миллер сделал вывод об организующей роли варягов в создании русского государства.  

Важнейшую роль в концепции Миллера сыграл его комментарий к летописным известиям о варяжской дани со славян и об изгнании заморских данников накануне появления на исторической арене князя Рюрика. Миллер считал победителем новгородских словен знаменитого датского викинга Рагнара Лодборга, который "покорил Русь, Финляндию и Биармию и отдал эти земли своему сыну Витцерку".Но последние якобы умерли в Прибалтике, и Словении удалось освободиться.

Против Миллера и его концепции выступали русские ученые М. В. Ломоносов, В. К. Тредиаковский, С. П. Крашенинников, Н. И. Попов. Академическая полемика вокруг его "диссертации" чрезвычайно важна для историографии норманнской проблемы. Помимо вопроса о происхождении Руси и этнической принадлежности варягов, оппоненты Миллера обращали внимание и на проблему источников. Тихомиров М. Н. Историческое знание в России второй половины XVIII века .

Ломоносов особенно возражал против метода Миллера принимать тезисы Байера без проверки. Он считал, и не без основания, что "слово " Русь", "русский", совершенно неизвестно северным языкам, но широко распространено на южном побережье Балтийского моря. Так, один устьевой рукав Немана называется Русой. Здесь же следует искать и родину Рюрика".  Действительно, точка зрения Миллера не нашла полного подтверждения. Например, в шведском словаре "100 000 заимствованных слов и имен в шведском языке" корень "русь" входит в число заимствованных. Кроме того, все слова, содержащие этот корень, также заимствованы есть много других доказательств.

Таким образом, тезисы немецкой норманнской теории уже к середине XVIII века столкнулись с жесткими контраргументами как в отечественной, так и в самой немецкой науке. Впоследствии, с поворотом к норманизму, немецкая наука политизировалась и фактически отказалась от объективного изучения варяжско-русского вопроса. 

Ломоносов и антинорманизм

Норманисты, все еще энергично творящие "из этимологии истории" и "из простого, может быть, случайного совпадения слов" и строящие "целые теории", в то же время постоянно говорят о "ненаучном" и "патриотическом" характере антинорманизма. И говорят они так громко и так многословно, что антинорманизм уже в XIX веке воспринимался как таковой априори, даже на уровне обыденного сознания. И прежде всего, только так можно говорить о выдающемся сыне России, по праву ставшем ее символом,-Михаиле Ломоносове. А проводится она потому, что была проведена 260 лет назад в открытой дискуссии в 1749-1750 годах. Что касается речи Г. Ф. Миллера "О происхождении имени и народа России", то он критиковал норманизм, как не имеющий абсолютно никакой опоры в источниках, настолько основательно, что в течение шестидесяти лет эта ложь не отравляла русскую историческую науку. И то, что в опровержении норманской теории Ломоносов руководствовался исключительно наукой, а не "ультрапатриотизмом" и "национализмом", а именно такие ярлыки-проклятия используются норманистами как важнейший аргумент в их "научной" борьбе с инакомыслием, надуманно приписывая Варяжско-русскому вопросу-чисто академический вопрос и потому должен решаться чисто академическими средствами-политическое звучание, подтверждают участники той же дискуссии, академики Петербургской Академии наук И. Е. Фишер и Ф. Г. Штрубе.Пирмонт. 

Русские русские, как и русский Ломоносов, тоже указывали на несовместимость речи-диссертации Миллера с наукой и возражали в своих отзывах на каждую ее страницу, и подтверждали это тем, что они немцы, то есть что в их мыслях нет ни малейшего зерна "русского патриотизма". Важно отметить, что Штрубе де Пирмон, как утверждал норманист В. А. Мошин, "наиболее резко критиковавший доклад Миллера, на самом деле расходился с ним лишь в деталях, признавая норманнское происхождение Руси." Весьма показательно также, насколько полностью совпадали выводы норманиста Штрубе де Пирмона и антинорманиста Ломоносова. Так, первый подчеркивал, что, "по моему мнению, Академия имеет справедливые основания сомневаться в том, прилично ли почитать упомянутую ее диссертацию для публичного чтения и обнародования ее народу" (позже он говорил, что Миллер " предлагает понятия о начале Русских, совершенно несходные с краткими и ясными свидетельствами наших летописцев и с известиями иностранных историков...").  

А второй отмечал, что она, поставленная на "шаткие основания", "очень недостойна, а русским слушателям и смешна, и досадна, и, по-моему, не может быть так исправлена, чтобы она когда-либо годилась для публичного действия" . А то, что диссертация Миллера действительно "очень недостойна" того, чтобы ее "читали публично и публиковали народу", подтвердили впоследствии, и, конечно, опять-таки не под влиянием русского патриотизма, ответственного за все беды норманистов, еще два немецких историка, А. Л. Шлецер и А. А. Куник. И эти столпы норманизма признавали, при всей их большой антипатии к русскому Ломоносову и при всей их большой симпатии к немецкому Миллеру, полную научную несостоятельность диссертации последнего: Шлецер называл многие ее положения "вздором" и "глупыми выдумками", а Куник кратко называл ее "препустом" (подобные эпитеты - "дурной" и "нелепый" - прилагались к ней много лет назад Ломоносовым).

Столь дружеское единодушие в оценке диссертации Миллера учеными, столь по-разному смотревшими на начало Руси, объясняется тем, что ее автор был совершенно не готов вести беседу по одной из сложнейших проблем исторической науки "О происхождении имени и народа России", из-за чего он более чем основательно запутался в истории. Ибо он основывал свою работу на деяниях датчан Саксона Грамматика (1140-ок. 1208), в которой он подробно рассказывает о многовековых войнах датчан с прибалтийскими русами, жившими в западной части современной Эстонии - провинциях Роталия-Русия и Вик с островами Эзель и Даго. И все эти события, происходившие в древности в Прибалтийском Поморье, Миллер, не понимая их смысла и территориальной привязки, перенес в историю Киевской Руси, в связи с чем появились мифические "русские цари" Олимар, Енев, Даг, Радбард, взявшие под свое покровительство датского короля Фротона III, жившего в третьем веке после рождества Христова и чей сын Фридлев "воспитывался на Руси".. В то же время он утверждал, что" гунны владели частью России вплоть до Финского залива", что датские и Шведские короли часто предпринимали походы" в Россию", что потомки" русского царя "Радбарда (Рандбарда), женившегося на дочери датского короля Ивара Видфадмия, умершего в 600 году, "с отменной храбростью" участвовали в битве при Бравалле и т. д. (Норманисты, не зная мнений Фишера, Штрубе де Пирмона, Шлецера, Куника и, не видя текста речи Миллера в глаза, все же представляют ее как высший образец исторической мысли того времени).  

Но поражение Миллера-норманиста не означало поражения самого норманизма, потому что последний имел - и в большом количестве - очень авторитетных пропагандистов и популяризаторов в Западной Европе и России. А его проникновение в нашу науку во втором десятилетии XIX века и последующее "триумфальное шествие" через нее связано с именем Шлецера, мысли которого о собственной истории кротко повторялись и под их влиянием весьма плодотворно порождали новые "аргументы" подавляющего большинства русских ученых. Как именно поступил знаменитый славист Ю. И. выразить эту ситуацию в 1830-е годы? Венелин, Шлецер", принимая профессорскую важность и вид грозного, беспощадного критика... он пугал молодых историков, следовавших за ним; Карамзин и другие клялись ему в повиновении и низко кланялись своим прадедам-скандинавам, норманнам, шведам, варягам и русам!"

И они добровольно "присягнули норманисту Шлецеру" и возвели его в ранг "классического вождя", по словам того же Венелина, потому что были западниками (а как же их не было, если с детства почти каждый русский был вдохновлен, и здесь уместно процитировать А. С. Грибоедова, заявившего в устах Чацкого в начале 1820-х годов: "как с малых лет мы привыкли верить, что нам нет спасения без немцев!"). И потому, стараясь изо всех сил соответствовать типу европейски образованного и европейски мыслящего исследователя, а главное, конечно, в глазах своих западноевропейских коллег, они очень часто возносили свои слова до абсолюта, не взвешивая их на весах критики, даже в ходе ее! - в адрес нашей истории. И прежде всего их заверения о якобы активных и масштабных действиях норманнов на Руси, в Причерноморье и на Каспии, которые были представлены как ярчайший пример проявления силы германского (норманнского) духа. Как образно выразился в 1839 г. Русские историки ищут приложения в русской истории к идеям Гизо о европейской цивилизации, и первый период измеряется норманнской ногой, а не русским аршином!..". Это крайне ненормальное положение дел в русской исторической науке, которое убивает желание найти в ней истину, Б. Г. Белинский, не сомневавшийся, надо сказать, в норманизме варягов и Руси:"наши историки ищут приложения в русской истории к идеям Гизо о европейской цивилизации, и первый период измеряется норманнской ногой, а не русским аршином! .." .

И это отношение нашей науки, которая изначально поставила себя в положение раба, старательно копируя все действия и слова ведущей западноевропейской науки, подорвало ее способность развивать варяжско - русский вопрос, ибо, и это уже замечание антинорманиста М. О. Кояловича, высказанное в 1884 г. Голубинский, "пристрастие автора к норманнскому или, точнее, шведскому влиянию в нашей стране даже в области религии иногда доходит до Геркулесовых столпов" и что "новым недостатком нашего авторского сравнительного метода является большее знание чужого, чем своего. В этом заключается величайшая опасность сравнительного метода в изучении нашего прошлого, которому должно противостоять более тщательное изучение собственного."

Но русская историческая наука, где мысли ученых жестко форматировали норманизм и западничество, игнорировала предостережения норманиста Белинского и антинорманиста Кояловича и мало думала о "тщательном их изучении". Русская история, как заключил в эмиграции И. Л. Солоневич, размышляя о причинах страшной катастрофы России 1917 года, едва не приведшей к ее гибели, что "мы очень мало знаем о действительной стороне русской истории - особенно профессора русской истории знают очень мало. Русская Русская история рассматривается с точки зрения западноевропейских образцов", и что "русская историография, за некоторыми и почти единичными исключениями, является результатом наблюдения русских исторических процессов с нерусской точки зрения"[72].Это объясняется тем, что именно профессора русской истории рассматривали эту историю с точки зрения западноевропейских образцов".

Еще в 1876 году историк и антинорманист И. Е. Забелин акцентировал внимание на прискорбном для русской науки факте, который, по-видимому, характерен только для нее и заставляет русских исследователей развивать раннюю историю своего народа и государства в ложных направлениях и по чужим образцам: если " немецкий ученый убежден, что германское племя всюду в истории было и остается основателем, строителем и проводником цивилизации, культуры, то он должен быть уверен, что; Русские ученые, по хорошим или не очень основательным причинам, никак не могут избежать мысли, что славянское племя, и русское в частности, никогда ничего не значило в культурном отношении и, по сути, представляет собой историческую пустоту. Было много причин, ученых и не ученых, для культивирования такого сознания... и среди них очень важной причиной было то, что мы получили свои научные знания от исторической науки, где эта истина подтверждалась почти каждый день." И, рассматривая в качестве примера взгляды М. Т. Каченовского и его учеников и М. П. Погодин, Забелин утверждали, что они " исходили из самых противоположных точек зрения, но пришли к одному и тому же концу и в основном выражали одну и ту же мысль, то есть идею исторической ничтожности русского бытия." Параллельно с созреванием и распространением в нашей науке идеи "исторической ничтожности русского бытия", в ней также выработалась чудовищная привычка, если говорить словами М. О. Кояловича, произнесенными несколько позже - в 1884 году, "унижать и поносить все...".  Солоневич, "нас учили плевать всем своим ...".  

Весьма показательно, что Шлецер, измеряя русскую историю "норманнской ногой", в то же время прекрасно осознавал ущербность этого стандарта, навязанного науке, в прокрустово ложе которого не укладывались многочисленные факты, например, факт исторического существования Причерноморской Руси, напавшей на Византию задолго до призвания варягов в 862 году и до их прихода в Киев в 882 году. Так, в византийском "Житии св. Стефана Сурожского" речь идет о нападении в конце VIII или самом начале IX века на крымский Сурож "великой русской армии". Еще одна византийская "Жизнь св. Георгий Амастридский" свидетельствует, применительно к 820-840 - м годам, о широкой популярности России на берегах Черного моря: "Произошло нашествие варваров, Руси, народа, как всем известно, крайне дикого и грубого, не несущего в себе никаких следов человечности" (масштаб действий России стремительно растет, и она, уже выйдя за пределы Крымского полуострова, воевала на пафлагонском побережье Малой Азии).

Патриарх Фотий, говоря о действиях рос в 860 году, уже под стенами столицы Византийской империи - Константинополя, куда они прибыли на 200 лодках, также подчеркивает факт давнего знакомства с ними своих соотечественников (и не только их): "Народ безымянный, народ неисчислимый (даром), народ поставлен наравне с рабами... И в "Окружном послании" к "восточным патриархам" в 867 г. он говорит о крещении рос и учреждении их епархии: "И до такой степени возгорелось в них желание и усердие веры, что они приняли епископа и пастыря и с великим усердием и усердием целуют веру христиан." И эта русская епархия - Росия-именуется во всех церковных грамотах византийских императоров, по крайней мере с 879 года, занимая 61-е место в списке митрополитов, подчиненных Константинопольскому патриарху. По-видимому, он располагался в городе Руси, отождествлявшемся с Босфором, расположенном в районе современной Керчи, и просуществовал до XII века. Арабский географ XII века. аль-Идриси отмечает, что Дон "впадает в город Матрачу и впадает в море между ним и городом Русия", а по договорам 1169 и 1170 годов с генуэзцами Византия предоставила им право посылать торговые суда во все свои гавани, кроме Руси и Матрачи.

Но норманист Шлецер был одержим желанием придать "норманнской ноге" видимость универсального "стандарта", одинаково подходящего как для западноевропейской, так и для восточноевропейской истории, а норманнской теории видимость причастности к науке и совершенству, ибо ее сторонники до сих пор утверждают, и это их важнейший "научный аргумент", что название" Русь " было принесено восточным славянам шведами. И это желание было настолько велико, что в начале 19 века в своем "Несторе" он просто выбросил Черноморскую Русь из русской истории, категорически заявив, что "русы, которые были около 866 г. - В. Ф.) близ Константинополя жили совсем иные люди, чем нынешние русы, а потому не принадлежащие к русской истории." В то же время европейская знаменитость сурово наказывала современникам и потомкам, что "никто уже не может напечатать, что Россия уже называлась Россией задолго до пришествия Рюрика", и что русская история начинается только "с пришествия Рюрика и основания Русского царства...".

Произвол и диктат в науке очень и очень опасны, потому что они уводят и науку, и общество от истины в мир фантазий и символизируют застой и регресс, которые никогда не обещают ничего хорошего. И есть слишком много примеров этого из нашего совсем недавнего прошлого, чтобы думать иначе. Но нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что в науке Ломоносов первым указал в своих замечаниях на речь Миллера, отметив, что "Фотий, патриарх Цареградский, в своем окружном послании пишет о походе киевлян на Царь-град:" Русы завоевали для себя бесчисленное множество народов и ради этого восстали против Римской империи." Невозможно было сделать так много вещей и с такой славой за короткое время. Следовательно, русский народ был задолго до Рюрика".  

То, что" русский народ был за много лет до Рюрика", предполагал и сам Шлецер, но это было в 1768 году, когда он еще во многом мыслил русскую историю самостоятельно и в соответствии с источниками, а не под влиянием трудов создателей норманнской теории - шведских донаучных авторов XVII века и шведских историков XVIII века, соблазнившихся своим норманизмом, который так льстил национальной гордости и самосознанию шведов. В работе" Probe russischer Annalen "("Опыт изучения русских летописей") немецкий ученый утверждал, вопреки норманнской теории, следовательно, по логике ее приверженцев, во имя" русского патриотизма", что Понтийская (Черноморская) Русь издревле существовала на юге Восточной Европы, т. е. существовала без всякой связи со скандинавами, и была могущественным народом," покорившим, как говорит Фотий, бесчисленное множество других народов", и населявшим" сегодняшнюю Крымскую Татарию".

По словам Шлецера, эти русские "имели свой собственный язык, бесценные следы которого дошли до нас благодаря императору Константину. Но они не были ни славянами, ни готами." И, отрицая связь Понтийской Руси с роксоланами, он сближал ее с румынами, хазарами, болгарами, аланами, лезгинами, объясняя, что греки называли русских "скифами, таврами, тавро-скифами". В то время Шлецер также справедливо критиковал "усилия", которые он предпринял в середине XVIII века. шведский поэт и по совместительству королевский историограф О. Далин, бесцеремонно вписавший историю России в свою многотомную "Историю Шведского государства" (тут же переизданную в Германии и тут же "открывшую" глаза подавляющему большинству немецких историков на этнос летописных варягов), хотя, как справедливо заметил историк, ни он, ни его предшественники, защищая тезис о шведском характере варягов, не дают доказательств этому, и сообщил им в ответ, что, начиная с Ломоносова, антинорманисты говорят: "Остается недоказуемым, что шведская природа варягов-это Варяги Нестора были именно шведами."

В то же время Шлецер сосредоточился на том, что он назвал "двойным заблуждением", которое привело к этому выводу Далина и на котором норманнская теория выросла и расцвела в шведской литературе: "Сначала он предположил, что варяги были шведами, а затем, основываясь на этом, он считал, что Россия в то время и затем долгое время находилась под властью Швеции. Такова логика!", - саркастически парировал Шлецер выводы шведских норманистов, принятые и тиражированные историками других стран. И касаясь темы происхождения имени русского народа якобы от шведов, ученый правильно заметил тогда и о норманистском уклоне, и о том, чему оно так радикально противоречит: "Те, кто считает Рюрика шведом, находят этот народ без особого труда. Руотци, говорят, сегодня по-фински называется Швеция, а швед-Руоцалайнен: только слепой не увидит здесь русских! И только Нестор четко отличает русских от шведов. Более того, у нас есть множество средневековых рассказов о шведах, а также тщательно составленный список всех их имен: ни одно из них не указывает на то, что какой-либо народ когда-либо называл шведов русскими. Почему финны называют их руотци, я, честно говоря, не знаю".  

Но под влиянием ряда факторов, , научная честность Шлецера, а вместе с ней и его научная честность, в значительной степени исчезли. И он в" Несторе "1802 года, повторяя слова скандинава Тунмана о том, что именно скандинавы "основали Русское государство", и утверждая, также грубо попирая истину, что "ни один ученый историк в этом не сомневается", довел норманизм до такого состояния, что даже норманист  В. А. Мошин в 1931 году был вынужден охарактеризовать его как" ультранорманизм Шлецеровского типа " (Шлецер, по его словам, является "родоначальником так называемого "ультранорманизма").. Русские русские, и хотя он все еще продолжал подчеркивать, потому что не мог полностью игнорировать очень четкие указания нашей древнейшей летописи - ПВЛ, что "Нестор четко отличает русских от шведов", но теперь, чтобы хоть как-то привести летопись в соответствие с норманнской теорией, он изобрел (и на таких выдумках основана норманнская теория) "особый вид" скандинавов-русов, родиной которых, по его "воле и повелению", стала Швеция (Причерноморская Русь, ставшая в этом случае препятствием его концепции, была вычеркнута из русской истории).

"Ультранормализм" Шлецера проявился в том, что он смотрел на русскую историю в" Несторе " сквозь призму наивного германоцентризма и скандинавской истории. Немцам, как говорил Шлецер, суждено было посеять" первые семена просвещения " в Европе, что до прихода скандинавов Восточная Европа была "пустыней, в которой малые народы жили отдельно...", что все там было "покрыто мраком" и что люди жили там "без правительства"... подобно зверям и птицам, населявшим их леса, они жили рассеянно... без всякого общения между собой", были "немногочисленны и полудикари", и "кто знает, как долго они оставались бы в этом состоянии, в этой блаженной нечувствительности для получеловека, если бы их не разбудили" скандинавы, распространившие "человечность" на своих землях".

И этот наивный германоцентризм Шлецера (а он опирался на давний и чрезвычайно простой тезис немецких историков, на котором они строили всю европейскую историю: "кто храбр, тот, вероятно, немец") перенял и тиражировал русский норманизм, который говорил от имени науки и был представлен прежде всего Н. М. Карамзиным. Русская Русская история Как И. Е. Забелин справедливо отмечал в 1876 году, что взгляд Шлецера на русскую историю был подкреплен авторитетом "Карамзина, как выразителя русского европейски образованного большинства, вообще мало верившего в какие-либо самобытные исторические заслуги русского народа. Русский историк и великий немецкий ученый одинаково смотрели на славянский мир вообще и на русский мир в частности. Оба они рассматривали этот мир в истории как пустое место, на котором скандинавские варяги построили и устроили все, с чем мы до сих пор живем". 

Заключение

Основу русской истории составляет летопись, полная пропусков, ошибок и орфографических ошибок. Многие вещи в летописях, как мы видели выше, были неправильно поняты, потому что они понимали текст, основанный на нормах современного языка, и просто не знали старых норм. Нельзя было ограничиться толкованием неясных, темных мест, основываясь только на рассматриваемом отрывке. Надо было понять его в свете предыдущих и последующих. Необходимо было иметь логическое понимание времени, места, условий, событий. Короче говоря, я должен был быть русским историком. И таких историков не было. Основоположниками русской исторической науки были немцы, которые еще со времен Петра I ставили перед собой задачу создания истории России. Они не знали и сотой доли того, что мы знаем сейчас. И они даже не могли знать, потому что некоторые из них даже не говорили по-русски! (Байер, например). Столкнувшись с дикой, неграмотной Россией, они смирились с тем, что так было и раньше, упустив из виду, что такое Киевская Русь и в какую бездну невежества и нищеты она впала из-за нашествия и многовекового владычества татар. Естественно, при таком скудном знании Древней Руси идеи Шлецера о том, что наши предки были настоящими дикарями, были в известной мере оправданы: они судили по настоящему, забывая о блестящем прошлом. Выводы, к которым пришли немецкие ученые, стали своего рода каноном, в достоверности которого сомневаться считалось чем-то вроде святотатства. И, пожалуй, самое главное: история находилась под давлением политики - германскому влиянию в России было выгодно поддерживать в русских веру в то, что без варягов им не обойтись. Норманнская теория считалась “благонамеренной", и всякий , кто выступал против нее, подвергался сомнению в “надежности” и т. д. До второй половины нынешнего столетия господствовало учение норманнской школы, и авторитет ее светил Шлецера-со стороны немецких ученых, Карамзина-со стороны русских писателей был подавляющим.

Главным опровержением норманнской теории является достаточно высокий уровень социально-политического развития восточных славян в IX в. По своему экономическому и политическому уровню славяне были выше варягов, поэтому не могли даже заимствовать государственный опыт у пришлых. Государство не может быть организовано одним человеком - в данном случае Рюриком. Государство есть продукт сложного и длительного развития социальной структуры общества. В целом можно сделать основные выводы из анализа норманнской концепции и ее критики антинорманизмом:

Норманисты так и не смогли найти убедительных доказательств в пользу того, что варяги и русы были германцами;
Антинорманисты разработали основательную систему доказательств негерманского происхождения варягов и Руси. Таким образом, следует признать, что немцы-скандинавы не принимали никакого участия в формировании древнерусского государства. Возникновение древнерусского государства было подготовлено многовековым развитием восточных славян.  

Список литературы

1. Гедеонов С. А. "Варяги и Русь" - СПб., 1876, с. 4-6, 307-358.
2. Иванов К. " Где родина Руси? Еще раз о Несторе и забыли норманнскую теорию". - М.: ОЛМА-Пресс, 2000, С. 23-45. 
3. Лихачев Д. С. "Крещение Руси и государство Русское" Новый мир 1988 № 6, с. 249 - 258. 
4. Материалы и книги (отрывки из "Повести временных лет" о призвании варягов). - М., Образование, 2000, с. 85-90. 
5. Паранин В. "Корела, она же Изначальная Россия". - М.: Гардарики,1999, с. 100-103. 
6. Рыбаков Б. А. Всемирная история. М., 1984. С. 13-17, 36-38, 50, 66-68.
7. Соловьев С. М. "История России до 1850 года" - М., 2001, с. 6 
8. Шахматов А. А. "Повесть временных лет" ТОДРЛ 1916 РАН Пушкин С. 12, 27 - 43, 112 - 128, 129 - 150. (www.pushkinskijdom.ru) 
9. Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона СПб.: Фирма "ПОЛРАДИС", ОАО "Иван Федоров", 1993--1998 42 т.
10. Томсен В. Начало русского государства / / Чтения Общества истории и древностей Российских. 1891г. Кн. 1. Раздел 2.