Реферат на тему: Неявное знание и его роль в развитии науки с точки зрения М. Полани

Содержание:

Введение

Когда мы говорим о развитии науки с точки зрения философии, нельзя пройти мимо Михаила Поланьи (1891-1976) и его концепции имплицитного, личностного знания. Несмотря на прошедшие годы, концепция не утратила своей актуальности. Она оказала значительное влияние на ход научной мысли, раскрыла сам процесс научного познания с неожиданной стороны. Именно в ней Полани рассматривал познавательную деятельность как процесс не только объективный, но и субъективный. Широкий спектр значений, которые он вкладывает в понятие "личностное знание", позволяет не ограничиваться исследованиями, изучать только научное знание, но и изучать другие формы знания, отражающие всю богатую духовную сферу человека. Это особенно ценно с точки зрения философского подхода к развитию науки. В последнее время в когнитивной науке наметилась тенденция к переходу к феноменологии, к субъективным особенностям познания, к "методологии от первого лица", что лишь подчеркивает актуальность понятия имплицитного знания. Соответственно, к этому понятию применяются и современные методы когнитивных наук: системный, феноменологический, телесный. Объем работы не позволит нам детально проанализировать понятие и выявить, как оно повлияло на развитие науки, поэтому в данном реферате мы рассмотрим 4 аспекта понятия и остановимся на познавательной или познавательной деятельности как процессе научного исследования. В общем, вся концепция посвящена ему, его проблемам поиска объективной истины. В заключение хочу добавить, что именно рассматривая концепцию имплицитного, личностного знания Михаила Поланьи, можно найти объяснение таким явлениям, как озарение, интуиция и в какой-то степени гениальность.

Познание и его формы

Сознание человека-это всегда сознательное существо, выражение его отношения к своему бытию. Знание - это объективная реальность, данная в сознании человека, который в своей деятельности отражает и в совершенстве воспроизводит объективные природные связи реального мира. Познание - это процесс приобретения и развития знания, его постоянного углубления, расширения, совершенствования и воспроизводства, который определяется прежде всего общественно - исторической практикой. Это взаимодействие объекта и субъекта, результатом которого является новое знание о мире.

Термин "знание" обычно употребляется в трех основных смыслах: а) способности, умения, умения, основанные на осознании того, как что — то сделать, осуществить; б) любая когнитивно значимая (в частности, адекватная) информация; в) особая когнитивная единица, гносеологическая форма отношения человека к действительности, существующая наряду и в связи с "другим" - с практическим отношением. Второй и третий аспекты являются предметом рассмотрения эпистемологии (теории познания) и эпистемологии — теории научного познания.

Человек постигает окружающий мир, осваивает его различными способами, среди которых есть два основных. Первый (генетически оригинальный) - материально-технический-производство средств существования, труда, практики. Вторая - духовная (идеальная), в которой познавательные отношения субъекта и объекта являются лишь одним из многих других. В свою очередь, процесс познания и получаемые в нем знания в ходе исторического развития практики и самого познания все более дифференцируются и воплощаются в различных формах. Последние, хотя и родственные, не тождественны друг другу, каждый из них имеет свою специфику.

Поэтому познание как целостное явление

Познание как форма духовной деятельности существует в обществе с момента его возникновения, проходя вместе с ним определенные стадии развития. На каждом из них процесс познания осуществляется в разнообразных и взаимосвязанных социокультурных формах, выработанных в ходе человеческой истории. Поэтому познание как целостное явление не может быть сведено ни к какой форме, даже если оно столь же важно, как научное, которое не "охватывает" познание как таковое. Поэтому гносеология не может строить свои выводы, черпая материал для обобщения только из одной сферы — научной и даже только из "высокоразвитого естествознания".

Уже на ранних этапах истории существовало обыденное и практическое знание, которое давало основные сведения о природе, а также о самих людях, условиях их жизни, общении, социальных связях и т. д. Основой этой формы познания был опыт повседневной жизни, практика людей. Знания, полученные на этой основе, сильны, но хаотичны, разрозненны, представляют собой простой набор информации, правил и т. д. Сфера повседневного знания разнообразна. Она включает в себя здравый смысл, верования, предзнаменования, первичные обобщения существующего опыта, закрепленные в традициях, преданиях, назиданиях, интуитивных убеждениях, предчувствиях и т. д.

Одной из исторически первых форм является игровое познание как важный элемент деятельности не только детей, но и взрослых. В процессе игры индивид осуществляет активную познавательную деятельность, приобретает большое количество новых знаний, впитывает богатства культуры — деловые игры, спортивные игры, актерские игры и др. Общеизвестно, что игра имеет большое значение для удовлетворения неиссякаемого любопытства детей, формирования у них духовного мира, определенных знаний и навыков общения.

В настоящее время понятие игры широко используется в математике, экономике, кибернетике и других науках. Здесь все чаще используются специальные игровые модели и игровые сценарии, где разыгрываются различные варианты протекания сложных процессов и решения научно-практических задач. Ряд влиятельных направлений в современной философской и научной мысли выдвинули игру в качестве самостоятельного направления изучения. Это, в частности, герменевтика (Гадамер), философская антропология (Финк) и др. Таким образом, Хейзинга считает игру универсальным принципом формирования культуры, основой человеческого сообщества в любую эпоху. Согласно Гадмеру, игра-это способ быть произведением искусства, которое, в свою очередь, является основным способом достижения (раскрытия) истины.

Мифологические знания играли важную роль, особенно на начальном этапе человеческой истории. Его специфика в том, что это фантастическое отражение действительности, это бессознательная художественная переработка природы и общества народной фантазией. В рамках мифологии развивались определенные знания о природе, космосе, о самих людях, условиях их существования, формах общения и т. д. В последнее время выяснилось (особенно в философии структурализма), что мифологическое мышление-это не просто безудержная игра фантазии, а своеобразное моделирование мира, позволяющее запечатлеть и передать опыт поколений. Таким образом, Леви-Стросс указал на конкретность и метафоричность мифологического мышления, его способность обобщать, классифицировать и логически анализировать.

Мифологическое мышление характеризуется слиянием с эмоциональной сферой, нечетким разделением объекта и субъекта познания, предмета и знака, вещи и слова, происхождения (генезиса) и сущности явлений и т. д. Объяснение природных и социальных явлений, а также мира в целом сводилось к рассказам об их происхождении и создании (генетика). Некоторые современные исследователи считают, что в наше время значение мифологических знаний отнюдь не уменьшается. Итак, П. Фейерабенд убежден, что достижения мифа несравненно значительнее научных: изобретатели мифа, по его мнению, заложили основы культуры, тогда как рационалисты лишь изменили ее, и не всегда в лучшую сторону.

Уже в рамках мифологии возникает художественно-образная форма познания, получившая впоследствии наиболее развитое выражение в искусстве. Хотя она и не решает конкретно когнитивных проблем, она содержит в себе достаточно мощный эпистемологический потенциал. Более того, например, в герменевтике, как уже говорилось, искусство считается важнейшим способом раскрытия истины.

Хотя, конечно, художественная деятельность не вполне сводима к познанию, но познавательная функция искусства через систему художественных образов является для него одной из важнейших. Художественно осваивая действительность в ее различных формах (живопись, музыка, театр и т. д.), удовлетворяя эстетические потребности людей, искусство одновременно познает мир, а человек творит его — в том числе и по законам красоты. В структуру любого произведения искусства всегда входят в той или иной форме определенные знания о разных людях и их характерах, об определенных странах и народах, их обычаях, нравах, быте, их чувствах, мыслях и т. д.

Одной из древних форм знания, генетически связанных с мифологией, является философское знание. (это будет обсуждаться позже) и религиозное знание. Особенности последней обусловлены тем, что она обусловлена непосредственной эмоциональной формой отношения людей к господствующим над ними земным силам (природным и социальным). Будучи фантастическим отражением последнего, религиозные идеи содержат в себе определенное знание действительности, хотя часто и извращенное.

Библия и Коран, например, представляют собой довольно мудрую и глубокую сокровищницу религиозных и иных знаний, накопленных людьми на протяжении веков и тысячелетий. Однако религия (как и мифология) не производила знания в систематической, тем более теоретической форме. Она никогда не выполняла и не выполняет функции производства объективного знания, которое является универсальным, целостным, самоценным и основанным на фактических данных. Если религиозное знание характеризуется сочетанием эмоционального отношения к миру с верой в сверхъестественное, то сущность научного знания-рациональность, которая содержит в себе и эмоции, и веру как подчиненные моменты.

Следует иметь в виду, что рациональность (лат. reason-разум), придающая решающее значение мышлению (разум и разум), многообразна по своим формам, одной из которых является научная рациональность. Последняя, в отличие от других ее форм, характеризуется "концептуальным творчеством", работой с идеализированными объектами и ориентацией на познавательное, познавательное (лат. В современной философии науки научная рациональность чаще всего понимается как совокупность норм, идеалов и методов, характеризующих научное исследование в целом, разрабатываются различные модели научной рациональности — индуктивистская, дедуктивистская, эволюционная, реалистическая и др.

Таким образом, познавательная деятельность человека сформировалась еще до появления науки как специфического способа духовного освоения действительности. Однако если в других формах духовной деятельности познавательный элемент имел подчиненное значение, то в науке он становится главным, определяя все остальные его аспекты (социальные, культурные, нравственные и т. д.

Говоря о формах познания, нельзя обойти вниманием известную (особенно в современной западной эпистемологии) концепцию личностного познания, разработанную британским ученым М. Полани. Он исходил из того, что познание-это активное постижение познаваемых вещей, действие, требующее особого искусства и специальных средств. Поскольку науку делают люди, то знания, полученные в ходе научной деятельности (как и сам этот процесс), не могут быть обезличены. Это значит, что люди (точнее, ученые) со всеми своими интересами, предпочтениями, целями и т. д. они не могут быть отделены от знания, которое они производят, или механически заменены другими людьми.

Согласно Полани, личное знание обязательно предполагает интеллектуальную преданность. Она захватывает не только познаваемую действительность, но и саму познающую личность, ее заинтересованное (а не безразличное) отношение к знанию, ее личностный подход к его интерпретации и использованию, ее собственное понимание в контексте специфических, высокоиндивидуальных, изменчивых и, как правило, неконтролируемых ассоциаций.

Личное знание-это не только совокупность высказываний, но и индивидуальный опыт. Личность живет в нем "как в одежде из собственной кожи", а не просто констатирует свое существование. Таким образом, в каждом акте познания есть страстный вклад познающего, и это "дополнение" есть не свидетельство несовершенства, а существенный необходимый элемент познания, который не делает последнее чисто субъективным.

Переход рационального и иррационального

Полани отстаивает положение о том, что человек обладает двумя типами знания: явным, артикулированным, выраженным в понятиях, суждениях, теориях и других формах рационального мышления, и неявным, неявным, не поддающимся полному отражению слоем человеческого опыта. Имплицитные знания не артикулируются в языке и воплощаются в телесных навыках, паттернах восприятия и практических навыках. Она не допускает полной экспликации и изложения в учебниках, но передается "из рук в руки", в общении и личных контактах исследователей.

В настоящее время растет интерес к проблеме иррационального, то есть того, что лежит за пределами досягаемости разума, и оно недостижимо с помощью рациональных известных средств, но, тем не менее, все больше укрепляется убеждение, что наличие иррациональных пластов в человеческом сознании создает ту глубину, из которой возникают новые смыслы, идеи, творения. Взаимный переход рационального и иррационального является одной из фундаментальных основ процесса познания. Однако значение экстрарациональных факторов не следует преувеличивать, как это делают сторонники иррационализма.

Типологизация знаний может осуществляться по различным основаниям (критериям). В связи с этим выделяют, например, рациональное и эмоциональное знание, феноменалистическое (качественные понятия) и эссенциалистское (вооруженное преимущественно количественными средствами анализа), эмпирическое и теоретическое, фундаментальное и прикладное, философское и частнонаучное, естественнонаучное и гуманитарное, научное и вненаучное (интерес к которому в последнее время заметно возрос) и др.

Концепция неявного знания М. Полани и многообразие научных традиций

Нетрудно показать, что в научном познании мы имеем дело не с одной или несколькими, а со сложным многообразием традиций, отличающихся друг от друга содержанием, функциями в науке и способом их существования. Начнем с последнего.

Достаточно внимательнее присмотреться к дисциплинарной матрице Куна, чтобы заметить некоторую неоднородность. С одной стороны, он перечисляет ее компоненты, такие как символические обобщения и концептуальные модели, а с другой-ценности и паттерны решения конкретных проблем. Но первые существуют в виде текстов и формируют содержание учебников и монографий, в то время как еще никто не написал учебного курса, излагающего систему научных ценностей. Ценностные ориентации мы получаем не из учебников, а усваиваем их во многом так же, как и родной язык, то есть по прямым образцам. Каждый ученый, например, имеет некоторое представление о том, что такое красивая теория или красивое решение проблемы, изящно поставленный эксперимент или тонкое рассуждение, но об этом трудно говорить, это так же трудно выразить словами, как наши представления о красоте природы.

Известный химик и философ М. Полани убедительно показал в конце 50-х годов нашего века, что предпосылки, на которые опирается ученый в своей работе, не могут быть полностью вербализованы, т. е. "Большое количество учебного времени, - писал он, - которое студенты химии, биологии и медицины посвящают практическим занятиям, свидетельствует о той важной роли, которую играет в этих дисциплинах передача практических знаний и умений от преподавателя к студенту. Из сказанного можно сделать вывод, что в самом сердце науки существуют области практического знания, которые не могут быть переданы посредством формулировок." Полани назвал этот тип знания неявным знанием. Ценностные ориентации можно смело причислить к их числу.

Таким образом, традиции могут быть либо вербализованными, существующими в форме текстов, либо невербализованными, существующими в форме имплицитных знаний. Последние передаются от учителя к ученику или от поколения к поколению на уровне непосредственного проявления паттернов деятельности или, как иногда говорят, на уровне социальных ретрансляторов. Об этих последних мы поговорим более подробно. И сейчас важно, что признание неявного знания значительно усложняет и обогащает нашу картину традиционной природы науки. Необходимо учитывать не только ценности, как это делает Кун, но и многое, многое другое. Что бы ни делал ученый, будь то постановка эксперимента или представление его результатов, чтение лекций или участие в научной дискуссии, он часто невольно демонстрирует образцы, которые, подобно невидимому вирусу, "заражают" других.

Вводя имплицитные знания и соответствующие имплицитные традиции, мы оказываемся в сложном и малоизученном мире, в мире, где живут наш язык и научная терминология, где логические формы мышления и его основные категориальные структуры передаются из поколения в поколение, где укоренены так называемые здравый смысл и научная интуиция. Очевидно, что родной язык мы изучаем не по словарям или грамматикам. В той же степени вы можете быть вполне логичны в своих рассуждениях, никогда не открывая учебник логики. И где мы заимствуем наши категориальные представления? Ведь ребенок постоянно задает свой знаменитый вопрос " почему?", хотя никто не читал ему специального курса лекций о причинности. Все это-мир неявного знания. Историки и культурологи часто используют термин "ментальность" для обозначения тех слоев духовной культуры, которые не выражены в форме явного знания и тем не менее по существу определяют лицо той или иной эпохи или народа. Но у каждой науки есть свой менталитет, который отличает ее от других областей научного знания и от других сфер культуры, но тесно связан с менталитетом эпохи.

Сопоставление эксплицитного и имплицитного знания позволяет более точно провести и осознать давно установившееся различие между научными школами, с одной стороны, и научными направлениями-с другой. Развитие научного направления может быть связано с именем того или иного крупного ученого, но это не обязательно предполагает постоянные личные контакты людей, работающих в этом направлении. Другое дело-научная школа. Здесь эти контакты абсолютно необходимы, потому что опыт, непосредственно передаваемый на уровне образцов от учителя к ученику, от одного члена сообщества к другому, играет огромную роль. Поэтому научные школы имеют, как правило, определенное географическое положение: Казанская школа химиков, Московская математическая школа и т. д.

А как быть с образцами решений конкретных задач, которым Т. Кун придает большое значение? С одной стороны, они существуют и переводятся как текст, а потому могут быть отождествлены с явным, то есть явным, знанием. Но, с другой стороны, перед нами будут образцы, а не словесные предписания или правила, если для нас важна информация, прямо не выраженная в тексте. Предположим, например, что доказательство теоремы Пифагора приведено в тексте, но нас интересует не эта конкретная теорема, а то, как должно быть построено математическое доказательство вообще. Эта последняя информация представлена здесь только в виде примера, т. е. Конечно, прочитав доказательство нескольких теорем, мы приобретем некоторый опыт, некоторые навыки математического рассуждения вообще, но это опять же будет трудно выразить словами в виде достаточно четкого предписания.

В свете вышесказанного можно выделить два типа имплицитных знаний и имплицитных традиций. Первые связаны с воспроизведением непосредственных паттернов деятельности, вторые вовлекают текст как посредника. Первое невозможно без личных контактов, для второго такие контакты необязательны. Все это совершенно очевидно. Гораздо труднее противопоставить неявное знание второго типа явному знанию. Действительно, прочитав или услышав от учителя доказательство теоремы Пифагора, мы можем либо повторить это доказательство, либо попытаться перенести полученный опыт на доказательство другой теоремы. Но, строго говоря, в обоих случаях речь идет о воспроизведении образца, хотя вряд ли нужно доказывать, что второй способ гораздо сложнее первого. Разницу можно продемонстрировать на примере изучения иностранного языка. Одно дело, например, запомнить и повторить фразу, но совсем другое-построить подобную фразу, используя другие слова. В обоих случаях исходная фраза играет роль образца, но при переходе от первого ко второму происходит значительное расширение выбора. В то время как простое повторение исходной фразы ограничивает эти возможности особенностями произношения, создание нового предложения предполагает выбор подходящих слов из всего арсенала языка. Мы вернемся к этому различию позже.

Принципы Евклида

Итак, введенное М. Полани понятие имплицитного знания позволяет существенно обогатить и дифференцировать общую картину традиционной природы науки. Давайте сделаем еще один шаг в этом направлении. Нетрудно заметить, что имплицитные традиции могут основываться как на образцах действий, так и на образцах продуктов. Это показательно: одно дело, если вам показали технологию производства какого-то предмета, например, керамики, другое-показали готовый кувшин и предложили сделать такой же. Во втором случае вам предстоит сложная и не всегда выполнимая работа по реконструкции необходимых производственных операций. Однако в познании мы постоянно сталкиваемся с проблемами такого рода.

Давайте рассмотрим несколько примеров. Мы привыкли говорить о таких методах познания, как абстракция, классификация, аксиоматический метод. Но, строго говоря, слово "метод" здесь должно быть заключено в кавычки. Можно продемонстрировать на уровне последовательности операций какой-нибудь метод химического анализа или метод решения системы линейных уравнений, но это еще никому не удавалось сделать применительно к классификации или к процессу построения аксиоматической теории. В формировании аксиоматического метода огромную роль сыграли "Принципы" Евклида, но это был не образец операций, а образец произведения. То же самое верно и в отношении классификации. Наука знает много примеров успешных классификаций, многие ученые пытаются построить нечто подобное в своей области, но никто не знает рецепта построения успешной классификации.

Нечто подобное можно сказать и о таких методах, как абстрагирование, обобщение, формализация и т. д. Мы можем легко продемонстрировать соответствующие образцы продукта, то есть общие и абстрактные утверждения или понятия, достаточно формализованные теории, но не процедуры, не способы действия. Кстати, они не обязательно должны существовать, потому что процессы исторического развития не всегда выражаются в терминах целенаправленных действий человека. Мы все знаем наш родной язык, он существует, но это не значит, что мы можем предложить или реконструировать технологию его создания.

Мы не хотим этим сказать, что перечисленные методы и вообще образцы продуктов познания являются чем-то иллюзорным, мы не собираемся недооценивать их значение. Они составляют основу целеполагания, формируют идеалы, к реализации которых стремится ученый, организуют поиск, определяют форму систематизации накопленного материала. Однако их не следует путать с традициями, определяющими процедурный арсенал научного знания.

Из всего вышесказанного напрашивается еще один вывод: каждая традиция имеет свою сферу распространения, и есть традиции специальной науки, которые не выходят за пределы определенной области знания, а есть общенаучные или, выражаясь более осторожно, междисциплинарные. Вообще говоря, это вполне очевидно на уровне эксплицитного знания: методы физики или химии широко используются не только в естественных, но и в общественных науках, выступая тем самым в качестве междисциплинарных методов. Однако вышесказанное позволяет нам значительно расширить наши представления в этой области. Аксиоматические построения в геометрии стали образцом для подобных построений в других областях знания. Современные физические теории стали идеальными для других дисциплин, которые стремятся теоретизировать и математизировать. Возникает мысль, что одна и та же концепция может выступать как в качестве парадигмы Куна, так и в качестве модели для других научных дисциплин. Речь идет о образцах продукции. Например, экология, возникшая в прошлом веке как раздел биологии, с тех пор породила множество своих аналогов, таких как экология преступности, этническая экология и так далее. Излишне говорить, что все эти дисциплины не имеют прямого отношения не только к биологии, но и к естествознанию вообще.

В этот момент концепция Т. Куна начинает испытывать серьезные трудности. Наука в свете его модели выглядит как отдельный организм, живущий в своей парадигме именно в скафандре с автономной системой жизнеобеспечения. А теперь оказывается, что скафандра нет и ученый подвергается всем воздействиям окружающей среды. Возникает даже вопрос, который не мог прийти в голову Куну: а в каких традициях работает ученый прежде всего – в специальных научных или междисциплинарных? И почему биолог, который на каждом шагу пользуется методами физики или химии и часто мечтает теоретизировать и математизировать свою область по физической модели, почему он все-таки биолог, а не кто-то другой? В чем причина такого представления о Себе? Этот вопрос о границах наук не так прост, как может показаться на первый взгляд. Найти ответ-значит выявить особый класс субъектообразующих традиций, с которыми наука связывает свою специфику, свое особое положение в системе знания, свой образ Я-образ.

Заключение

Итак, пришло время подвести итоги. Мы рассмотрели 4 аспекта концепции личностного знания М. Полани. Мы выяснили, как эта концепция рассматривает научный поиск. Сделаем краткие выводы из накопленной информации. Основная идея М. Полани: Человек не способен абстрактно проникать в суть вещей, он всегда соотносит процесс познания с собственным сознательным и бессознательным опытом, установками. Существует два типа знания: центральное знание и периферийное знание. А периферийная, бессознательная часть знания является необходимой основой для функционирования центральной части. Имплицитное знание имеет эмпирическую основу, выработанную в ходе познавательной деятельности, которая дает бессознательное ощущение правильности или тупиковости научного исследования по тому или иному вопросу. Человеческое тело-один из важнейших источников неявного знания, инструмент, с помощью которого человек взаимодействует с объективной реальностью. Различные инструменты, которыми мы пользуемся, являются, согласно Полани, продолжением нашего тела. Полани разделяет субъективное и личное. Личностные черты, направленные на поиск объективной истины, осознание необходимости общепринятых норм и стандартов, хорошо усвоенные в процессе познавательной деятельности, скорее помогают ему творчески подходить к получению объективных научных результатов. На результат также будут влиять эмоциональный фон человека, установки и жизненные принципы. Можно с уверенностью сказать: по сравнению с подходом позитивистов Полани сделал большой шаг вперед, углубил понимание процесса научного поиска, рассмотрел его под неожиданным углом. До сих пор многие положения его концепции находят практическое применение.

Список литературы

1. Степин В. С. Философия науки. Общие проблемы: учебное пособие для аспирантов и соискателей ученой степени кандидата наук / В. С. Степин. - М.: Гардарики, 2006. - 384с.
2. Лешкевич Т. Г. "Философия науки: традиции и инновации" М.: ПРИОР,2001
3. Спиркин А. Г. Философия. Учебник. М., 1999. Глава XII
4. Алексеев П. В., Панин А. В. Философия. Учебник. Москва, 1997.
5. Краткая философская энциклопедия, Москва, 1994.