Реферат на тему: Национальное своеобразие русского просвещения

Содержание:

Введение

XVIII век в области культуры и быта России-это век глубоких социальных контрастов, расцвета просвещения и науки. Невежда Митрофанушка и блистательный Ломоносов, сандалии с его сюртуком и роскошные туалеты императрицы, дымная изба и великие творения русских зодчих-все существовало одновременно, отражая разные уровни культуры управляемых и правящих классов.

Но, несмотря на весь колорит русского Ренессанса, остается много вопросов, связанных с самостоятельностью развития этого периода. Так что же такое искусство XVIII века в России-заимствование, копирование западных образцов или органическое слияние русской художественной традиции, обогащенной западным культурным опытом? Жизнь русского общества в XVIII веке значительно усложнилась. Не все его пружины, с их тонкими связями, видны с первого взгляда; вот почему ход этой жизни кажется поверхностному наблюдателю капризным и неожиданным, иногда даже противоречивым. Что же так осложнило русскую жизнь в этом столетии? Реформы, начатые предшественниками Петра и продолженные им? В чем была причина резкого изменения мировоззрения и образа жизни русского образованного общества? С XVIII века это общество активно подвергалось влиянию чужой культуры. Но до этого культура и религия Византии была привнесена в русскую землю, почему же это не привело к такому расколу в обществе, а только принесло единство нации?

Просвещение в петровскую эпоху

Русские реформы открывают новую эпоху в русской истории и, прежде всего, эпоху русского Просвещения, которое задает тон и идеологическую направленность. Заметим попутно, что термин “петровские реформы” (с заглавной буквы) относится к нам не просто как к реформам, осуществленным Петром Великим (тем более что действия и кампании петровского времени очень трудно квалифицировать как реформаторскую деятельность в традиционном смысле-это скорее, по мнению большинства исследователей, “культурная революция”, исторический “скачок”, вынужденный “перелом”), но условное, устоявшееся наукой социокультурное название “первого импульса” модернизационных процессов в России., который вывел страну и русскую культуру из эпохи Античности и Средневековья (которые не полностью отделились друг от друга и сосуществовали как синкретическое единство более семи веков - с конца X до конца XVII века) в современную парадигму.
Эпоха русского Просвещения (XVIII век в России) - важный период в развитии русской культуры, означавший постепенный переход от традиционной античной культуры, сочетавшей в себе черты средневековья со слабыми феодальными отношениями и родовым, общинным укладом жизни, к культуре Нового времени (в классической русской культуре XIX века), начавшейся с петровских реформ (первая последовательная попытка модернизации России “сверху”). Как было показано в цикле его исследований, посвященных этой эпохе, академик А. Панченко, в том числе в книге "Русская культура накануне петровских реформ”, основным содержанием петровской модернизации была секуляризация культуры (то есть ее "мирскость”), разрушившая специфическую смысловую целостность древнерусской культуры, которая, несмотря на множество внутренних противоречий, была целиком религиозной и застывшей как система готовых стандартов, штампов, форм этикета.

Ярко выраженное двоеверие Древней Руси было вполне закономерным, ибо возникло на фоне сектантской борьбы язычества и христианства, а древняя культура представляла собой религиозное целое единое и семантически единое, ибо синтетическое религиозное мировоззрение связывало все слои и компоненты культуры в нераздельное, аморфное “единство”: различия, даже противоположные язычеству и раннему христианству, связанные по принципам дополнительности (двоеверие) и взаимопроникновения, способствовали формированию Православия как национально-специфического варианта христианства., базируется на локальном, этническом своеобразии восточнославянской культуры (в лице ее мифологии и ритуала) и устойчивом синкретизме архаической картины мира восточных славян.

Русский религиозный раскол XVII века разделил национальное религиозное сознание надвое и поляризовал русскую культуру по религиозному принципу ("старая вера" или "новая вера"), фактически означая возникновение религиозного плюрализма при отсутствии взаимной религиозной терпимости. Там, где языческие и христианские символы могли объединяться на основе национально-государственной и культурно-языковой общности, различная трактовка православных обрядов в условиях национального кризиса и социальной нестабильности привела российское общество к идейно-идеологическому, социально-психологическому и бытовому противостоянию и распаду социокультурной целостности на два во многом взаимоисключающих мира (“старообрядцев” и “никониан”). Петровские преобразования сделали социокультурный раскол России еще более жестким, непримиримым и необратимым, а главное-многомерным, развивающимся одновременно в нескольких направлениях.

Как логическое продолжение драматических процессов русского религиозного раскола в XVII веке, полоса петровских реформ, проникнутая пафосом секуляризации, расчленила одну предшествующую русскую культуру (синкретическую культуру “-веру”) на собственно “культуру” и “веру” (культуру веры), т. е. на две разнообразные культуры: светскую (светскую) и религиозную (духовную). Если даже поверхностные различия в исполнении религиозных обрядов могли расколоть Православие как конфессиональное и духовное единство, то секуляризация всей религиозной и традиционной культуры до недавнего времени не могла не иметь еще более разрушительных последствий для древнерусской культуры. Как и любая общинная структура, античная цивилизация не могла выдержать ни малейшего нарушения вековых традиций, апеллируя к социальной гармонии общества в далеком прошлом: любая, даже частная модернизация приводила к краху “единодушия” общества по ряду принципиальных вопросов, к высшим разделениям и конфликтам, к крайней поляризации общественного мнения и неизбежному расколу.

Г. Федотов в своем исследовании “Святые Древней Руси”, ссылаясь на списки канонизированных святых, составленные академиком Е. Голубинским, констатировал последовательный и резкий упадок, " утечку” святости из русской жизни. По мнению Федотова, Петру нужно было разрушить лишь обветшалую оболочку Святой Руси: его " осквернение” старой Руси встретило ничтожное духовное сопротивление - древнерусская жизнь, лишенная святости, стала мертвой. Речь шла, конечно, не об утрате какого-то существенного качества или существенной составляющей целого (“святости”), а об изменении общественного отношения к некоторым традиционным ценностям, ранее почитавшимся всем обществом, а впоследствии вызвавшим противоречивое и даже амбивалентное отношение.

Фактически признание самой религиозности как необязательной, необязательной составляющей культуры, однозначное отделение светской власти от церкви, подчинение церкви государству явились взрывными факторами в динамике русской культуры. Религиозная часть русской культуры фактически осталась на периферии национально-исторического развития и утратила ряд прежде необходимых понятийно-регулятивных функций (хотя для большинства населения России она была основой жизни естественной и привычной), а новообразованная светская, светская культура, напротив, приобретала все более разнообразные функции и укоренялась в центре официальной, общественной, культурной и общественной жизни, принимая самостоятельный характер (хотя это была культура образованного меньшинства, дворянской элиты). Таким образом, противопоставление религиозного и светского дополняется противопоставлением центра и периферии, просвещенного меньшинства - непросвещенного большинства, целенаправленной государственной культурной политики - стихийной и стихийной народной культуры.

В то же время церковная реформа, проведенная Петром I, вытеснив традиционно понимаемую святость и сакральные ценности "православной цивилизации" из государственного обихода” Святой Руси", но объективно не сумев (равно как и не желая) убрать из жизни и русской культуры саму религиозность как таковую, тем самым способствовала сакрализации важнейших светских институтов и культурных явлений (в том числе и тех, которые в принципе не входили в горизонт верующего и понимались скорее как антипод святости, чем как ее светский аналог), который пришел на смену религиозному культу. Это привело, с одной стороны, к отчуждению светской власти от религии (вплоть до признания ее власти Антихристовой, например, старообрядцами), с другой стороны, к порождению и распространению в массовом сознании нового и специфического для русской культуры феномена - "светской святости" (акад. А. Панченко), заключавшегося в экстраполяции атрибутов культовой святости на нерелигиозные предметы и явления.

“Светская святость” выражалась в таких разных и далеких друг от друга явлениях, как политическая сакрализация личности монарха (культ Петра I, Екатерины II и др.), культ государства и нации, русской армии и флота и их военных побед, государственное и национальное самодовольство, идеологическая сакрализация культурной классики (ярко заявившая себя по отношению к русской литературе уже в XVIII, но особенно в XIX в.: Державин, историко-языковые заслуги Н. Карамзина; эстетический культ А. Пушкина и борьба за первое место на "литературном олимпе"), возникновение и дальнейшее обострение критико - философской полемики, направленной на сакрализацию определенных идей, норм, ценностей, самоутверждение естественно-гуманитарных наук-философии и искусства.

Русская русская культура начала развивать способность “религиозной энергии русской души” переключаться и направляться на цели, которые “уже не являются религиозными” (Н. Бердяев), то есть на социальные, научные, художественные, политические цели и т. д., что ярко проявилось уже в увлечении русских общественно-политических и культурных деятелей XVIII века масонством и внеконфессиональной мистикой (А. Сумароков, М. Щербатов, И. Елагин, И. Лопухин, И. Тургенев, М. Херасков, В. Майков, Н. Новиков, И. Шварц, А. Суворов, Павел I и др.). Исследователь русского масонства академик А. Пыпин отмечал, что широкое распространение масонства было популярно среди умов, “вышедших из простого невежества”, еще "мало образованных настоящей наукой". По существу, масонство у русских неофитов научного мышления представлялось особой наукой, формой сокровенного знания о мире, являясь фактически функцией религиозного, а часто и мифологического сознания, заменяя позитивные науки и выдавая себя за таковые, представляя иррациональное в рациональной форме и наоборот.

Идеологический плюрализм XVIII века, возникший в результате исторически логического раскола единой средневековой культуры, изначально закономерно вписывался в барочную модель конкуренции различных идеологических течений и принципов: в одном смысловом пространстве сталкивались в напряженном диалоге-споре (или эклектическом хаосе) пессимизм и оптимизм, аскетизм и гедонизм, “школьная” схоластика и дилетантизм, дидактика и развлекательность, этикет и сенсационность, постоянство и ситуативность, эстетизм и утилитаризм. Однако “государственно-центризм", характерный для русской цивилизации, начиная с конца XVI века, окончательно восторжествовал перед лицом светской культуры, подчинившей себе элементы духовной и религиозной культуры (а в некоторых частях отвергавшей их, если казалось, что последние мешали обновлению России, удерживали ее в рамках средневековья, церковной традиции). В дальнейшем религиозная специализация культуры становилась все более узкой отраслью общественной деятельности и в системе морфологии русской официальной культуры XVIII в. - периферийная и второстепенная область по сравнению с наукой и искусством, литературой и философией, образованием и воспитанием, техникой и политикой.
Впервые русская культура обрела настоящую (и поразительную!) Плюрализм вкусов и стилей, ценностей и норм, традиций и идеалов не мог не сказаться на повседневном поведении людей XVIII века, которые, по сравнению с людьми Древней Руси, могли развиваться и реализовывать себя с неизмеримо большей степенью потенциальной свободы.

Однако эта потенциальная свобода осложнялась принципиально новыми культурными функциями как повседневных явлений, так и поведенческих особенностей, выявившихся в результате петровских реформ. На самом деле в повседневном поведении русского дворянства произошла настоящая революция: оно оказалось вписанным в иную нормативную систему и приобрело новый культурный смысл.

Неизбежный “упадок литературы” Петром компенсировался информативностью словесных произведений; борьба со словесным этикетом породила устранение многих запретов в потребительском поведении и искусстве, рождение новых жанров и стилей в искусстве, прежде немыслимых (например, жанр путешествий, “история”, “эпистола”, края и т.; В результате растущего интереса к вещам и материальной стороне действительности русская культура смогла освоить новые, ранее зарезервированные для нее смысловые области и темы. Реальность мира стала описываться и интерпретироваться более адекватно и без привязки к вековым идеалам религии и традиционной этики и эстетики; жизнь и повседневный опыт стали постоянным предметом отражения в литературе и искусстве. Литература петровского времени не породила своего художественного стиля, но полем ее обозрения была действительность во всей ее широте и безграничности.

Просвещение в XVIII веке

По словам историка Карамзина: "Екатерина была истинной наследницей величия Петрова и вторым просветителем новой России. Главное в этом незабвенном монархе то, что она смягчила самодержавие, не потеряв его силы. Она ласкала так называемых философов восемнадцатого века и была очарована характером древних республиканцев, но ей хотелось повелевать, как земному Богу, - и она это делала. Петр, насилуя нравы народа, имел нужду в жестоких средствах-Екатерина могла обойтись без них, к удовольствию своего нежного сердца: ибо она не требовала от русских ничего противного их совести и гражданскому мастерству, стараясь только возвеличить Отечество, данное ей Небом, или ее славу-победами, законодательством, просвещением."
Но все же многие идеи европейских мыслителей были воплощены в жизнь во время ее правления. О них надо сказать особо. Самая важная идея-это общественный договор Томаса Гоббсона и идея разделения властей Шарля Луи Монтескье. По мнению М., когда хотя бы две из этих функций объединяются в одной руке, неизбежно возникает произвол.

Другим важным направлением во внутренней политике Екатерины было продолжение дела Петра Великого. Екатерина видела свою главную заслугу в европеизации России, в превращении ее в мощную империю с ведущей ролью в мировой политике. Екатерина была убеждена, что сам успех петровских реформ был лучшим доказательством принадлежности России к европейской цивилизации.

Но ее отношение было далеко не прямолинейным. Вот что пишет историк Н. В. Об отношении императрицы к наследию Петра Великого.  Рязановский: "Пристальное внимание Екатерины к первому императору породило ее критическое отношение, которое с годами усилилось. Хотя такое критическое отношение могло быть заимствовано у ее любимого Монтескье, считавшего Петра Великого тираном. Озабоченная прежде всего идеалом справедливого законодателя-центральным в концепции просвещенного абсолютизма и даже в политической мысли эпохи Просвещения в целом-Екатерина с сожалением обнаружила в Петре Великом много недостатков. Он, по существу, подчеркивал наказание и управлял скорее страхом, чем любовью и доверием к тем, кому служил. Екатерина сформулировала свои " правила правления "следующим образом:" Если государственный деятель ошибается, если он плохо думает или принимает неправильные меры, то весь народ испытывает вредные последствия этого. Нужно часто спрашивать себя: справедливо ли это предприятие? Полезно ли это? "Это именно эта постепенность отличает Екатерининское осуществление реформ внутри государства. Для этого сначала было создано несколько комиссий, состоящих из высших сановников, которым было поручено изучить положение дел.

Итак, Екатерина приступает к осуществлению реформ. Первой из реформ был Сенат (1763). Причиной тому было устаревание Сената: он совмещал в себе слишком много функций (законодательной, судебной, контрольной), указы Сената плохо исполнялись, а сенаторы были недостаточно образованны. Проект трансформации был разработан Н. И. Паниным. Проект предусматривал разделение Сената на шесть департаментов со строго определенными функциями в конкретных областях. Сенат также утратил свою законодательную власть, но он по-прежнему имеет контрольную и судебную функции. Таким образом, идея разделения властей не была реализована в полной мере, что было главным недостатком реформы.

Еще одним продолжением петровской реформы можно считать секуляризацию церковных земель. По указу 1764 года монастырские земли вместе с крестьянами были переданы в особую коллегию хозяйства. Бывшие монастырские крестьяне стали поэтому называться хозяйственными, и их правовое положение стало примерно таким же, как у чернорабочих, т. е. Теперь все налоги должны были выплачиваться государству, что было гораздо проще. Около 2 миллионов крестьян избавились от монастырской крепостной зависимости, их земельные наделы увеличились, им стало легче заниматься ремеслами и торговлей.
Западноевропейское просвещение было характерным результатом раннего буржуазного, демократического развития стран, которые были развиты в социально-экономических и политических отношениях. Эпоха Просвещения в этих странах сменила классицизм или Реформацию, которой, в свою очередь, предшествовал Ренессанс. В России Просвещение, начатое Петровскими реформами, сменило вялое средневековье, осложненное в XVII веке заимствованным и плохо переваренным барокко. Поэтому ни прав, ни свобод, предоставленных всем гражданам общества, ни системы подробных законов, в том числе конституции, ни самостоятельной деятельности различных слоев гражданского общества, ни массового распространения наук, искусств и образования - признаков буржуазно-демократического развития - русская культура XVIII века не знала и не могла знать, кроме как из западных книг и путешествий по Европе, тех немногих представителей дворянства, которые решились на это.

Идеи западного Просвещения на русской почве не могли найти воплощения и были обречены оставаться " чистой теорией”, абстрактными примерами, оторванными от практики и отделенными от практической реализации непреодолимой бездной политических запретов, религиозных предрассудков и суеверий, обыденных привычек и бытовой инертности, подкрепленных институционально и идеологически, более того, идеями буржуазно-демократического развития, принятыми аристократией, просвещенным дворянством, в российских социально-политических и культурных условиях, они имели шанс быть переоцененными до полной неузнаваемости, то есть стать совершенно другими идеями.

Неудивительно, что русское Просвещение лишь частично совпадало по своим идеалам, концепциям, художественно-философским воплощениям с западноевропейским, а по своей сути было типологически близким к нему, но качественно иным культурным феноменом
Наконец, культурная политика просвещения, проводимая социальной “верхушкой” общества, дворянством имперского правительства и окружения, не могла принципиально отличаться от культурной политики западного “третьего сословия” в интересах если не буквально социального “низа” или “всего народа”, “всей нации”, то, во всяком случае, достаточно широких демократических масс. Содержание, направленность, цели и результаты одной и другой версий просвещения, безусловно, отличались.

Более того, просвещение “сверху” в государстве, в значительной степени сохранившем феодальную иерархию, феодальные институты и феодально-классовые предрассудки, неизбежно было классово-избирательным, дозированным, переменчивым и предвзятым, тогда как в буржуазных демократиях (или под соответствующим идеологическим влиянием) просвещение тяготело к идеям равенства, социальной справедливости, универсальности, доступности и т. д. Классовое просвещение имело тенденцию функционировать вертикально, буржуазно-демократическое - горизонтально. Русская и западная модели просвещения не совпадали друг с другом не только по своему социальному пафосу и культурному значению, но и по тому, как они функционировали в обществе.

Предоставление новых “вольностей” дворянству Екатериной II было органически связано с усилением социального неравенства и крепостного права, а апология “просвещенной монархии” была не более чем фасадом (украшенным западноевропейской либеральной риторикой и символикой) того же восточного абсолютизма (Державинская Фелица - недаром она “киргизско-кайсатская княгиня”, а ее придворный сановник - лирический герой Державина - носит титул “мурза”). Однако роль символической атрибутики и культурной семантики русского государства и общественной жизни в России XVIII в.

Она была сама по себе чрезвычайно велика: и эксперименты высшего законотворчества (знаменитый Екатерининский” Орден"), и обращение к европейским авторитетам Вольтера, Д. Дидро, С.-Л. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо, Г. Э. Лессинга, К.-А. Гельвеция, и либеральный стиль официальной идеологии, и игра императрицы в демократические принципы, и апология “просвещенной монархии” в эпоху Екатерины создали определенную интеллектуальную и эмоциональную атмосферу (внешне очень похожую на европейскую), благоприятную для развития русской культуры не только одной “волной” монаршей воли, но и в соответствии с логикой ее имманентного саморазвития, способствовали расцвету профессионального творчества во всех областях, стимулировали разнообразные идейные, стилистические и жанровые поиски художников.

В результате были созданы благоприятные условия для возникновения и расцвета русской дворянской культуры и развития плюрализма в различных областях: литературе и философской мысли, науках и искусствах, архитектуре и государственном строительстве, эстетических вкусах и нравственно-религиозных идеях, в общественно-политической мысли; это также создало предпосылки для все более широкого распространения идей и концепций западного Просвещения среди образованных людей. Русская духовная и социальная элита xviii века говорила на языке европейской культуры, что было принципиально важно не только для сложившейся социокультурной ситуации (положившей начало развитию науки и философии, научной и общественной мысли, публицистики и канцелярской работы), но и для понимания наметившихся тенденций дальнейшего исторического развития русской культуры.

Русская Русская “высокая” культура XVIII века. Бросается в глаза появление огромного количества иноязычных заимствований (из голландского, немецкого, латинского, позднее французского и других языков); затем борьба “архаистов” и “новаторов” в русском языке (речь шла об употреблении церковнославянизмов, русских калек из европейских языков, варваризмов и неологизмов, используемых для наименования новых явлений в быту и общественной жизни, в культурной жизни и политике, в науках и искусствах); Б.; позже ciscoview и carminita. Привлечение новых слов, выражений, терминов и понятий не было самоцелью языкового творчества русских европейцев. Новая лексическая ситуация в России отражала интенсивное развитие русской элитарной культуры тех предметов и явлений, которые были ей еще неизвестны, но практически или теоретически необходимы. Изучение языковых процессов и конфликтов в России XVIII века. Русское Просвещение (в том числе впервые появившийся в массовом масштабе феномен полиглотизма) дает ключ к объяснению всей культурной парадигмы русского Просвещения и ее дальнейшей эволюции в начале XIX века.

Отметим, что образ Европы и европейской культуры в повседневной жизни русского образованного дворянства с самого начала петровских реформ приобрел характер единой, целостной, семантически недифференцированной системы, которой в действительности никогда не существовало. Для образованной русской европейской культуры, начиная с ее “открытой” для России, была наднациональная сущность, искусственно сконструированная, модернизированная русским сознанием, своего рода “переделка” или “симулякр”, который важен для русской культуры эпохи Просвещения как своего рода матрица, эталон, пример для подражания и т. д. Русское полу-просвещенное дворянство составляло образец европейской культуры, сочетавший в себе черты голландской и немецкой, французской и английской, древнегреческой и латинской - культурные традиции и образцы, причудливо переплетавшиеся в соответствии с наивными представлениями русских неофитов о Европе и европеизме, порожденными периферией и отсталостью России. Образ "общеевропейского дома" был предвосхищен” русскими путешественниками " за три столетия до того, как он начал реализовываться в истории европейской цивилизации (на рубеже XX-XXI веков).

На этой искусственно сконструированной модели наднационального синтеза базировалось стремление русской культуры стать "равной" культуре общеевропейской. Упорство, с которым, например, М. В. Ломоносов стремился представить “русский язык” в своих риторических наставлениях как универсальный и универсальный, сочетающий в себе преимущества греческого, латинского, немецкого, французского, испанского, итальянского и других европейских языков по отдельности, а в синтезе, достигаемом русским языком, - даже превосходящий любой из них, по крайней мере потенциально. Неограниченные возможности для духовного роста и самосовершенствования в русле общеевропейского развития открывались, по мнению русских просветителей, и перед отечественной культурой, которой нужен был только толчок и достойный пример для подражания.

Заключение

Русское Просвещение, начиная с Петровских реформ и заканчивая “Золотым веком”, одновременно выступало как обновляющая и разрушающая сила по отношению к древнерусской культуре и ее ценностям, традициям и нормам Святой Руси, допетровской цивилизации, и в этом отчетливо проявлялся ее модернизационный характер и смысл. Обновление Просвещения, однако, коснулось не только прошлого, но и настоящего, в том числе и самого начала Просвещения; в этом отношении это было не только отрицание другого ("непросветленного”), но и самоотречение самого Просветления.
Русское Просвещение сильно отличалось от западноевропейского тем, что идеология просвещенного абсолютизма не предшествовала демократической идеологии всеобщего просвещения, как это было, например, во Франции, а сопровождала ее, вернее, сама ее осуществляла. Идеи социального равенства и реализации равных возможностей, родовой ценности человека, органичности человеческих чувств к " природе”, воспитания творческих способностей человека независимо от его происхождения и т. д., развивавшиеся на Западе под влиянием буржуазно-демократических процессов, в России XVIII в. вступают в неразрешимое противоречие с феодальной системой земледелия, деспотическим внеправовым государственным самодержавием - средневековым национальным идеалом централизованной абсолютной власти, тяжелой классовой и бюрократической иерархией как незыблемым фундаментом стабильности русской цивилизации, игнорированием личности (в том числе творческой), консерватизмом государства Православия с его ориентацией на “традицию” и мессианскими единицами, перенесенными с религиозной идентичности государства в целом, включая атрибуты светской власти.

Список литературы

1. Анисимов Е. В., Каменский А. Б. Россия в XVIII-первой половине IX в.-М., 1995.
2. Краснобаев Б. И. Очерки по истории русской культуры XVIII века. 2-е изд., Москва, 1987
3. Лотман Ю. М. " Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII-середина XIX в.). Санкт-Петербург, 1994.
4. И. В. Мирецкая, Е. В. Мирецкая, И. П. Шакирова "Культура эпохи Просвещения". Просвещение, 1996.
5. Кондаков И. В. "Введение в историю русской культуры" М. 1997
6. Кара-Мурза А. А., Поляков Л. В. Реформатор: русские о Петре I. Опыт аналитической антологии. Иваново, 1994