Реферат на тему: Корнелий Тацит "Анналы" книга 1

Содержание:

Введение

Актуальность исследования. Работа позволяет определить взгляды историка в тяжелый исторический период. Корнений Тацит пережил нелегкое время коренной общественной ломки, императорского террора, уничтожения исторических ценностей римского народа. Он изобразил эту эпоху лично и красочно.

Он наблюдал, размышлял и не боялся думать до конца. В сочинениях Тацита содержатся и обоснование исторической необходимости императорской власти, и яростное порицание императоров, их аморализма и извращенной беспощадности. Однако выражает это разногласие не противоречивость мысли историка, как порой полагали и полагают исследователи, а живую диалектику общественного развития. Он осознал и выявил, что императоры справились разгулом страстей и, никак не стесняясь в средствах, установили в Риме порядок, показав, что режим их был спасителен и исторически целесообразен. Однако осознал и высказал он в собственных книгах кроме того и что-то иное: совместно с своеволием и страстями, с разбродом и ссорами отошли из государства и пылкая необходимость любого гражданина принимать участие в делах отчизны. Плюсы и минусы изжитого общественного состояния стали неразделимо взаимосвязаны. Однако для Тацита эти плюсы и минусы не исчерпывались определением "взаимосвязи".

Цель работы - рассмотреть творчество Корнелия Тацита и на его основе выяснить, каких политических взглядов придерживался автор.

В соответствии с целью определяются следующие задачи:

• рассмотреть жизненный путь Корнелия Тацита от рождения до смерти.
• определить какое административное положение занимал Тацит в Римской империи
• дать характеристику его произведениям
• на основе трудов Тацита проанализировать, каких политических взглядов он придерживался.

В качестве источников при написании работы использовались письма Плиния Младшего, благодаря которым, мы установили примерный год рождения Тацита, его родину. Также в письмах Плиния Младшего содержатся немало сведений, касающихся профессиональной деятельности Тацита. Характеризуя исторические труды Тацита, мы обращаемся к таким трудам таких деятелей, как Тит Ливий, Плутарх и Полибий. Наибольшую значимость представляют труды самого Тацита, как ранние "Диалог об ораторах", "Германия" и "Жизнеописание Юлия Агриколы", так и два его зрелых исторических труда "История" и "Анналы".

Литературное творчество Тацита начинается с небольших произведений. Первой Тацит написал автобиографию Юлия Агриколы, своего теста. Этот труд известен нам как "Жизнеописание Юлия Агриколы". Тацит не только рассказал о судьбе горячо любимого тестя, но и собрал множество этнографических и географических подробностей о жизни британских племен, где Агрикола нес службу. Тацит на примере своего тестя демонстрирует, что даже при суровом императоре добродеятельный человек может жить и процветать. Сочинениие "De origine, situ, moribus ac populis Germanorum" ("О происхождении, расположении, нравах и населении Германии") стало вторым произведением Тацита. Это географическо-этнографический очерк о жизни древних германцев и о расположении отдельных племён 8. Данный труд является ценным источником по истории древних германцев. Это произведение использовалось идеологами германского национализма и оказалось большое влияние на развитие германского национального движения, благодаря наличию характеристик древних германцев

Третьим трудом Тацита является "Диалог об ораторах". Сюжет этого произведения есть беседа нескольких известных в Риме ораторов о своем ремесле. Основная тема "Диалога" - это причины упадка красноречия. Раннее эту тему в своих произведениях затрагивали: Август Сенека Старший, Сенека Младший (114-е письмо к Луцилию), Петроний ("Сатирикон"), Квантилиан ("О причинах порчи красноречия").

Пережив эпоху Домициана, Тацит твёрдо решает описать это сложное время, начав свое повествование с 69 года, "года четырех императоров". Первоначально Тацит планировал описать правление Домициана в негативном свете и противопоставить ему властвование Нервы и Траяна. Однако, разочаровавшись в новом режиме, историк изменил свои взгляды, что нашло отражение в его сочинениях, а также Тацит отказался от описания правления Траяна и Нервы. Так появляется труд "История", который охватывает период с 69 по 96 годы н.э. В современной историографии бытует мнение, что Тацит закончил свое произведение в 109 году, однако, никакого подтверждения этому нет. Во время написания "Истории" Тацит столкнулся с необходимостью исследования предпосылок тех проблем, с которым столкнулось римское общество при правлении 4-ех императоров и Флавиях. Поэтому он и начал свое следующее произведение "Ab excessu divi Augusti" ("От кончины божественного Августа"), в котором повествуется о правлении Тиберия, Калигулы, Клавдия и Нерона. Это самое крупное произведение историка, которое в Новое время начали называть "Анналами". По разным оценкам, "Анналы" были написаны после 110 или после 113 года. До наших дней целиком сохранились только книги I--IV, и XII--XV, частично - VI, XI, XVI, а также небольшой фрагмент книги V. Таким образом, в основном сохранились описания правления Тиберия и Нерона, частично - Клавдия и совершенно не дошёл рассказ об императорстве Калигулы. В "Анналах" Тацит озвучил намерение описать правление Октавиана Августа, но об этом сочинении ничего не известно - по-видимому, оно так и не было написано 2. Отечественная историография. В России революционная трактовка Тацита вдохновляла декабристов. Им восторгались Н. Муравьев, А. Бестужев, М. Лунин, М. Фонвизин, Н. Тургенев, и другие 3. Бригген на следствии присваивал свой свободный образ мыслей чтению Тацита. Для Ф. Глинки это был "великий Тацит". Корнилович именовал его "красноречивейшим историком своего и едва ли не всех последующих веков, глубокомысленным философом, политиком". А. Корнилович и Д. Завалишин переводили его труды.  

Пушкин в 1825 году, задумав "Бориса Годунова", приступил к изучению "Летописи". В своих "Замечаниях к анналам Тацита" он полностью поддерживает декабристское толкование трудов римского историка. Однако в то же время Пушкин в ряде точных суждений раскрывает преувеличенный характер обвинений Тацита против Тиберия.

Герцен любил Тацита. Он рассказывает, как во время ссылки во Владимире, в сентябре 1838 года, искал книгу для чтения. - В конце концов я наткнулся на одного, который поглотил меня до глубокой ночи, - это был Тацит. Тяжело дыша, с холодным потом на лбу, я прочел ужасную историю ".

В царской России с ее властным самодержавием оценки Тацита, ставшие популярными на Западе, очень редко находили отклик. Апологетом Римской империи и критиком Тацита выступил украинский буржуазный историк М. П. Драгоманов. По его мнению, Тацит был слишком пристрастен к императору Тиберию. Гораздо более прогрессивные убеждения высказывал В. И. Модестов (1839-1907), близкий в свое время к "Земле и воле" Чернышевского . Его монография "Тацит и его сочинения", далекая от нас уже более века, включает в себя много правильных и отнюдь не устаревших суждений о морально-политическом облике Тацита и его исторической беспристрастности. Авторский перевод сочинений Тацита, "Сочинения Корнелия Тацита", также представляется высокой заслугой автора. Он подчеркивал мастерство историка И. М. Гревса, отмечал искусство Тацита в разоблачении пороков своего времени и в описании сражений, однако упрекал его в отсутствии критериев для установления истины. В то же время он признавал Тацита беспристрастным и правдивым.

С накоплением и развитием историографии в начале XX века критическая традиция стала определять отношение к Тациту. Теперь оценки первых римских императоров, сделанные Тацитом, повсеместно стали рассматриваться как предвзятые. Эта тенденция наиболее ярко проявилась в изображении царствования Тиберия. Единственной обобщающей работой по историку в этот период в русскоязычной историографии стала монография Г. С. Кнабе

"Корнелий Тацит", выпущенный в 1981 году. Помимо Кнабе, изучением Тацита в СССР занимались И. М. Тронский, А. Г. Бокщанин, А. С. Крюков, И. М. Сидорова, С. Л. Утченко, М. А. Шмидт, Т. И. Кузнецова. Большинство ученых признавали заслуги и достоинства Тацита как писателя и историка, но чаще всего его оценка царствования Тиберия также считалась предвзятой. 

Зарубежная историография. Впервые Беат Ренан опубликовал сочинения Тацита с комментариями в XVI в. И. М. Тронский в своем труде отмечает, что это произошло в Базеле в 1519 г. В то время было модно использовать произведения Тацита в немецкой публицистике.  В частности, немецкие публицисты находили соответствия между современными германскими землями и землями древних германских племен. Ренан не только выступал против этой тенденции, но и ставил под сомнение эту переписку. Тем не менее, комментируемые издания Тацита известным филологом Юстусом Липсиусом стали более известными. Именно Липсий считается первым исследователем творчества римского историка. Только в "Летописях" он предложил около тысячи усовершенствований, чтобы точнее реконструировать первоначальное Писание, но стоит сказать, что некоторые из них он позаимствовал у своих предшественников.

В 1734 году Шарль Монтескье написал небольшой трактат под названием "Рассуждение о причинах величия и упадка римлян"." Французский просветитель в этой работе критически подошел к сведениям историка и, сравнив его сведения с другими источниками, пришел к выводу, что он необъективен. Вольтер пошел еще дальше в оценке субъективности Тацита. Он считал себя публицистом, а не историком и советовал им относиться к информации со скептицизмом. Идея вторичности творчества Тацита в XIX веке получила широкое распространение в Европе.6 Часто бывает так, что исследователи высоко ценили литературные способности Тацита, но в мастерстве историка было отказано.

Теодор Моммзен критиковал его отрывочные, недостоверные и противоречивые сведения о военных походах и называл Тацита "самым невоенным из историков". Бонапартист Дюбуа-Гишан, прокурор по должности, в двухтомной монографии опроверг"клевету" Тацита на римских императоров. Однако более серьезные историки, такие как Амедей Тьерри во Франции, Меривель в Англии, стремились привести доказательства того, что Римская империя была прогрессивным явлением по сравнению с Республикой. Немецкие историки взволнованно приступили к апологии даже Тиберия и Нерона, т. е. те цари, которых Тацит заклеймил в своем рассказе. Суждения римского историка казались предвзятыми, продиктованными узко аристократической точкой зрения. Более того, тщательное сравнение Тацита с другими историками империи показало, что он не всегда оригинален и следует определенной традиции сенаторской историографии. Отношение к Тациту, как и к историку и моралисту, у многих ученых стало резко отрицательным. Остался только Тацит, художник, мастер рассказа. Более" умеренную " позицию по отношению к Тациту высказал в этот период известный французский историк римской культуры Буассье, также один из апологетов Римской империи. Он оценивает Тацита как фигуру, привыкшую к империи, но не сумевшую преодолеть предрассудки собственного аристократического окружения, как правдивого писателя, но склонного к аффектированному изложению в духе современной реторики.

Маркс и Энгельс были хорошо знакомы с трудами Тацита и неоднократно упоминали "Германию". Маркс рассматривал "Германию" как главное историческое доказательство германской сельскохозяйственной общины. Постоянные ссылки на Тацита мы находим в трудах Энгельса о древних германцах ("Марк", "К истории древних германцев", "Франкский диалект") и о первоначальном христианстве ("Бруно Бауэр и первоначальное христианство", "К истории первобытного христианства"). Энгельс широко использует "Германию" в "Происхождении семьи, частной собственности и государства", где помещает сведения Тацита о семье, общине и военном строе германцев в широкие рамки этнографических материалов по истории первобытного общества.

В XX веке волнение за будущую судьбу капиталистического общества, охватившее многих представителей буржуазного мира, сделало их более восприимчивыми к проблемам последнего из великих римских историков. Современные ученые уже не оценивают его только как художника и стремятся глубже проникнуть в его мировоззрение как моралиста и общественно-политического мыслителя. Об этом много говорят, исходя из того или иного "центра" лучше всего постигать мысли Тацита. Тем не менее воинствующий идеализм, свойственный многим из этих исследователей (Клингнер, Бюхнер), побуждает их искать этот "центр" в абстрактных идеях (например, в идее "добродетели"), которые менее всего характерны для римского историка, не склонного к философствованию. 

Лев, крупный историк римской литературы на рубеже XIX и XX веков, подвел итог этой тенденции в изучении Тацита. Тацит не независим, он не исследователь, его цель-не истина, но он был поэтом, "одним из немногих великих поэтов римского народа"

Во второй половине XX века появилось несколько крупных обобщающих работ о Таците. Очень быстро признание завоевал двухтомный труд Рональда Сайма "Тацит", изданный в 1958 году. Труды Сайма были признаны основополагающими не только в отношении самого историка, но и в отношении его времени. Эта работа стала рассматриваться как образец того, как изучать творчество и жизнь автора в историко - культурном контексте. Помимо Сайма, монографические исследования были опубликованы Этторе Параторе, Кларенсом Менделлом, Рианнон Эш, Рональдом Меллором, Пьером Грималем, Рональдом Мартином, Также в 1968 году подробная статья о Таците была написана венгерским ученым Иштваном Борзаком для дополнительного тома энциклопедии Паули - Виссова.

Корнелий Тацит и его жизнь  

Происхождение, детство, юность.

Прежде чем начать рассказывать о жизни Корнелия Тацита, следует отметить, что скудость биографических документальных свидетельств очевидна. Но у нас есть возможность дополнить их. Биография-это сгусток истории, конкретизация социальных процессов времени в судьбе человека. Таким образом, даже в Риме его фактами были социально-исторические события, которые могли повлиять на человека, даже если он в них не участвовал, и, наоборот, обстоятельства его личного существования могли стать (или не стать) фактом биографии в зависимости от того, насколько в них раскрывался социально-исторический смысл его жизни. Изучая жизнь Тацита, мы пойдем двумя путями: составим целостную картину из фактов его личной биографии, а также из общих процессов времени и общего смысла его творчества, чтобы выявить в частных фактах жизни писателя их истинное историческое - а значит, и биографическое-значение.

Год рождения историка, увы, мы можем только догадываться. Плиний Младший, друг Тацита, в одном из своих посланий к нему отмечает, что они оба "примерно одного возраста", но добавляет, что, будучи "юношей", он ставил себя в пример Тациту. Из этого можно заключить, что Тацит был несколько старше Плиния. Мы знаем год рождения Плиния-61-62 год нашей эры. Если предположить, что Тацит был на 5-6 лет старше, то мы приходим к интервалу 55-57 гг.

Будущий идеолог сенаторской аристократии не унаследовал от своих предков принадлежности к сенаторскому сословию. В списках римских магистратов как раннего, так и позднего периода нет упоминания о другом Корнелии Таците, и сам историк признает, что своим положением он обязан императорам династии Флавиев. Он имел возможность попасть в Сенат только как выходец из второй высшей группы Рима, из класса "римских всадников". В "Естественной истории" знаменитый римский энциклопедист Плиний Старший упоминает, что был знаком с семьей "римского всадника Корнелия Тацита, который заведует финансами римской Галлии". Следует отметить, что это единственное упоминание в римской письменности, помимо упоминания историка, представителя ветви Корнелия Тацита. Именно этот факт давно сделал знакомство Плиния похожим на близкого родственника историка. Может быть, отец, может быть, дядя или племянник. Следует отметить, что отцы и старшие сыновья регулярно носили одни и те же имена, поэтому сейчас преобладает мнение, что историк все-таки был сыном прокуратора.

Кроме того, другие нити связывали Корнелия Тацита с прокурорской средой. Жена и тесть Тацита происходили из галльской прокурорской семьи. Его тесть оказал ему значительную помощь в начале обучения в магистратуре. Прокураторы были также людьми, которые считались его друзьями. Поэтому у нас есть основания связать впечатления юности и влияние семейной традиции на образ прокуратора, который встречается в сочинениях Тацита.

Свидетельства Плиния Старшего дают суждения о родине историка, которая неизвестна по прямым данным. Попытки более конкретно прояснить происхождение Тацита не выходили за рамки догадок.

Одна из догадок происходит от имени историка Гая (Публия) Корнелия Тацита. Давайте разберем его более подробно. Таким образом, Корнелия-одно из самых распространенных римских родовых имен не только в Италии, но и в провинциях. Однако стоит отметить, что небольшое число его носителей являются потомками настоящих потомков патрицианских корнелиев. В этой патрицианской семье не было ветви Тацита. Как третий элемент имени "Тацит" упоминается в разных родовых именах. Согласно надписям, установлено, что "тациты" были в основном сосредоточены в двух областях - в Северной Италии, к северу от реки По и в Южной Галлии (Нарбонна). Ряд современных исследователей, основываясь на этих данных, относят происхождение рода Корнелия Тацита к одному из этих мест. Надо сказать, что тот факт, что Плиний Младший, уроженец этих мест, никогда не упоминает Тацита как своего соотечественника в своих письмах, указывает против Северной Италии, как родины Тацита. Английский историк Рональд Сайм, автор наиболее полной монографии о Таците и его социальном окружении, наряду с другими учеными, поддерживает происхождение рода Тацита из Нарбонской Галлии. Согласно Сайму, Тацит занимает место в рядах провинциалов, которые с первого века нашей эры начинают занимать видное место в управлении римским государством и в римской литературе.

Другая догадка о происхождении Тацита основана на следующем факте. Римлянин, всегда и во всяком случае, был окружен родственниками, друзьями и родственниками. Он советовался с ними и полагался на их поддержку. В основном это были земляки. Римлянин поддерживал тесную связь со своими соотечественниками и досконально знал людей и места. Среди 446 географических районов, упомянутых в его работах, есть 26, в описании которых описаны конкретные детали ландшафта, не связанные с общей географической картиной местности. Скорее всего, подробные описания связаны с тем, что Тацит знал их в результате личного знакомства. Мы отрицаем возможность того, что Тацит просто заимствовал подробные описания из использованных источников. Потому что когда существование такого источника неоспоримо, подробные географические описания просто недоступны. Кроме того, Тацит полностью переработал использованные им источники до неузнаваемости, полностью переделав их в соответствии со своим стилем повествования. Поэтому рассказ получился предельно обобщенным, без частностей, направленным на раскрытие социально-исторической сути происходящего, а потому исключающим реалистические детали. Немотивированные детали не встречаются в изображении государств, где Тацита явно не было, и неоднократно встречаются в изображении Рима и Малой Азии, где он, несомненно, был. Если мы попытаемся нанести на карту эти детали, то в данном случае, помимо областей его службы - Рима с Кампанией и Малой Азии с отдельными смежными территориями, мы увидим 3 явно очерченных района, в которых они сосредоточены и за пределами которых их нет: Бельжика и Нижний Рейн, северо-восточная провинция Нарбонна, долина реки Пада (современный По). По этим же районам распределены и надписи, которые ученые совмещают с фамилией историка. Поскольку практически нет оснований полагать, что Тацит был коренным римлянином или выходцем из Малой Азии, родиной Тацита должна быть одна из упомянутых областей.  

Прокуратор Корнелий Тацит мог жить только со своей семьей в официальной резиденции прокураторов Бельжики и Тревирова (современная Россия). Трир). Поскольку мы уже установили, что будущий историк родился в конце 50-х годов, а встреча Плиния Старшего и Тацита-отца состоялась в конце 50-х-начале 60-х годов, то здесь родился и провел первые годы своей жизни Тацит-историк. Одна интересная деталь подтверждает это. Тацит жизнь сказал с небольшим, едва слышным акцентом. Этот факт можно объяснить тем, что акцент появился под влиянием тех, кто окружал будущего историка. Скорее всего, Тацит Младший жил в этой среде до 6-7 лет, когда дети приобретают фонематические навыки. Прокуратура состояла из людей разных племен, соответственно, и с разными языками. Дети римских сановников, конечно, общались с ними и впитывали их культуру и язык. Таким образом, благодаря наличию в трудах Тацита подробных описаний ландшафта этих мест.

Но следует отметить, что "место рождения" и "родина" были для римлян разными понятиями. Это объясняется тем, что в связи с ростом территории римского государства римское гражданство становилось все более абстрактной правовой категорией. В связи с этим все усугубляется различием между "римским гражданством" и реальными человеческими связями с местностью, где он родился. Например, император Клавдий был римским патрицием саб-ского происхождения, но родился он в Лугдуне, в Галлии. Элий Адриан родился в Риме, но его родиной была Италика в провинции Бетика в Испании. Поэтому именно то место, с которым римлянин связан родственными нитями, в 1 веке нашей эры начинает называться родиной-patria. Правда, Корнелий Тацит родился в августе Тревиров, но его родина не могла находиться в этих полудиких местах. В 1 веке они не дают ни сенаторов, ни консулов. Поэтому можно сделать вывод, что родина Тацита-одна из оставшихся областей, при описании которой Тацит использовал подробные географические детали. Таким образом, ряд исследователей выступают за долину Пада, а ряд других-за провинцию Нарбонна. И те, и другие приводят массу аргументов, доказывающих, что они правы. Но все это сводится к уровню догадок, которые не подтверждаются. По большому счету, можно сказать, что Тацит родился и провел детство в Риме, но нет никаких оснований подтверждать это предположение. 

Административная деятельность в Римской империи

Независимо от того, где проходили первые годы жизни историка, образование в богатых римских семьях было стандартизировано и состояло из нескольких обязательных этапов.

Первым шагом в образовании было обучение чтению, письму и счету. В высших слоях общества писали и читали как на латыни, так и на греческом. Грамматик занимался обучением. После этого его сменил грамматик. Если грамматик учил детей дома, то грамматик обычно содержал школу. Следует отметить, что профессиональных школ не существовало, так как любой производительный труд, кроме земледельческого, презирался и считался уделом рабов или низших слоев населения. Школьное образование имело следующие функции: во-первых, привить учащимся культуру речи, во-вторых, привить им идеологию, политику и мораль рабовладельческого общества. Культура речи в древнем обществе имела огромное значение. С конца 5 века до нашей эры слово " оратор "в Греции стало синонимом слова "государственный деятель". В Риме те же процессы происходили с конца 2-го века до нашей эры. Возрастает значение риторики и науки публичной речи. В 1 веке до нашей эры в древней школе после начального образования появилась двухступенчатая. Фундамент образования закладывается грамматиком, а завершается ретором. Обучение грамматике основано на чтении классических поэтов с пояснениями. В Греции основными произведениями были поэмы Гомера, а в Риме к 60-м годам 1-го века основой грамматического обучения стало чтение "Энеиды" Вергилия. Занятия проводились как на латыни, так и на греческом. На занятиях были раскрыты и разъяснены вопросы литературного языка, а также привиты учащимся основы морали и политические идеи правящего класса. Не остались без внимания вопросы о цивилизационном значении римских завоеваний и силе империи.

В риторической школе вместо поэтических текстов уже изучались прозаические произведения историков и ораторов. Особое внимание ректоры уделили упражнениям студентов в различных жанрах литературной прозы. В древнем мире публичная речь имела большое значение, поэтому акцент в обучении делался на устную речь, которая требовала художественного исполнения, а не на письменные произведения. После перехода Рима к имперскому строю от республиканского практические возможности использования политического и судебного красноречия снизились, что привело к тому, что публичная речь стала литературно-исполнительским художественным жанром. Теперь декламация-вымышленная речь на воображаемых судебных процессах или политических дебатах занимает место подлинной судебной или политической речи. Теперь формы красноречия стали инструментом для раскрытия сложных морально-психологических конфликтов. Со времен Августа декламация выступала как самостоятельный жанр. Ее проза сочетается с поэзией.

Декламация была важнейшим жанром, однако не только этому жанру учили в риторической школе. Декламация развивала умение овладевать различными литературными стилями в зависимости от жанра произведения и различных литературных традиций. Именно отсюда пришла способность древних авторов использовать различные литературные стили. Например, работа Апулея (2 век н. э.) по-разному стилизует его произведения, принадлежащие к разным жанрам, а также мастерски использует разные стили в рамках одной и той же композиции. Эта особенность вызвала подозрения современных исследователей относительно авторства некоторых произведений или их частей. Однако Тацит также страдал из-за разнообразного использования стилей.  

Философская школа соперничала с риторической, поэтому можно предположить, что Тацит ее не прошел. Именно такой вывод мы можем сделать из его работы. К философии он относился крайне сдержанно. В 1 веке нашей эры наиболее распространенной философской системой был стоицизм. Стоицизм в это время имел оппозиционную направленность, заключавшуюся в том, что он поддерживал пассивное сопротивление некоторых кругов аристократии по отношению к императору. Однако в иной политической обстановке, во время правления Траяна, стоицизм утратил свою оппозиционную направленность и уже создал теоретическую основу для имперской власти. Но этот период пришелся на поздние годы жизни Тацита. В научной литературе часто утверждается, что Тацит был близок к стоикам по своим убеждениям, но это убеждение совершенно необоснованно. Первые школьные годы будущего историка пришлись на царствование Нерона. После падения Нерона в 68 году начались смуты: в 69 году один за другим умерли три императора: Гальба, Отон и Виттелий. Флавий Веспасиан, ставленник восточной армии, сумел сохранить власть и основать новую императорскую династию Флавиев. Оказывается, обучение Корнелия Тацита риторике пришлось на начало царствования Веспасиана.

В своей политике флавианцы стремились расширить свою социальную базу, и их поддерживали многочисленные слои итальянского и провинциального населения. Победителями стали мелкие и средние рабовладельцы. Ситуация благоприятствовала выдвижению в Сенат новых людей. Чтобы стать сенатором, можно было пойти одним из двух путей: прославиться как оратор или как военный деятель. Корнелий Тацит, благодаря своим склонностям и талантам, пошел по первому пути.

Можно предположить, что Тацит недолго оставался в риторической школе. Уже в первые годы правления Веспасиана мы находим его на римском форуме, где его обучали знаменитые ораторы - Марк Апра и Юлий Секунд. Оба учителя Тацита, были людьми низкого происхождения из Галлии, они не играли значительной роли в общественной жизни, но блистали красноречием в гражданском суде. Начало правления Флавия можно назвать относительно спокойным, общественная атмосфера разрядилась. По сравнению с расточительностью, необузданностью и преступлениями Нерона это были времена скромной и спокойной морали. Это не могло не сказаться на искусстве слова.

В эпоху правления Флавиев наступили относительно спокойные годы, которые разрядили общественную атмосферу. Нравы стали спокойнее и скромнее по сравнению с расточительностью и необузданностью Нерона. Все это не могло не сказаться на общественной нравственности в искусстве речи. В римской литературе сложился новый риторический стиль, основанный на декламационном ораторском жанре - чувственном, нервном, патетическом. Поток коротких, точных фраз сменил спокойную, размеренную речь Цицерона. 3 Яркие примеры этого стиля можно наблюдать в творчестве Сенеки, и поэма Лукана "О гражданской войне "принадлежит к тому же направлению. Погоня за чувственными эффектами в Флавии казалась слишком чрезмерной. Противником нового стиля был Ретор Квинтилиан, призывавший вернуться к строгому и мужественному красноречию Цицерона. С первых же лет самостоятельной деятельности в области ораторского искусства Тацит столкнулся с этими литературными спорами. Впоследствии, спустя 30 лет, он отразил их в своем эссе "Диалоги о говорящих". Литературный путь Тацита определялся в тех же условиях противостояния тенденций. Тацит вырос в оригинального мастера, который следовал своим собственным стилистическим путем в каждом выбранном им жанре. Следует отметить, что во всех этих жанрах он исходил из идеи сочетания без крайностей традиций классической республиканской прозы и достижений" нового " стиля.

Корнелий Тацит быстро стал известен как оратор. По воспоминаниям Плиния Младшего, уже в начале его ораторской карьеры (конец 70-х годов 1-го века) "великая слава Тацита была уже в полном расцвете". Его слава основывалась на декламации или придворных речах. Уже в другом письме Плиний Младший отмечает особую особенность ораторского стиля Тацита, который в риторической теории Греции обозначался как "благоговение". Но стоит отметить, что ораторские сочинения Тацита до нас не дошли и не упоминаются более поздними римскими писателями. Этот факт можно объяснить следующим образом: скорее всего, Тацит уже начал подниматься по служебной лестнице и, будучи серьезной фигурой, не считал важным публиковать свои речи.

Тацит, вступая в Историю, отмечает, что Веспасиан начал свою карьеру в качестве магистрата, Тит повысил свой престиж, а Домициан продвинул его еще дальше. Под этими словами следует понимать, что Тацит получил свои должности как "кандидат цезаря", то есть лицо, рекомендованное императором и единогласно избранное Сенатом. Скорее всего, Веспасиан выдвинул Тацита на одно из двадцати ежегодных мест в четырех младших магистратских коллегиях. По достижении двадцатилетнего возраста, по окончании годичного срока младшей магистратуры, молодой человек отправлялся в губернию на военную службу, сроком на 6 месяцев или на год. Занять должность квестора, которая была введена в Сенат, можно было до 25 лет. Предпочтение отдавалось замужним кандидатам с детьми. Поэтому молодые люди из высших слоев, если у них были амбиции в области государственного управления, вступали в брак после военной службы. В 78 году Корнелий Тацит женился на дочери знаменитого полководца Юлия Агриколы. Агрикола был в фаворе у Веспасиана и получил от него сан патриция. Как раз год женитьбы Тацита соответствует году его рождения, принятому нами в 55-57 гг.  

При Тите (79-81), сыне Веспасиана, положение Тацита, по его словам, стало выше. Скорее всего, это означает, что он получил должность квестора в 81 или 82 году и перешел в сенаторский класс. Дальнейшая карьера Тацита проходила при брате Тита Домициане (81-96). При новом императоре произошло ухудшение отношений между ним и сенатом из-за абсолютистских тенденций. Но стоит отметить, что это никак не повлияло на карьеру Тацита. За 6-7 лет он дослужился до должности претора. Можно предположить, что Тацит стоял далеко от оппозиции и не вызывал подозрений у Домициана. В это время Тацит занимал не только должность претора, но и пожизненную должность священника, как член ассоциации "пятнадцать человек", которая отвечала за культы иностранного происхождения. Поскольку Тацит был относительно молод и не имел знатного происхождения, можно предположить, что он пользовался благосклонностью императора. Поэтому предположение Р. Сайма о том, что какому-то значительному успеху предшествовало назначение Тацита в Коллегию пятнадцати. Скорее всего, этот успех был связан с его выступлением в Сенате. В год своего преторства и в связи со своими жреческими обязанностями Тацит принял участие в празднике "вековых игр", который был организован Домицианом. После этого он описал их в книгах "Истории", которые до нас не дошли.

В 89 году, после преторианства, Тацит и его семья покинули Рим. Он вернется туда снова только после смерти Агриколы, который умер в августе 93 года. Нет сомнения, что Тацит находился в это время в провинции на государственном посту, однако нет сведений о том, в какой провинции он находился, занимал ли он военную или гражданскую должность, одну или несколько должностей последовательно. Очень часто биографы Тацита хотели предположить, что автор "Германии" находился в этой провинции или в ее окрестностях. Но стоит отметить, что данная работа не содержит никаких сведений о личном знакомстве автора с описываемой областью. Вернувшись в Рим, Тацит застал город в смятении. Отношения между сенатом и императором ухудшились. Казни и ссылки сенаторов стали обычным делом. Обстановка в столице накалялась. Специальные доносчики и обвинители работали на Домициана, напоминая о царствованиях Тиберия и Нерона. Тацит подробно описал эти годы в последних книгах Истории ,но она не сохранилась. Краткие очерки ужаса Домициана можно найти в трактате Агриколы. Они были сделаны вскоре после смерти Домициана, по свежим следам. Она показывает бессильную покорность сената и деспотизм императора. На Тацита остро повлияли последние годы правления Домициана, и именно это определило характер его литературной деятельности. Стоит сказать, что Тацит не только не навлек на себя гнев Домициана, но и сохранил его благосклонность. Однако консульство-высшая магистратура-перешло к нему после смерти Домициана в 97 году. Но списки были составлены заранее, в начале предыдущего года, поэтому мы смеем предположить, что Тацит был назначен консулом по рекомендации Домициана.

Домициан был убит 18 сентября 96 года, и пожилой сенатор Нерва стал новым императором. Не только сенаторская аристократия встретила переворот с ликованием. Переворот произошел под лозунгом восстановления подорванной свободы, как и другие перевороты в Риме в 1 веке нашей эры.Но возвращение к республиканскому порядку не было целью ни одной из социальных групп в Риме. Свобода для сената выражалась в соглашении между сенатом и императором, а также в смягчении деспотизма верховной власти. Какое-то время казалось, что такое время пришло. Но уже не молодой император не пользовался популярностью в войсках. Императорской гвардии (преторианцев) возмутились. Однако Нерва нашел удачный выход из этой ситуации. Было объявлено, что Нерва усыновляет знаменитого полководца Ульпия Траяна и делает его своим соправителем. В то время Траян командовал армией в Верхней Германии (97). В январе 98 года Нерва умирает, и Траян остается единственным императором до 117 года.

Тацит был консулом во время правления Нервы. Эта почетная должность была высшей магистратурой и традиционно венчала карьеру сенаторов, но давала лишь некоторые права правительству. Одновременно могло быть только два консула. Даже при Августе срок консульства был сокращен до нескольких месяцев, чтобы больше сенаторов могли занимать эту должность. После первой пары консулов (их имена были обозначениями года) консульские обязанности последовательно выполняли еще несколько пар "дополнительных" консулов. Во второй половине 97 года Тацит был одним из этих дополнительных консулов. В течение нескольких месяцев консульства мы знаем только один акт Тацита - панегирик на похоронах сенатора Луция Вергиния Руфа, который был консулом в третий раз в начале 97 года в паре с Нервой.  Мы мало знаем о дальнейшей жизни Тацита и его литературной деятельности. Но из писем Плиния Младшего мы знаем, что Тацит имел репутацию блестящего писателя и оратора, юные поклонники его таланта учились у него искусству красноречия. Для стилистической правки и взаимной критики Плиний и Тацит посылали друг другу свои произведения еще до их публикации. Единственный конкретный факт из биографии Тацита после 97 года относится к 100 году. Плиний сообщает, что они с Тацитом от имени сената выступали на суде над проконсулом Африки Марием Приском, который разграбил его провинцию.

Об отношениях Траяна и Тацита мы, увы, ничего не знаем. При новом императоре произошел рост самодержавия, что не могло не радовать. Только самая ранняя работа историка Агриколы содержит похвалу Траяну. В Германии Траян упоминается только один раз, да и то в хронологическом контексте, и больше нигде не упоминается. Также нет никаких упоминаний о том, что Тацит занимал какой-либо сенаторский пост в консульском ранге. Он получил в сенате линию традиционного ежегодного проконсула (губернаторства). Эту должность он отправил в 112-113 годах или в 113-114 годах в провинции Азии.

В период после смерти Домициана основная жизнь Тацита была посвящена литературе. Он был свидетелем деспотизма императора и лести сената. Как мы увидим далее, "Анналы", последний исторический труд Тацита, были завершены уже в царствование императора Адриана (117-138). Дата смерти Тацита нам неизвестна.  

Труд Корнелия Тацита и его взгляды на историю Римской империи

Небольшие произведения: "Диалог о ораторах", "Жизнь Юлиуса Агриколы", " Германия".
С древних времен в Риме было принято произносить речь в честь умершего на похоронах, а позже к этому обычаю добавилась публикация биографии в книжной форме. Составление автобиографии Юлия Агриколы для Тацита было семейным долгом, который он выполнил после смерти Домициана в 98 году. "Жизнь Юлия Агриколы" - De vita Julii Agricolae было первым литературным произведением Тацита. Эта работа-своего рода политический памфлет. Это особого рода биография, в которой прежде всего прославлялись мученики свободы, погибшие от террора императора. После смерти Домициана он снова начал процветать. но стоит отметить, что Агрикола не был мучеником "за свободу", да и мировоззрение Тацита было совершенно иным: он стремился ладить со всеми, и в первую очередь с императором. В "Агриколе" говорится, что Домициан завидовал успехам Агриколы в Британии, его победы были мнимыми, и именно поэтому Домициан не доверил Агриколе новые провинции. Однако археологические исследования римско-германской пограничной линии показали, что великие победы Домициана не были фиктивными, а операции Агриколы, напротив, вряд ли оправдывали выделенные на них средства. Во всяком случае, Агрикола не стоял в одном ряду с оппозиционными сенаторскими фигурами. Кроме того, его обвинили в чрезмерной преданности императору. Однако Тацит рассматривает поведение Агриколы в позитивном свете. Тацит в своем труде показывает свое отношение к оппозиции. Основная идея его работы состоит в том, что сенатор должен исполнять свои обязанности по отношению к государству независимо от формы правления, характера императора и других "мешающих" обстоятельств. На примере своего тестя он показывает, что сенатор может стать великим человеком, "великомучеником" без смерти и даже при несносном характере императора. 1 Тацит, описывая жизнь Агриколы, создает образ, отличный от образа древнеримского аристократа, считавшего себя равным императорам. Тесть Тацита был образцовым представителем новой римской знати-скромный провинциал, небогатый, почтительный и деловой, с умеренным образом жизни. По характеру Агрикола напоминал Траяна, поэтому Тацит не только от своего имени, но и от имени своего героя приветствует нового цезаря. Государственный строй в политической концепции Тацита внутренне принят. Время правления Домициана описано очень кратко и мрачно.

"Жизнь Юлия Агриколы" не подходит под описание биографических жанров, существовавших в то время. Эта работа представляет собой сочетание биографии и исторического повествования. Правление Агриколы в Британии (68-74) рассказывается как глава в истории Рима, а события "до" и "после" - как биография. Описание военных действий занимает большое место, поскольку так было принято в античной историографии. Автор признает, что в значительной степени военные успехи Рима связаны с внутренними распрями британских племен. Характер завоеванного народа также привлекает внимание Тацита. Романизацию британской знати Агриколой Тацит считает "спасительной": "среди людей, которые были невежественны, это называлось образованием, в то время как была доля их рабства" Такие явления, как вымогательство и угнетение автор не скрывает, но как идеолог рабовладельческого общества считает их нормальными, возражая лишь против отдельных эпизодов.

В древней историографии традиционным методом была речь. На самом деле это были комментарии историка к происходящим событиям, но в работе "говорили" их генералы или государственные деятели. Творчество Тацита многогранно и сочетает в себе различные стили. Она содержит как историческое повествование, так и ораторский жанр.

В год написания Агриколы (98) была написана и другая работа Тацита "О происхождении германцев и расположении Германии" - De origine et situ Germanorum (сокращенно "Германия"). Сведения о населении чужих земель и описание путешествий - один из самых ранних видов античной литературной прозы. Древние историки часто описывали малоизвестные страны, наполняя их этнографическими и географическими подробностями. Например, труд Геродота "История" - один из первых крупных трудов греческой историографии, содержащий ряд экскурсов географического и этнографического характера. Философ и историк Посидоний (135-51 до н. э.) также был ярым сторонником идеи связи между историей, географией и этнографией. Со времен Саллюстия (86-35 гг. до н. э.) римские историки также добавили в свои труды географические и этнографические экскурсы. Этой традиции следовал Тацит в "Германии". Однако особенностью этой работы является то, что она является самостоятельной работой.

"Германия" занимает отдельное место среди сохранившихся памятников античной письменности, но среди произведений, не дошедших до нас, были произведения, напоминающие монографию Тацита. Например, трактаты Сенеки О местоположении и религии египтян и о местоположении Индии очень похожи на "Германию" Тацита.

Скорее всего, эта работа связана с продолжением традиций подобных монографий - выделением экскурсий в самостоятельную работу.

В 98-м немецкая тема была чрезвычайно актуальна. Траян, ставший новым императором, не спешил заканчивать операции на Рейне и Дунае. В столице шла дискуссия о необходимости продолжения завоевательной политики в Германии. Тацит не делает однозначных выводов по этому вопросу, однако считает германцев самыми опасными соседями, которые создают постоянные трудности для римской экспансии.1 Тацит снова отражает свое отношение к Домициану и к пропаганде тех времен, что нет никакой опасности со стороны германцев,-невольно оставляет замечание, что над германцами праздновалось больше триумфов, чем было побед. Тацит показывает, что Германия остается опасной для Рима. Литературные интересы Рима диктуют Тациту его литературные интересы. Однако император Траян придерживался иной точки зрения и предпочитал решать германские конфликты мирным путем.  

Трактат" Германия "основан не на личном знакомстве Тацита с этой страной, а на многочисленных письменных и устных источниках. Описания германцев встречаются в трудах Юлия Цезаря, в "Записках о Галльской войне", где большое внимание уделяется двум этнографическим экскурсиям3, в труде историка Тита Ливия, а также в труде Плиния Старшего "Германские войны". Именно в последней работе Тацита было много полезного материала. В многочисленных трудах римских историков 1-го века также было немало свидетельств о германцах, но история германо-римских отношений была доведена до царствования императора Клавдия. Можно также предположить, что Тацит пользовался письменными и устными донесениями от людей, близких к Сенату, служащих финансового управления, военнослужащих, а также от германцев, проживающих в Риме.

"Германия" состоит из общей и специальной частей. В общем, она описывает географию и жителей страны, затем рассказывает о религии и военном деле, быте и культуре. В особой части Тацит описывает племена германцев. Тацит уделяет особое внимание описанию тех особенностей жизни германцев, которые резко контрастируют с римскими. В целом работа Тацита имеет много недостатков, с точки зрения уровня, достигнутого античной этнографией. Но следует отметить, что Тацит был задачей литературно-политической, а не научной. Ошибки толкования заметны, но он сохранил наблюдения и ценные сведения своих предшественников, которые были лично знакомы с Германией. Говоря о практическом значении, труд Тацита помог Энгельсу в его работе" Происхождение семьи, частной собственности и государства " восстановить картину родового строя древних германцев.

Второстепенные произведения Тацита сохранились в единственной рукописи, попавшей в руки гуманистов xv века, однако в настоящее время она почти утрачена. Помимо "Германии" и "Агриколы", в нем также содержался "Диалог о говорящих". Неизвестно, был ли "Диалог" засвидетельствован как произведение Тацита, как первые два произведения, но Тацит указан как автор почти во всех гуманистических списках. Но еще в XVI веке возникли сомнения в авторстве Тацита из-за того, что произведение стилистически ориентировано на Цицерона. Однако с содержательной стороны подлинность" Диалога" не вызывает сомнений: идеология и положения, которые мы видим в тексте, близки другим произведениям Тацита. На данный момент особенность стиля этого произведения объясняется тем, что это самое раннее произведение Тацита и в то время он еще не выработал свой собственный стиль.

Главная тема "Диалога" - причины упадка красноречия. Ранее эта тема затрагивалась в их трудах: Август Сенека Старший , Сенека Младший (114-е письмо к Луцилию), Петроний ("Сатирикон"), Квантилиан ("О причинах порчи красноречия"). В качестве причины упадка красноречия все эти авторы приводят отсутствие стремления к серьезной работе и развращенность нравов. Тацит, с другой стороны, считал, что упадок был вызван изменением государственного строя. В качестве формы изложения Тацит выбрал диалог, в котором автор не отождествляет себя ни с одним из участников диалога.

Действие произведения разворачивается в первые годы царствования Веспасиана. Сенатор Курий Матерн публично читает свою трагедию "Катон", вызывая тем самым недовольство власть имущих. После Материна навещают друзья Секундуса и Апра, которые расстроены предвзятостью поэтической деятельности Материна. Первая часть диалога содержит спор о том, кому отдать предпочтение-поэту или придворному оратору. Разговор приобретает новую окраску с появлением в нем Бардака - молодого человека благородного происхождения. И начинается спор о ценности старого и нового красноречия. Последняя стадия спора-вопрос о причинах упадка красноречия. Это самый интересный момент, поэтому давайте рассмотрим его подробнее. Стороны говорят с разных точек зрения: Мессала считает, что в упадке красноречия виноваты сами люди с их небрежностью, небрежностью и невежеством. Матерн же считает, что упадок или расцвет красноречия зависит от государственного строя. Он называет демократию лучшей для развития. "Великое красноречие есть любимец своеволия, которое глупцы называют свободой, спутник негодования, подстрекатель необузданного народа". В условиях империи красноречие уже не играет прежней роли. Раньше красноречие было двигателем общественной жизни, а теперь все государственные дела решает "мудрейший и единственный"

Связывание упадка красноречия с политическими условиями началось в эллинистической литературе 1-го века. Например, эта идея рассматривается в трактате "О возвышенном", составленном в 40-е годы неизвестным греческим автором. Но там упадок связан с отсутствием" возвышенных " талантов. Тацит в своем труде, однако, не считает, что в условиях Римской империи не хватает возвышенных дарований. По его мнению, таким людям нужно обращаться к другим литературным жанрам, а не к красноречию. Итак, Матерн выбрал поэзию, а Тацит - историографию.

"История" и "Анналы"

"Historiae" - первая значительная работа Тацита. В Риме авторы часто использовали это название при описании событий, происходивших на их глазах. Однако работа Тацита имеет несколько иную структуру. "История" повествует о правлении Флавиев, начиная с гражданской войны 69 года, вплоть до смерти последнего представителя династии - Домициана. Тацит обходит благополучные времена Траяна, обещая читателям рассказать о нем в старости, если он доживет до 3 лет.  Следующим его произведением была "От смерти божественного Августа", где он обращается к более далекому прошлому. В этом сочинении Тацит описывает царствования Тиберия, Калигулы, Клавдия и Нерона, то есть период от 14 до 68 лет. Однажды Тацит называет свой труд "анналами", то есть "хроникой". На самом деле это название жанра, а не название, но в наше время именно так стали называть это произведение, а не то длинное название, которое дал ему автор. "История" является продолжением "Анналов", два произведения образуют одно целое-историю Рима с 14 по 96 год. В рукописях они также даны в целом. Название" История " было восстановлено филологами только в xvi веке с помощью свидетельств античных авторов (Плиния Младшего и Тертуллиана). Стоит отметить, что в Анналах Тацит выражает желание иметь дело с еще более ранним периодом, однако этот план не был осуществлен.  

Скорее всего, Тацит не просто так отказался от идеи писать о времени Траяна. При нем сотрудничество сената и императора укрепилось, но, по сути дела, значение сената снизилось, что не могло не вызвать неудовольствия историка.

Оба произведения Тацита сохранились лишь частично. Из "Летописей" сохранилось массива. Первые 6 книг (конец жизни Августа и начало царствования Тиберия, но есть большой пробел, охватывающий середину и конец книги 5 и начало книги 6, то есть события конца 29 года, всего 30 года и части 31 года. История Калигулы и первых лет царствования Клавдия не сохранилась. Второй набор начинается в середине книги 11 (47 год) и заканчивается в середине книги 16, где рассказывается о смерти лидера оппозиции Тразея Петы. Из "Истории" вышли первые 4 книги и часть 5 (69 и начало царствования Веспасиана)

Иероним, христианский писатель 4-го века, сообщает, что два сочинения Тацита содержали 30 книг, 2 так что мы можем заключить, что примерно половина дошла до нас.

Из письма Плиния Младшего ясно, что в 108 году часть "Истории" уже была опубликована, но в то же время Тацит собирал сведения для описания извержения Везувия (79), то есть он еще не дошел до описания царствования Домициана. Можно предположить, что" История " была закончена не ранее 110 г. Трудно представить, что Летопись была закончена при Траяне, то есть до 117 года, поскольку в то время Тацит был проконсулом в Азии, поэтому вполне вероятно, что Тацит продолжал работать над своей работой при Адриане, преемнике Траяна.

Научное понимание исторического течения родилось в античном обществе лишь случайно, и это чаще делали философы, чем историки. Историография формировалась не как учение, а как искусство, как один из жанров художественной литературы. В классической стадии своего становления эллинистическая поэзия представляла либо мифологических героев, поднявшихся над повседневной действительностью (эпос, трагедия), либо смешные комедийные маски. Средний человек может быть представлен только как реальный человек, никак не превращенный в фигуративную фикцию. Решением этого эстетического запроса, требовавшего героев среднего уровня, стало формирование новых прозаических жанров.

Историография, изображавшая жизнь реальных людей, их эмоции и стремления, стала наравне с поэзией, восполняя оставленное ею упущение.

Эллинистическая историография с самого начала своего существования в VI-V веках, особенно у Геродота, носила высокохудожественный характер. К образной стороне Фукидид добавил ряд научных компонентов: историческую критику, поиск причинности в процессе событий, социально-политический анализ. Однако дальнейшие историки в основной массе не удержались на научном уровне изложения Фукидида. С наступлением кризиса полисной системы в IV в. литературные проблемы историографии стали преобладать над научными. В литературном сознании поздней античности историографический стиль занимал промежуточное место между ораторским искусством и поэзией. История-это учитель жизни, кладезь примеров, иллюстрирующих добродетели и пороки. Он работает с целью обучения - в области морали, политики, военного дела-и в то же время с целью удовольствия. Повествование историка тяготело либо к риторическому прославлению и порицанию, а в другом случае искрилось речами, письмами, описаниями, либо к трагическому напряжению, вызывавшему яркие эффекты - страх, сочувствие, удивление. Желание "шокировать" читателя связывало историографический стиль с трагедией. Ожидалось, конечно, что историк обязательно будет правдив, но это правило часто нарушалось. Проблемы вторжения в причинный процесс исторического развития не ставятся эллинистическими теоретиками историографии. Греческое рабовладельческое общество в эпоху эллинистических монархий не чувствовало в себе сил сознательно управлять собственной судьбой.  

Исключение составляет лишь один историк эллинистических времен. Это Полибий (около 201-120 гг. до н. э.), очевидец возвышения Рима как мировой державы и превращения Греции в римскую периферию, первый в ряду эллинистических мыслителей, служивший идеологии римской знати. Римское общество все еще находилось на подъеме, и Полибий возвращается к проблеме исторической причинности. Он трактует достижения Рима как стабильность его государственного строя, в котором смешаны компоненты, характерные для самодержавия, аристократии и демократии. Преемником Полибия был мыслитель и историк Посидоний, о котором мы уже упоминали в связи с Германией и Диалогом Тацита; его метод, по-видимому, оказал большое влияние на римских историков, начиная с Саллюстия.

В Риме годовые записи - "анналы" (annus - год) - существовали долгое время. С конца III века до нашей эры стали появляться писатели - "летописцы", которые в форме метеорологической хроники рассказывали о событиях римской истории. Эти произведения преследовали общественно-политические цели; они были обращены к эллинистическому миру и написаны на греческом языке. Их авторы часто считались видными политическими деятелями. Эти произведения никоим образом не определяли себя как художественные проблемы. Описывать историю для римских читателей, причем в художественной форме, было предоставлено поэтам, которые в этот период могли быть только людьми низкого социального статуса. С середины II в. до н. э. римские историки стали пользоваться латинским языком, но по своему художественному уровню римская историография догнала эллинистическую лишь во 2-й половине I в. до н. э. (Саллюстий, Ливий и т. д.). Однако отличительной чертой Рима оставалось то, что историографическая деятельность продолжала привлекать людей с государственными и военными навыками. Наряду с кабинетными писателями в лице Тита Ливия сенаторы продолжали выступать в качестве историков, часто писавших о событиях, в которых они принимали непосредственное участие. Один историк продолжил рассказ второго: Саллюстий продолжил рассказ более раннего историка Сисенны. Видная фигура времен Цезаря и его преемников, Асиний Поллион, тесно сотрудничал с Саллюстием в его рассказе о гражданской войне, которая привела к созданию империи. Правление Августа было посвящено важной работе Кремази Корда. Судьба этой работы уже говорит о новых условиях историографической деятельности, наступивших в период империи. Писателя обвинили в восхвалении убийцы Цезаря. Сенат решил предать его книги огню, и Кремуций Корд покончил с собой. Некоторые экземпляры, однако, сохранились, и работа была позже перепечатана. Тем не менее традиция сенатской историографии не закончилась. Его продолжили консулы Сервилий Нониан и Клавий Руф. Историки-сенаторы не углублялись в глубокую древность и считали своей главной задачей рассказать о социально-политических событиях сравнительно недавнего прошлого. Антикварные и культурно-исторические интересы были им чужды, в отличие от историков "кабинетного типа" (схоластики). В последнюю группу, после Тита Ливия, по-видимому, входили 2 выдающихся историка-Автидий Басс в 1-й половине I века и Фабий Рустик во 2-й. Тацит, конечно, возобновляет традицию сенатской историографии.

В предисловии к "Истории" и "Анналам" "Программные" заявления Тацита не выходят за пределы ранее господствовавшей эллинистически-римской летописной концепции. От историка требуется 2 свойства-яркое описание и честность. В Риме во времена Республики были яркие, выдающиеся историки, отвечавшие обоим требованиям. С установлением империи "эти великие таланты были перенесены". Мы видим мотивы" Диалога": социально-политическое положение империи отрицательно сказывается на судьбе красноречия. Точность изложения также снизилась, сначала "по незнанию государственных дел..., затем-из желания польстить правителям или, наоборот, из ненависти к ним". Империя положила конец публичному рассмотрению государственных проблем в национальном собрании и передала решение многих важных вопросов даже за пределы Сената, в узкий круг советников принцепса. Тайный характер администрации и отсутствие доступной документации затрудняли осведомленность историков, а отсутствие государственного опыта приводило к поверхностному пониманию событий. С другой стороны, честная история была неосуществима в атмосфере обмана, построенного имперским орденом. Противопоставляя себя предыдущим историкам империи, Тацит говорит о своей непоколебимой любви к истине, обещая рассказать историю "без гнева и пристрастия" , продолжая тем самым традиции республиканской историографии. Для "Истории" возможность честного изложения обеспечивалась социально-политической ситуацией, царившей при Траяне - "когда каждый может думать, что хочет, и говорить, что думает"; "Анналы" были посвящены еще более отдаленным временам.

Выбирая тему "История" гражданской войны после смерти Нерона и правящего Флавиана, Тацит считает необходимым предупредить о темной окраске событий, которые будут развернуты перед читателем. Несколько иной, однако, в той же степени суровой обладают и "Анналы", в которых значительное место занимают террористические картины царствования Тиберия и Нерона. Обстановка разворачивающейся трагедии проливается на два исторических произведения Тацита и определяет их художественную задачу. Они относятся к историографическому жанру, который, в соответствии с определениями античных теоретиков, показывает "страшное", "удивительное", удивительное. В то же время Тацит, как и почти все античные историки, является нравственным учителем. "Я считаю главным долгом летописи, - говорит он, - хранить память о проявлениях добродетели и противопоставлять бесчестным словам и поступкам ужас позора в потомстве" 4. С другой стороны, создатель "Агриколы", "Германии" и "Диалога" не перестает быть публицистом даже тогда, когда стремится описать прошлое. В истории его интересуют только "наиболее значительные деяния", то есть события общественно-политической и военной истории, затрагивающие императора, сенат и армию.

При такой ориентации собственных интересов автор "Истории" и "Анналов" вправе считать себя преемником республиканских историков, рассказывавших о "деяниях римского народа". Однако на самом деле это недостаточность, древность ключевых подходов Тацита. В периоды республики, когда главные государственные дела решались на общем собрании города Рима, Рим был главным общественно-политическим центром. Уже при Августе он потерял эту роль, уступив ее Италии в целом. Социально-политический рост первого века нашей эры. это привело к тому, что страна стала терять это значение, и со времен Адриана центр тяжести империи перемещается на восток. Это движение  

Тацит отмечает, что не может и не прекращает рассматривать историю Империи с "римской" точки зрения.

Однако одновременно с этой уже устаревшей перспективой Тацит перенял у своих республиканских предшественников весьма существенное положительное качество - стремление к самостоятельному осмыслению событий. Линия античной историографии, протянувшаяся от Фукидида через Полибия и Посидония до Саллюста, нашла в Таците своего последнего адепта. Историк хочет быть не только рассказчиком, рассказывающим о процессе событий, который "большей частью зависит от случая", но и пытается вникнуть в "их смысл" (ratio) и "причины" (causae). Поиск "причин" и "начал" (initia) - постоянная забота Тацита. Это всегда диктовалось одной - единственной задачей-осмыслить Римскую империю в ее происхождении и становлении и сделать из этого социально-политические выводы на сегодняшний день.

Каковы взгляды Тацита на движущие силы исторического течения?

Тронский отмечает, что Пельман, написавший в начале прошлого века специальную монографию о мировоззрении Тацита, обнаружил в его идеях "хаос неясных и непродуманных мнений, мешанину противоречий". Основой, на которой родилось это мнение, является риторический характер рассказа, в котором участие "богов", "судьбы" или "судьбы" одинаково возможно как украшение возвышенного стиля.

В гражданской религии древней страны вера никак не требовалась, а требовалось только правильное исполнение обрядов. Те, кто отрицал существование богов в теории или, по крайней мере, колебался в этом, принимали государственную религию на практике как гражданскую и патриотическую ценность, как средство объединения рабовладельческой группы. Тацит был традиционалистом, согласно своим собственным социальным и политическим принципам, и членом той жреческой коллегии из пятнадцати человек, которые в случае серьезных "знамений" обращались к оракулу "Сивиллиных книг", чтобы умилостивить "гнев богов". В свое время римская анналистика начиналась с записей подобных знаков ("чудес"), и последующие римские историки считали своим долгом продлить этот обычай. Тацит, конечно, не ускользает от него: "Повторять истории и развлекать читателей выдумками несовместимо, я думаю, с достоинством начатого мною произведения, но я не смею не верить тому, что все популярно и сохранилось в легендах". Придерживаясь своих источников, он часто говорит о "чудесах" и "знамениях", но примерно половина таких повествований сопровождается скептическими замечаниями историка. В других случаях Тацит либо никак не выражает своего отношения к правдивости сообщения, либо говорит очень осторожно и не окончательно. Только в отношении императоров Веспасиана и Тита, которым Тацит был обязан началом собственной сенаторской карьеры, делается исключение - берется версия официальной флавианской историографии о "благосклонности неба и любви богов" к Веспасиану.

Помимо традиционных знаков или оракулов, Корнелий Тацит очень редко обращается к божественному влиянию, да и то в основном в поэтически окрашенных областях. В этих немногих упоминаниях мы не говорим об отдельных богах римской религии (Марс, Юпитер и т. д.); "боги" появляются здесь вместе и главным образом как "гневные". О" благосклонности " богов говорят только тогда, когда рассказывают о совершенно незначительных событиях. Только в официальной общественно - политической фразеологии, в речах императоров и членов сената, в международных переговорах обращение к всевышнему и ссылки на него занимают свое внушительное положение. В высших кругах римского общества в этот период все более распространялись представления вульгарной позднеантичной философии о едином божестве, провидении, бессмертии души и т. д. Тацит не следовал новым церковным пристрастиям. Метафизическое божество не имеет для него никакого значения. Стоики учили о роке, предопределении. У Тацита "фатум" встречается только в модусе поэтического выражения, и почти всегда ссылка на камень сопровождается другим указанием на естественную первопричину события. Так же редко, а также в высоком стиле, или в цитатах и застывших выражениях, мы находим ссылки на фортуну. Этот термин, как правило, употребляется у Тацита в общепринятом смысле - "случай", "удача".

В 6 - й книге Летописи, которая, вероятно, относится к последним годам жизни историка, делается определенный вывод о его размышлениях и сомнениях в области вопроса о силах, управляющих всем миром, - "определяются ли человеческие дела судьбой и непреклонной необходимостью или случайностью". Тацит приводит три наиболее известных мнения: взгляды эпикурейцев, стоиков и астрологов, но он не осмеливается присоединиться ни к одному из них.

Как историк, он в каждом случае ищет естественные основания событий. В начале Истории, после Введения , мы находим очень увлекательную картину состояния империи до гражданской войны 69 года. "Надо, я думаю, оглянуться назад и представить себе положение в Риме, настроение войск, состояние провинций, представить себе, что было здоровым в мире и что было гнилым. Это необходимо, если мы хотим знать не только внешний ход событий, который в основном зависит от случая, но и их смысл и причины.  Он видит возможность гражданской войны в самой сущности империи, которая опирается на военные силы. Тацит описывает состояние духа в Риме: настроение сенаторов, всадников, народа в его "лучших" и "низших" частях, включая рабов и, самое главное, войска. Далее описывается положение провинций и расположенных в них армий, как в западной, так и в восточной частях империи. Писатель не формулирует теоретических обобщений, однако постоянно обращается к состоянию умов (mens) и нравов (mores) как к обстоятельствам, лежащим в основе значительных исторических действий. Общественно-политический опыт сенатора и магистрата позволяет Тациту рассмотреть внутренние пружины правления, стоящие за императорскими прихотями, за внешним ходом военных и сенаторских дел. В книге 4 "Анналов" дается анализ состояния империи к 23 году нашей эры. В ней описаны вооруженные силы, характер верховного управления, порядок управления финансами и личным хозяйством императора, законность в судах.

Тем не менее "причины" появляются в произведениях Тацита лишь как фон, на котором развивается военно-политическое описание и картина взаимоотношений правителя и сената, что привлекает основное внимание историка как государственного деятеля, моралиста и художника.  

Историко-политический круг интересов Тацита сосредоточен вокруг проблем империи. Он сравнительно редко обращается к далекому прошлому Рима, ограничиваясь в этих случаях краткими краткими обзорами.

Согласно концепции Тацита, императорское самодержавие возникло в интересах мира, чтобы прекратить междоусобные войны. Его не обманывает вид республиканских форм, сохранившихся при принципате: римское государство как бы управляется одним человеком. Он привык к самодержавному аппарату Рима, но ищет смягченных форм для этого режима.

Древняя концепция государственного управления признавала в каждом варианте государственного устройства "правильную" и "искаженную" форму. Для самодержавия искривленная конфигурация была тиранией. Неприязнь к тирании пронизывает все произведения Тацита, начиная с Агриколы. При всей своей нелюбви к философам он даже цитирует Сократа Платона (не называя его, однако), чтобы заклеймить тиранов.3 Тиберий, Нерон - самые мрачные образы, созданные Тацитом. В таких же красках, конечно, Домициан был представлен и в незаписанных частях "Истории". Близкими к тиранам являются их приспешники, например Сеян рядом с Тиберием и многочисленные, по большей части неизвестные, "обвинители"," доносчики " (delatores), эта "категория людей придумана для общественного уничтожения".

Имперская система не давала никаких средств для предотвращения образования тирании. С этой точки зрения династический принцип наследования, при котором власть могла легко и просто попасть не в те руки, был особенно небезопасен. По-видимому, в свое время Тацит надеялся на усыновление, усыновление достойного человека, как на желательный для Рима способ передачи императорской власти. Незадолго до того, как Тацит начал работать над Историей, усыновление использовалось Нервой, который усыновил Траяна (см. В первой книге Истории император Гальба произносит большую речь о преимуществах усыновления как метода выбора преемника, многие идеи которого тесно связаны с верованиями Тацита. Можно предположить, что писатель выбрал здесь Гальбу в качестве рупора своих собственных мыслей. Однако Тацит никогда больше не возвращался к этой теме. Ожидания, возлагаемые на адаптацию, возможно, никак не оправдались. Кроме того, в истории, Тацит отметил, что Веспасиан был единственным царем, который, в отличие от собственных предшественников, изменилась к лучшему, когда он пришел к власти.; При Траяне, он имел возможность еще раз убедиться в правильности собственного обобщения. Отношение Тацита к самодержавному правлению (dominatio) становится в Анналах гораздо более жестоким, чем в Истории.

Теоретик правящей элиты не считает население такой силой. Под "народом " Тацит имеет в виду, по старинке, жителей города Рима, то есть в значительной степени рассекреченную люмпен-пролетарскую массу, которую цари считали своим долгом кормить хлебными раздачами и развлекать развлечениями. "Народ" не занимается делами страны, не испытывает за нее чувства ответственности. Социальные силы "народа" ни в коей мере не представляют того самого, что "Вольнорожденных плебеев с каждым днем становилось все меньше", а число рабов "неимоверно росло".

Отрывок из книги XIV Анналов (42-45) проливает свет на отношение Тацита к рабам. В 61 году префект Рима Педаний Секунд был убит собственным рабом. Конфликт произошел на личной почве, однако древний обычай требовал казни абсолютно всех рабов, находившихся в доме в этот момент. Население Рима возражало против массовых казней невинных людей, в том числе и голосами в сенате за отмену прежнего порядка. Тацит никак не выражает своего мнения, но когда он рассказывает о прениях, он не дает слова защитникам рабов, а только дает широкую речь защитника казни. Вывод Говоруна: такой сброд людей нельзя укротить никаким другим способом, только страхом.

Плебеи, вольноотпущенники - эти слои, как правило, поддерживают императора, а не сенат, и в этом причина агрессивного отношения к ним историографа-сенатора. Кроме того, Тацит с большим сомнением и страхом смотрит на армию, силу, которая считалась прямой опорой имперского режима. Значение армии в Гражданской войне 69 года позволяет развить ряд картин солдатского произвола. Тацит очень хорошо понимает тяготы военной жизни, но с особым сочувствием описывает полководцев, например Корбулона, которые могут - и примером, и требованием-поддерживать воинскую дисциплину в трудных условиях.

Только высшие слои-сенаторы и всадники-способны, по мнению историка, заботиться о делах страны. Он с особым интересом останавливается, конечно, на действиях сенаторов. В то же время он предъявляет высокие требования к представителям древних родов, а не к другим членам сената. Он приветствует их похвальные действия как достойные их предков и их древнего имени. Однако гораздо чаще автору приходится винить их поведение. Главный упрек Тацита в адрес сенаторов-их "отвратительное" лицемерие, их бесконечное раболепие перед императорами. Исключение составляют лишь некоторые фигуры, такие как знаменитый лидер сенатской оппозиции Тразей Патус-Тацит определяет его как "саму добродетель" - или его зять Гельвидий Приск.

Интересно, что Тацит одобряет поправки в Сенате, пополняющие его заботливыми и трудолюбивыми эмигрантами итальянских муниципалитетов на периферии. Эта внезапная ситуация Тациту представляется, пожалуй, косвенным доказательством гипотезы о простом происхождении его семьи из 4. Показателен случай многозначительного разговора правителя Клавдия о выгодах приобретения знатными галлами кастильского права быть сенаторами в Риме. Оригинальная речь частично сохранилась на больших надписях, обнаруженных в 1528 году в городе Лионе. Это особый случай, демонстрирующий способность Тацита обрабатывать оригинальные документы. Оставив единственный смысл бессвязной речи императора, он сократил ее, поправил и усилил аргументацию. "Основатель нашего государства Ромул, - говорит Клавдий у Тацита, - отличался такой выдающейся мудростью, что видел во многих народах в один и тот же день сначала врагов, потом граждан". Писатель, таким образом, полностью одобряет политическую фигуру, романизацию покоренного народа, предоставление установленных прав и преимуществ членам его семьи. Тацит очень хорошо знает, что римское завоевание влечет за собой подчинение побежденных. Автор видел это дополнительно в "Агриколе". Местные жители представляются жертвами жадных римлян, их высокомерия, волюнтаристских действий и распущенности. Посланник имперского деспотизма, готовый в любой момент выразить сочувствие рвению "варваров" к независимости, и Арминий, как и" освободитель " Германии, приобретает у историка исключительно положительную характеристику. Тем не менее Тацит по-прежнему привержен римской экспансии. Она принадлежит Клавдию, который "не думал о расширении границ империи" (речь идет о Тиберии). Оправдание агрессии римских политиков имело свою традицию с основания II века до н. э. Римские историки и ораторы постоянно утверждали, что Рим не ведет агрессивных завоеваний и наступлений на чужие территории только "по просьбе" местных жителей или защищая собственных товарищей. "Наш народ, - заявил Цицерон в своем трактате о государстве, - завладел всеми землями в защиту своих союзников." Обоснованность превосходства над провинциями основана на том, что "для таких людей рабство полезно".

Тацит объясняет эту концепцию аргументами от имени римского вождя Цериала, который произносит речь перед галлами."Римский мир" (pax Romana), уверенность, которую приносит с собой Рим, является лейтмотивом этого назидания. Здесь мы можем рассматривать Цериала как источник всей совокупности взглядов Тацита, так же как Гальба был источником Тацита в проблеме преемственности императорского правления.

Писатель более или менее дружелюбно относится только к завоеванным народам, владык которых он с удовольствием романизирует. Жители восточной части империи, в которой преобладали эллинистические или иные культуры, никак не пользуются симпатией Тацита. В том числе и о греках, цивилизаторскую роль которых он не имеет возможности не признать, он изливает о них с неохотой и большей частью в негативном проекте. "Греки восхищаются только своими" ; они "ленивы, распущенны" . Арабы плохо воспитаны , египтяне суеверны. Самые отвратительные люди для Тацита-евреи. Их общины были разбросаны по всему греко-римскому миру, но вера евреев заставляла их держаться обособленно и никак не сливаться с окружающей сферой-и это оценивалось как враждебность абсолютно ко всем другим народам. Пункт о евреях в пятом томе "Истории" - это уникальный случай, когда этнологическое отступление Тацита затрагивает людей, известных по другим источникам. Сравнение с ними приводит к результатам, отрицательным для римского историка. Тацит опирался на ложные предупреждения неизвестного источника и повторяет за ним из-за него любые неточности.

Римского сенатора особенно раздражает тот факт, что необычная религия именно этого народа нашла приверженцев в греко-римском обществе. Кроме того, наибольшее раздражение Тацита вызывает новое религиозное течение - христианство, которое не так давно сформировалось как ответвление от иудаизма, но очень скоро отказалось от всякой национальной исключительности.С христианством, ожидающим будущего "суда Божия" над язычниками, Тацит, возможно, имел возможность познакомиться поближе, когда был проконсулом Азии. Он упомянул христиан в связи с пожаром Рима в 64 г. н. э. Нерон обвинил христиан в этом пожаре и подверг их - на потеху "черни" - страшным пыткам и казням. Христиане не были виноваты в пожаре, однако, согласно Тацит, - это те люди, которые "своими мерзостями навлекли на себя всеобщую ненависть", носители "злого суеверия", уличенные "в ненависти к роду человеческому" и заслужившие сурового наказания независимо от огня.

Вопрос об источниках Тацита очень сложен. Он не часто перечисляет имена писателей, которых использует. Его ссылки обычно безымянны: "некоторые авторы", "многие", "очень многие", "историки нашего времени", "некоторые люди утверждают", "некоторые люди отрицают". Нередко древние историки создают свой собственный полный отчет, основанный на отдельном источнике, но только называют его по имени в этих исключительных случаях, если они отклоняются от него. Тацит, во-первых, берет на себя обязательство указывать имена своих предшественников в тех случаях, когда они отличаются друг от друга, но не выполняет этого обещания. В некоторых случаях он ссылается на устные сообщения, опять же неизвестные, на протоколы Сената, даже на ежедневную газету, но это лишь единичные упоминания, они не дают возможности решить вопрос о характере источников, которыми пользовался Тацит.

В" Истории", изображая времена Домициана, Тацит вынужден был использовать протоколы Сената. У него не было другого источника для наблюдения за событиями из года в год. Он не мог не познакомиться и с обширной литературой о жертвах террора Домициана. Он также собирал устную информацию. У нас есть послания Плиния Младшего к Тациту с подробным описанием знаменитого извержения Везувия в 79 году, когда были погребены Геркуланум и Помпеи и умер дядя Плиния Младшего Плиний Старший.

У Тацита было другое отношение к более отдаленным временам. События, о которых он повествует в" Анналах "или в первых книгах "Истории", неоднократно описывались до него. Однако исторические труды, которыми он мог бы воспользоваться, утрачены. Ученые пытались определить отношение Тацита к источникам косвенно, сравнивая его рассказ с рассказами других писателей, которые должны были исходить примерно из тех же материалов. Младший современник Тацита Светоний Транквиллус собрал жизнеописания царей от Юлия Цезаря до Домициана. Светоний, по-видимому, не пользовался сочинениями самого Тацита, но работал из тех же источников. То же самое относится и к подробной римской хронике, написанной по-гречески сенатором Дионом Кассием. Особенно интересно сравнение первых двух книг Истории с биографиями императоров Гальбы и Отона, относящимися к другому современнику Тацита, Плутарху. Повествование Плутарха во многом сходно с Тацитом, даже в словесной форме, но анализ показывает, что оба автора автономны друг от друга и что сходство возникло благодаря использованию одного источника (неизвестно какого). Древние историки чтили традицию и нисколько не стыдились иногда строго придерживаться своих предшественников, в том числе повторяя их фразы.

Эта особенность античной историографии легла в основу своеобразной концепции, которую разделяли многие филологи второй половины XIX века. В соответствии с этим мнением античный историк, как правило, использовал только один источник в определенных разделах своего труда и лишь в редких случаях прибегал к другому. Французский ученый Фабий использовал понятие "единого источника" к историческим трудам Тацита. Ссылки римского историка на "некоторых" или "многих" авторов являются, по мнению Фабия, лишь литературным приемом. Когда мы находим у Тацита материалы, которые, безусловно, восходят к первоисточникам, например, к протоколам Сената, французский ученый размышляет о том, что к этим материалам непосредственно обращался не Тацит, а его предшественники, и Тацит нашел материал уже в готовом варианте.

Последующие исследования никак не подтвердили концепцию "единого источника" ни в целом, ни в отношении Тацита. Детальный анализ Летописей и их сравнение с Дионом Кассием и Светонием приводит современных ученых к выводу о множественности источников Тацита. Нет причин не верить ему, когда он сообщает об "авторах", чьи точки зрения ему известны. И было бы очень удивительно, если бы материалы протоколов сената, вполне созвучные его повествованию, он не отобрал для себя, а нашел готовую версию у более ранних историков.  

Таким образом, современные ученые считают работу Тацита над первоисточниками гораздо более содержательной и основательной, чем это казалось в то время Фабию. Начиная с" Истории", где ссылка на документальный материал была необходима, Тацит никак не менял этот метод в "Анналах". Его обещание пересмотреть предвзятое изложение истории Тиберия, Гая, Клавдия и Нерона было выполнено полностью им самим, и это, наряду с ясностью его общественно-политической мысли, заставляет его признать Тацита не только блестящим писателем, но и настоящим историком.2

Писатель, историк и исследователь, Тацит кажется несравненным специалистом по истории, напряженной, драматической. Как истинный традиционалист, он сохраняет давнюю фигуру представления годами, восходящую к записям римских жрецов. Такая модель имела возможность расстроить складывание сюжета, но писатель может таким образом совместить действия одного года, и читатель почти никогда в жизни не ощущает ее искусственного происхождения. Тацит употребляет его не очень редко, главным образом в последних книгах Летописи, и почти только с целью рассказать о политических процессах и военных сражениях. Аналитический принцип заставил нас разделить описание на мелкие моменты: Тацит демонстрирует в этом свое мастерство риторического разнообразия, показывая читателю цикл событий разной психологической окраски, но постоянно оснащенных высокими факторами. Книги часто украшают узорчатым окончанием-броской сценой или просто важным одним словом. Одним из наиболее завораживающих свойств агиографического искусства Тацита является драматизм повествования, проявляющийся как в совокупной системе его значительных произведений, так и в изучении отдельных моментов. Первые 3 книги "Истории" составляют широкую трагическую основу гражданской битвы 69 года. В Анналах хроника Рима времен Тиберия и сохранившиеся повествования о царствованиях Клавдия и Нерона разворачиваются как трагедия в серии действий, которые выдвигают на первый план ключевых носителей действия. В этих обширных "драмах", охватывающих несколько томов, переплетается цикл небольших "драм" с резко разворачивающимися моментами. Для обозначения образца летописи в конце Мессалина, матереубийство, совершенное Нероном , сюжет Песона . Сила Тацита заключалась не столько в пластичности отображения внешнего мира, сколько в количестве человеческих зрелищ. Рассказы о военных действиях реже получаются у Тацита и часто приобретают форму однообразной схемы. Профессионализм показа ("экфрасиса") был высоко оценен в риторической школе. Тацит превосходно описывает ужасное. Например, описание бури, захватившей флот Германика. Удовольствие описывает пожар: пламя и разграбление Кремоны, захват и пожар Капитолия, пламя Рима при Нероне . Общественно-политические движения, имевшие место в Сенате по поводу критики и оскорбления его величества, обращали Тацита в полные комплексы с аппаратом Сената, а также с фоновой и оппозиционной линией действующих лиц. В цирках Тацита, как показал русский исимизе М. Н. Дювернуа, " много ансамблей и мало деталей, счастливая группировка частей и смелые краски, противопоставление ряда острейших противоположностей в мгновенном застывшем движении-словом, вся картина Тацита есть непрерывный триумф сценического искусства. Его цель-всегда сильный эффект." Основы риторической историографии сформировали утонченное мастерство отступлений, экскурсов для того, чтобы успокоить читателя, развлечь его разнообразным и необычным материалом. Тацит помещает отступления почти в любую книгу, но редко ныряет далеко от основного плана своей собственной истории. В дошедших до нас главах значительных сочинений Тацита принято лишь одно крупное отступление - исторического и субэтнического характера-о евреях, в 5 - м томе "Истории". В других версиях творец ограничивается незначительными отклонениями. Он увлекается необычайными явлениями природы диковинными культами ; тем не менее Тацит гораздо охотнее отправляется в свои собственные экскурсы в римскую древность, чтобы объяснить свою собственную теорию римской хроники, свои собственные убеждения в проблемах историка.

Со времен Фукидида речи персонажей исторического повествования входили в арсенал античной историографии. Замечательный оратор Тацит, конечно, свободно пользуется этим приемом. Речи включены в стилистическую ткань античного историографического творчества как неотъемлемый компонент. Поэтому они должны быть составлены лично автором произведения. Античный писатель меньше всего старается цитировать подлинные речи других лиц со свойственным авторам этих речей стилистическим отношением. Следовательно, Тацит не включает в свои сочинения опубликованные речи других авторов, например Сенеки. Только по отношению к неопубликованным речам, знакомым лишь по парафразам и архивным документам, Тацит считает возможным в известной мере использовать их текст в своей собственной обработке . Примером этого может служить уже упоминавшаяся речь правителя Клавдия . Речи иногда вводятся для того, чтобы охарактеризовать говорящего, но часто имеют иную функцию: они призваны сформулировать мысли автора. Образцом этих речей мы ранее приводили беседу Гальби с принятием преемника и Злаков перед галлами о пользе римского правления .

Художественная сила повествования Тацита в значительной степени основана на морально-психологическом влиянии, которое всегда сопровождает повествование о действиях отдельных людей или обществ. Тацит пытается понять самые сокровенные мотивы человеческих поступков. Ему всегда нужно прибегать к догадкам о том, в чем сами люди не признаются, безнадежно делать намеки о вероятных причинах своих поступков, высказывать гипотезы о них. Погружая изображаемого человека в поле таких гипотез, Тацит формирует сложные, разносторонние образы, характер повествования порождает ряд типичных ситуаций: проявления деспотизма, доносы, общественно-политические движения, интриги, заговоры, военные бесчинства. Общество живет в постоянной среде опасений. Другие психические процессы, описанные у Тацита, чаще всего диктуются верой, гневом, завистью, яростью, стыдом. Положительные фигуры историка гораздо более схематичны, чем отрицательные, и их достоинства часто обнаруживаются только в период готовности героически принять смерть (например, Сенека).

Характер характеризуется своим морально-психологическим обликом, прежде всего добродетелями и пороками. Этот абстрактный анализ человеческих характеристик был одним из достижений декламаторского стиля римской литературы Первого века нашей эры, и Тацит считается одним из самых искусных мастеров этой декламаторской характеристики. Историк не избегает, в том числе и прямых характеристик, особенно в отношении второстепенных персонажей. Таков, например, образ Антония Примы, одного из агентов Веспасиана. Для ключевых действующих лиц он любит использовать косвенную характеристику, раскрывающую морально - психологический облик людей в показе их поступков. Одним из любимых приемов здесь является сравнение характеров. Такими парами являются Отон и Вителлий, Веспасиан и Муциан, Тиберий и Германик.

Особую трудность для античного историка представляло изображение тех фигур, нравственный облик которых менялся с течением времени, и, как правило, не в лучшую сторону. Эта проблема была поставлена с особой силой по отношению ко 2-м императорам-Тиберию и Нерону. Сложность изображения была связана с тем, что античность понимала человеческий характер статически. Выйдя из младенчества, человек, как правило, рассматривался в равной мере как обладатель определенных неизменных свойств в их постоянном равновесии. Так строятся древние биографии, так герои представлены в художественной литературе. Однако статичность древнего пути иногда вступала в противоречие с реальностью.

Рассмотрим, как Тацит решает проблему изменения характера Тиберия. Здесь используются 2 метода. Один из способов состоял в том, чтобы допустить возможность стать человеком, пусть даже под влиянием окружающей среды. Подчинение правителю порождает расцвет властных качеств характера. Тацит вкладывает эту мысль в уста старого сенатора Аррунция, которого обвиняли в" нечестии " по отношению к императору. Для себя Тацит предпочел другое решение проблемы, весьма характерное для античной историографии. "Природа" Тиберия оставалась неизменной на протяжении всего его существования. Эти черты подлости, безжалостности и разврата, характерные для последних лет существования этого правителя, составляют его истинную природу. Если они и не выражали себя поначалу, то это было лишь притворство, вызванное страхом. Изменения в поведении Тиберия представляют собой этапы выявления этих черт личности . 

Ни одна часть исторического труда Тацита не вызывала в наше время столько недоумения и упреков в адрес автора, как книги, посвященные Тиберию. Тацита обвиняли в этом, потому что он обещал читателю объективное изложение и бесцеремонно не подчинился собственным заверениям. Те самые факты, о которых сообщает Тацит, могли бы составить гораздо более позитивную картину Тиберия как правителя, если бы автор не сопроводил их каким-либо собственным комментарием, объяснив это притворством и обманом.

Тем не менее изображение Тиберия у Тацита отнюдь не продиктовано одной лишь лютой ненавистью. Историк не терпит диктатуры-это негатив. Это правда. "Сенаторская" позиция Тацита заставила его подчеркнуть удивительную картину террористической политики Тиберия по отношению к Сенату. Искаженная оценка положительных сторон царствования Тиберия была результатом неспособности античного историка преодолеть статическое понимание характера. Приняв однажды мнение, что истинная "природа" Тиберия свободно раскрывается только в последние годы его существования, Тацит не мог не приписать все эти "положительные" моменты искусному притворству и стал раскрывать его с беспощадной последовательностью. Все повествование Тиберия, первые 6 книг Летописи от первой строки до последней, проникнуто этой концепцией. Он обладает силой воображения Тацита. Объективно это было искажение реальности. Однако никакой" зависимости " в этом не было. Кроме того, есть все основания полагать, что образ Тиберия в сенаторской историографии, с понятием "притворство", был определен ранее предшественниками Тацита. Восприятие характера Тиберия у Диона Кассия и Светония не сильно отличается от восприятия Тацита. Некоторые черты этого портрета даже ослаблены создателем "Анналов".

Искажение действительности у Тацита часто основано на попытках психологически проникнуть в доводы человеческих поступков. В добросовестности историка сомневаться не приходится. Сравнение его повествования с рассказами других авторов часто заставляет современного исследователя выбирать изложение Тацита как более правдивое. Тем не менее именно эти качества составляют силу Тацита - моралиста, специалиста по психологии и художника, - которые иногда приходят в ущерб его точности как историка.

В полном соответствии с трагически возвышенным колоритом историографических произведений Тацита находится их чрезвычайно специфический стиль. Зачатки его мы находили раньше у Агриколы, отмечая там "склонность к необычному, к асимметричному, к смысловой полноте и сжатой выразительности." В масштабных творениях все эти моменты значительно умножились и образуют в своем сочетании совершенно новое качество. Историческая интерпретация этих стилистических особенностей Тацита представляет значительные трудности, главным образом из-за того, что мы не знаем его непосредственных предшественников. К традициям Саллюстия присоединились некоторые тенденции декламаторско-риторического стиля. Как известно, Плиний находил в Таците "благоговение", торжественное достоинство. Очевидно, Тацит был связан с тем течением в литературе Первого века нашей эры, которое стремилось к стилистическому "возвышению".

"Германия" и "Диалог" стилизованы, как мы видели ранее, несколько по-другому.

Однако стиль Тацита в разных произведениях зависит не только от жанровой принадлежности. Даже в исторических произведениях мы замечаем непрерывную стилистическую эволюцию. От "Агриколы" к "Истории", от "Истории" к "Анналам" всегда увеличивается количество необычных текстов, архаичных форм, необычных поворотов. Из творения в творение, смысловая нагрузка в словарный запас увеличивается. Тацит рассчитывает на серьезного читателя; многое остается недосказанным, раскрывается только намеком 2.

Это стремление к индивидуальному стилю, резко отличающемуся от манеры других писателей, достигает своего апогея в 1-й части "Анналов", в книгах о царствовании Тиберия (I-VI). Во 2-й группе книг, сохранившихся от "Летописей" (XI-XVI), особенно в книгах XIII-XVI (период Нерона), акцент на необычном несколько снижен.

Чем объясняется свежий стилистический уклон в последние годы жизни Тацита, неизвестно. Не находил ли писатель излишними свои прежние наклонности и не желал ли приблизиться к обыкновенному стилю? Не связано ли это, напротив, с архаизмом, который начал распространяться во времена Адриана, и не хочет ли Тацит отделить себя от архаизмов, которые уже казались ему тривиальными?

Этот курс в сторону смягчения необычного не следует, однако, преувеличивать . В последних книгах Летописи Тацит остается тем же виртуозом глубоко индивидуального высокого стиля, который оттеняет безнадежно тяжелый тон его исторического повествования.

Заключение

Несмотря на то, что Тацит описывает в основном политический аспект истории Рима, уже в XVI веке было обращено внимание на неоднозначность его собственных взглядов. Как правило, внимание акцентируется на его скептическом отношении к римским императорам и вообще к системе принципата. В своих сочинениях Тацит прежде всего характеризует императоров с отрицательной стороны, и только о Веспасиане он говорит, что тот изменился к лучшему за годы своего правления. Даже Октавиан Август, закончивший многие годы гражданских войн и которому последующие императоры пытались подражать, получил более сдержанную оценку.2 Скорее всего, Тацит не был полностью честен и откровенен, когда высказывал свое мнение на политические темы, Он никогда открыто не выражал своего неприятия империи или отдельных императоров. Скорее всего, это было связано с опасениями за свою жизнь и желанием творить без давления - он был хорошо знаком с цензурой, попытками влияния на историков и даже убийствами самых неугодных. Однако восстановление политических взглядов Тацита осложняется тем, что он не предлагает никакой политической программы и обычно развивает только идею умеренности. Поэтому можно заключить, что Тацит не был радикальным противником принципата, а скорее скорее прагматически склонялся к мысли, что государство должно находиться под властью достойного императора, и монархия казалась ему неизбежной. Тацит был монархистом, но "по необходимости". Во всяком случае, он отстаивал необходимость дисциплинированных граждан и стабильной власти.  

В первом веке Римской империи Сенат был центром оппозиции императорам. Многие сенаторы с грустью вспоминали эпоху республики, когда власть была в их руках. Тацит скептически относился к перспективам сената восстановить свои прежние полномочия и не был очень высокого мнения о самих сенаторах. Он отмечает, что в происходящем виноваты сами сенаторы, так как их льстивое раболепие перед императорами со временем лишь отдаляло сенат от реальной власти. Тацит также отрицательно характеризует простых римлян. Он изображает простой народ трусливым, непоследовательным, жаждущим хлеба и зрелищ, Тацит отмечает, что большинство пролетариев были почти не знакомы с римской культурой, мало владели латинским языком, но в то же время имели большое влияние на императоров, хотя и не были пригодны для участия в политической жизни. Тацит также отрицательно относится к участию армии в политической жизни, по его мнению, легионеров следует нагружать работой, чтобы они не думали о мятежах. Можно заключить, что Тацит нашел наилучшую возможную форму политической организации в Римской республике в первые десятилетия ее существования (примерно до принятия Законов Двенадцати таблиц). Кроме того, он часто дает оценку современности, сравнивая ее с республиканской моделью.

Тацит также критиковал известную концепцию смешанного государственного строя, распространенную историком Полибием. Согласно этой концепции, военные достижения Римской Республики и ее преимущества перед эллинистическим полисом основывались на сочетании трех форм правления в Риме - демократии, аристократии и монархии. Тацит, с другой стороны, считает эту концепцию абстрактной от реальности; согласно его текстам, смешанную форму правления "легче похвалить, чем осуществить на практике, а если и осуществить, то ненадолго".

Для Тацита характерна высокая оценка значения личности в истории. Согласно Тациту, именно изменение нравственного облика народа привело к неоднозначной политической ситуации в Первом веке. Он считает, что любой человек от рождения наделен уникальным характером, который может либо проявить себя в полной мере, либо сознательно скрыть. Таким образом, Тацит считает, что всегда хорошие начинания Тиберия были лишь лицемерной ширмой, предназначенной для сокрытия его пороков. Немалое значение в представлениях Тацита об истории имеет особое понимание virtus - совокупности положительных свойств, характерных для римлян древности, но утраченных современниками историка. По его мнению, в Первом веке и цари, и непримиримая оппозиция им в равной степени отказались от традиционной римской доблести. Однако он пытается анализировать не только общепсихологические, но и социологические проблемы.

Список литературы

1. Гай Плиний Старший. Естественная история / ПЕР. и под ред. В. М. Севергина. - Спб.: Императорская академия наук, 1819. - 364 с.
2. Гай Светоний Tranquillus. Жизнь двенадцати цезарей.
3. "Наука", 1993 - 375 с.
4. Цезарь Гай Юлий. Заметки о Галльской войне. М.: Азбука-классика, 1999.   
5. Иероним Strydon. Книга о знаменитых людях. / Пер. i комм. М. Ф. Высокого/ / Церковные историки IV-V вв. - М.: Росспэн, 2007. - 372 с.
6. Корнелий Тацит. Очерки в двух томах. Научное-изд. Центр "Ладомир", Москва, 1993. - 744 с.
7. Марк Туллий Цицерон. Диалоги. М., Научно - издательский центр "Ладомир" - "Наука", 1994-456 с.
8. Плиний Младший. Письма: Книга I--X / Под ред. подгот. Сергеенко М. Е., Доватур А. И.-2-е изд., переизд. 1982. - 407 с.
9. Плутарх. Сравнительные биографии. Т. II. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1963. - 704 с.
10. Полибий Всеобщая история в 2 т. Т. 1. Книга I-X / Полибий, Пер. с древнегреч. Ф. Мищенко. - М.: ООО "Издательство АСТ", 2004. - 765 с.; Вып. 2. Книга XI-XXXIX/Полибий, пер. с древнегреческого. Ф. Мищенко. - М.:ООО "Издательство АСТ", 2004. - 765 С.
11. Тит Ливий Римская история от основания города. Полное издание в одном томе. М.: АЛЬФА-КНИГА, 2014. - 1290 с.