Реферат на тему: Философия жизни в книге Анри Бергсона (Творческая эволюция)

Содержание:

Введение

Среди всех современных мыслителей, обратившихся к спиритуализму, стоит выделить французского философа Анри Бергсона. Его позицию можно определить как эволюционный спиритизм. Бергсон, несомненно, один из самых интересных и значительных французских мыслителей. Отражение его идей можно найти в идеях американского прагматизма, в художественных, социальных и религиозных концепциях.   

Бергсон родился в Париже в 1859 году. Он изучал философию в Ecole Normale, получил высшее образование и преподавал в лицеях. Он с большим успехом защитил докторскую диссертацию Эссе о непосредственных данных сознания (1889 г.) в Сорбонне. Читатели не оставили без внимания его труд Материя и память (1896 г.). В сборнике Смех. Очерки смысла комического (1900) Бергсон поясняет, что человек - это не только животное, которое может смеяться, но и животное, вызывающее смех. В любом животном и даже неодушевленном существе комик умеет найти хоть какое-то сходство с человеком. Таким образом, комический эффект работает как своего рода анестезия для сердца. Наш смех всегда относится к группе людей, когда внимание обращается на одного, а комикс подразумевает игру оттенков понимания, приглушающую чувственность.

Вершиной творчества философа стали книги Введение в метафизику (1903 г.) и Творческая эволюция (1907 г.). Профессор College de France и член Французской академии Анри Бергсон в 1928 году получил Нобелевскую премию по литературе. Два источника нравственности и религии (1932) - его последняя работа. Когда нацисты оккупировали Париж, Бергсон был освобожден от регистрации, которой подлежали все евреи. Однако философ не принял эту честь и пришел со всеми. В последние годы своей жизни он нашел в католицизме дополнение к иудаизму. Однако он не изменил своей веры. Я хочу остаться с теми, - написал он в своем завещании, - кого завтра будут преследовать. Бергсон умер в Париже в 1941 году.        

Это правда, что бергсонианство было модной философией. Чтобы послушать его лекции, случилось так, что некоторые светские дамы послали слуг занять места в аудитории. Конечно, обаяние личности философа было не последней причиной успеха. Когда он появился в глубине сцены, в зале царили тишина и трепет, - говорит Ж. Шевалье. Объединенные руки, никаких нот, огромный лоб, яркий свет глаз из-под густых бровей, тонкие черты лица, выражающие духовную силу и мощь мысли. Его речь была спокойной, ритмичной и благородной. В необыкновенной уверенности и поразительной точности, в чарующих музыкальных интонациях, даже в некотором дефекте дыхания было что-то кокетливое.       

Защищая творческую активность духа, Бергсон ни на минуту не упускает из виду конкретную жизнь сознания, наличие тела и материальной вселенной. Он писал, что ошибка всех спиритических доктрин состоит в том, что духовную жизнь можно изолировать от всего остального, унося ее далеко от земли на недоступные расстояния. Так духовное превратилось в мираж. Однако духовное нематериально только в том смысле, что это творческая и конечная энергия, которая постоянно возникает в условиях, которые могут ее погасить или привести к ее деградации. Философия Бергсона, отвергающая позитивистскую редукцию, основана на верности действительности.    

Пространственное время и время как продолжительность

Вдохновленный эволюционной теорией Спенсера, молодой Бергсон хотел усовершенствовать свои первоначальные принципы. Однако он видел определенные недостатки в интерпретации проблемы времени. Время ускользает от механики в контексте конкретного опыта. Что касается механики, мы читаем в Очерке непосредственных данных сознания, что время - это серия моментов, один за другим, как изменение положения часовых стрелок. Следовательно, механическое время - это пространственное время. Фактически, узнать время - значит проверить положение стрелок на часовом циферблате.       

Но, помимо сокращения времени в пространстве, механика также делает его обратимым. Мы можем возвращаться и проверять опыт столько раз, сколько захотим. Каждый момент времени в механике является внешним по отношению к другому моменту, поэтому они эквивалентны. В нем полностью отсутствует время конкретного опыта. Таким образом, пространственность - это характеристика вещей. Сознание же характеризует продолжительность.     

Именно сознание дано для непосредственного восприятия незавершенной текучести времени. Продолжительность означает, что я живу настоящим с памятью о прошлом и с ожиданием будущего. Без сознания нет прошлого, и будущее не наступит. Сознание связывает прошлое и будущее с настоящим. Сознанию чужда количественная неразличимость моментов, для которых один момент может длиться вечно. В жизни каждого человека есть моменты, которые не проходят, а другие периоды улетают бесследно. В расширенном потоке сознания моменты времени взаимно проницаемы, они, будучи связаны друг с другом, усиливают друг друга, затем петляют, примером чего может быть наше раскаяние и сожаление.      

В механике время обратимо, но в жизни сегодня это не то же самое, что вчера, в каждом последующем моменте есть настоящая новинка: искать потерянное время бесполезно. Это означает, что конкретное время - это жизненный поток, в каждом моменте которого присутствует элемент новизны. Это как клубок, который, увеличиваясь, не теряет накопленное. Жемчужное ожерелье - это образ, который, возможно, отражает сущность механического времени, каждый момент которого сам по себе.   

Конечно, количественная модель времени, выкристаллизованная в серию моментов, вполне функциональна в рамках практических задач науки по созданию эффективных инструментов управления ситуациями. Тем очевиднее неадекватность этой модели для анализа данных сознания и различных его проявлений. Позитивизм здесь бессилен. Когда я смотрю на циферблат часов и стрелки, движущиеся в соответствии с колебаниями маятника, я не измеряю время, каким бы очевидным оно ни казалось - я фиксирую одновременность, и это не одно и то же. все. В космосе есть только расположение стрелок относительно маятника и ничего из положений прошлого. Только во мне есть процесс организации и взаимопроникновения, который образует действительно длительное время. Только благодаря моему внутреннему маятнику, который измеряет колебания прошлого, я могу чувствовать ритм настоящего времени.  Таким образом, мир сознания и мир вещей радикально отличаются друг от друга. В сознании происходят неразделимые события, в пространстве одновременные события различимы, но без последовательности в том смысле, что одно не существует после появления другого. Вне нас существует взаимное расположение без непрерывности, внутри нас есть непрерывность без внешнего согласования.         

Почему продолжительность оправдывает свободу

Непрерывная текучесть, согласно Бергсону, характеризует сознание в режиме свободы, вопреки точке зрения детерминизма. Действительно, предметы лишены знаков прошедшего времени, существуют один отдельно от другого. Именно поэтому можно определить последующее событие с помощью предыдущего: причины объясняют последствия своей идентичностью. Однако то, что возможно (и полезно) в сфере пространственных явлений, оказывается невозможным в сфере сознания.     

Сознание хранит следы прошлого, для него не существует двух полностью идентичных событий. Поэтому точное определение явлений и событий совершенно невозможно. Жизнь сознания неразделима на дискретные состояния. Я единство в становлении. Поэтому там, где нет ничего идентичного, ничего нельзя предсказать.    

Детерминисты, подобно сторонникам теории свободы воли, совершают ошибку, применяя категории, чуждые сознанию.

Детерминисты ищут определенные причины для действия, единственным мотивом которого является сознание и вся история этого сознания. Единство становления дано в Я, и мы свободны только тогда, когда наши действия выражают и излучают наше личное происхождение, личность. 

Итак, наши действия зависят от нас, от того, кем мы являемся и кем мы стали. Если в наших действиях есть совпадение, мы свободны. Понятно, что наши действия не всегда совпадают с сущностью нашего Я, часто это лишь привычки, внешние явления, которые, кстати, вполне предсказуемы. Чем мы поверхностнее, чем больше мы похожи на вещи, тем более предсказуемы наши действия. И наоборот: чем глубже мы погружаемся в себя, тем менее предсказуемы мы, тем более неожиданными являемся.    

Все это наводит на мысль, что следует выйти за рамки спора между детерминизмом и волюнтаризмом, поскольку их посылки также ошибочны. Анализ концепции времени показывает, что сознание не вещь среди вещей. Я несокрушим, - пишет Бергсон, - когда чувствую себя свободным в том, что дано немедленно. Но как только он пытается доказать свою свободу, он не может сделать это иначе, как через пространственные преломления. Поэтому механистический символизм не может ни подтвердить, ни опровергнуть принцип свободы воли.     

Материя и память    

В Очерке непосредственных данных сознания протяженное время противопоставляется конкретному времени, внешняя реальность противопоставляется внутренней. Понятно, что Бергсон не смог избежать проблемы соотношения этих двух реальностей. Проблема перехода от материи (внешней реальности) к духу (внутренней реальности) стала центральной проблемой эссе Материя и память. Согласно теории психофизического параллелизма, психические состояния и церебральные состояния - это два разных способа говорить об одном и том же явлении или процессе. Материалистический эволюционизм рассматривает психические явления как простые эпифеномены мозговой деятельности. Бергсон отвергает оба этих учения.     

Даже если мы рассматриваем мысль как простую функцию мозга, писал Бергсон, или сознание как эпифеномен мозговой деятельности, то в любом случае мы получим два перевода на разные языки одного и того же принципа, согласно которым проникновение в лаборатория мозга возможна. Бергсон противопоставляет попытки свести дух к материи, полагая, что в человеческом сознании многое выходит за пределы объяснимых функций мозга. 

Взяв открытия психофизических свойств, Бергсон дополняет их анализом трех пунктов: памяти, воспоминаний и ощущений. Память отождествляется с самим сознанием, с тем, что мы слышали, желали и познавали, со всем, что склоняется над настоящим. Это духовное воспоминание не совпадает с воспоминанием. Это означает, что в мозг проникает лишь небольшая часть того, что мы называем сознательными процессами, что необходимо в настоящее время. Другими словами, в сознании есть нечто бесконечно большее, чем то, что может обработать мозг. Любой, кто мог заглянуть внутрь мозга, когда он был в состоянии полной активности, не увидел бы так много: только то, что выражается в жестах, поведении, телесных движениях... Остальные самые сокровенные мысли и чувства остались бы скрытыми. как для зрителя, который видит актеров на сцене, но не понимает ни слова.      

Для реализации духовной памяти нужны механизмы, связанные с телом, поскольку только через тело мы воздействуем на объекты. Но это не зависит от тела: повреждение мозга затрагивает не столько сознание, сколько связь сознания с реальностью. Ориентированное на действие тело ограничивает духовную жизнь этой функцией. Он делает это через восприятие возможного воздействия нашего тела на другие тела. Восприятие - это действие нашего тела, маневрирующего между изображениями предметов. Воспоминание как образ прошлого ориентирует восприятие настоящего благодаря тому, что мы всегда действуем на основе прошлого опыта. Таким образом, все прошлое раскрывается в настоящем действии. В каждый момент нашей жизни существует связь между памятью и восприятием с точки зрения действия. Следовательно, все происходит так, как если бы независимая память собирала образы, созданные временем, как если бы наше тело было одним из этих образов, в каждый момент мгновенно создавая моментальный снимок того, что происходит в целом.        

Так память соотносится с духом, а восприятие - с телом. Память растворяется в совокупности прожитой жизни, восприятие состоит в определении по отношению ко всей совокупности всех объектов возможное воздействие моего тела на них. Восприятие как отбор характерно для того, чтобы поглотить настоящее. Следовательно, свобода сознания находит свои пределы в восприятии. Восприятие, в свою очередь, возвращается к жизненному потоку Самости, оседая в памяти или сознании.    

Это истинная связь между духом и материей, душой и телом. С одной стороны, память принимает тело из восприятия, с которым она связана. С другой стороны, восприятие, поглощенное памятью, становится мыслью. Тело ограничивает жизнь духа, но делает ее действенной. Тем не менее дух, чувствуя себя скованным, пытается вырваться из тела. Восприятие поглощает настоящее, но растущий дух устремляется в будущее. Жизнь - это рост духа посредством материальных сокращений или сокращений, втягиваемых духом, что делает его продолжительным.    

Жизненный импульс и творческая эволюция

Наше прошлое постоянно следует за нами... все, что мы слышали, думали, желали с детства, наклоняется над настоящим, вбирая в себя прошлое, которое стучит в дверь нашего сознания.

Анри Бергсон

Декарт разделил вселенную на мышление (res cogitans) и расширение (res extensa). Нет двух реальностей, утверждает Бергсон, но есть два полюса одной и той же реальности - дух и материя, душа и тело. В Творческой эволюции (1907 г.) он переходит от анализа непосредственных данных сознания к развитию глобальной идеи космологического эволюционизма.  

Эволюционные теории можно разделить на механистические и финалистические. Механистический эволюционизм иллюстрируется теорией Дарвина: случайные мутации в борьбе за существование благоприятствуют отдельным особям, в то время как успешные наследуемые мутации обеспечивают выживание более приспособленным. В такой модели эволюции нет цели или заранее установленного порядка, она ателеологическая. С другой стороны, теория финалистов также механистична, поскольку она детерминирована. Механистический эволюционизм объясняет эволюцию с точки зрения действующей причины, финалиста с точки зрения цели. Первый определяет эволюцию из прошлого, второй - из будущего. Оба не слишком доверяют реальности настоящего.      

Так в чем же суть реальности? Хотя Спенсер, отмечает Бергсон, показал изменчивую сущность вещей, ему все еще не хватает эволюции как становления. Он называет эволюцию Дарвина метафизикой, в рамках которой все реальное уже дано навечно, только мышление не может одновременно познать длительность процессов. И механистический, и окончательный эволюционизм в силу своего детерминизма не улавливают реальной сущности эволюции.   

Жизнь, даже с биологической точки зрения, вовсе не механическое монотонное самовоспроизведение. У него есть непредвиденные повороты и повороты, заставляющие его перерасти сам себя. Именно идея творческой эволюции позволяет преодолеть ограничения механизма и финализма, поскольку жизнь - это реальность, явно отличная от грубой материи. Жизнь, а не только сознание, - это продолжающийся необратимый процесс. Прошлое накапливает своего рода органическую память, а живому не дано переживать прошлое.    

Следовательно, жизнь - это жизненный импульс, свободный и необратимый. Материя - это не что иное, как момент остановки этого импульса. Жизнь стремится к росту и богатству, чтобы размножаться в пространстве и заполнять время. Речь идет о постоянном росте форм, и каждая последующая - это нечто большее, чем простая рекомбинация известных элементов. Жизнь - это постоянно обогащающее действие, в то время как материя постепенно распадается и деградирует, что только подтверждает второй закон термодинамики.    

По словам Бергсона, вещей нет, есть только действия. Это означает, что вещи или объекты могут быть представлены в эволюционном процессе изолированными, как разлагающиеся творческие жесты. Представьте себе жест, - объясняет Бергсон, - поднимающий руку. Рука, предоставленная самой себе, опустится в исходное положение. Тем не менее в нем останется возможность - в случае волевого усилия - возродиться снова. Этот образ исчезнувшего творческого жеста дает наиболее точное представление о материи.  Материя, таким образом, является деградировавшим жизненным импульсом. Импульс, потерявший творческий импульс, становится препятствием на пути следующего импульса. Таким образом, морская волна, возвращаясь, становится преградой для другой восходящей волны.        

Жизнь подобна стремительному потоку: постепенно организуя тела, она делит людей на роды и виды, растворяясь в них. Материя, по Бергсону, есть отражение жизненного импульса, изначальное единство которого распадается на множество элементов. Тогда творческая энергия угасает. Траекторию эволюции нельзя описать как движение брошенного мяча; скорее, это похоже на гранату, которая внезапно разорвалась на множество осколков, и взрывы осколков продолжаются еще долго. Мы - маленькие фрагменты - можем только догадываться о первоначальном мощном взрыве. Взрывная сила пороха в нашем примере соответствует самой жизни в неустойчивом равновесии ее внутренних тенденций. Грубое вещество соответствует сопротивлению металла гранаты при взрыве.      

Творческую эволюцию также можно сравнить со связкой стеблей, каждая из которых символизирует определенный путь эволюции. На своих развилках жизненный импульс теряет свое изначальное единство. Первая развилка соответствует разделению растений и животных. Растения, закрытые в ночи подсознания и неподвижности, концентрируют в себе потенциальную энергию. У подвижных животных сознание развивается в процессе поиска пищи. Животные в свою очередь развиваются в разных направлениях. Возникают более совершенные формы инстинктов, а у двуногих людей помимо инстинктов возникает интеллект. Только у людей сознание начало активно развиваться; в других направлениях эволюции она зашла в тупик.       

Аналогичная связь существует между памятью и восприятием. Жизнь и материя лежат в основе эволюции. История эволюции - это история органической жизни и ее непрекращающихся попыток освободиться от пассивной инертности материи. Органическая жизнь пытается подняться по тому же склону, по которому стремится сползать материя. Посредством фотосинтеза и хлорофилла органическая жизнь снова улавливает рассеянную солнечную энергию, поглощает потенциальную энергию, теряемую животными в движении. Итак, материя возвращается в поток жизни, а жизнь поднимается, несмотря на падение и распад энергии.     

Инстинкт, разум и интуиция

Интуиция овладевает определенной нитью. Она сама должна видеть, достигает ли нить самого неба или заканчивается на определенном расстоянии от земли. В первом случае это метафизический опыт великих мистиков. И я могу, ибо со своей стороны, утверждаю, что это правда. Во втором случае метафизический опыт оставляет земное изолированным от небесного. В любом случае философия способна подняться над условиями человеческого существования

Жизнь животных развивалась в разных направлениях. Один из тупиковых путей - это, например, моллюски. В то же время членистоногие (членистоногие) и позвоночные оказались достаточно подвижными. Если в ветви членистоногих, по мнению Бергсона, эволюция дала наиболее совершенные типы инстинктов, то в ветви позвоночных она привела к разуму. Хотя трудно не признать, что раньше инстинкт был украшен некой бахромой разума, а вокруг интеллекта всегда есть некий инстинктивный фон.    

Итак, что такое инстинкт, а что разум, понимание? Инстинкт, пишет Бергсон, - это способность использовать и даже создавать органические инструменты. Интеллект - это способность создавать и использовать неорганические инструменты... Инстинкт и интеллект представляют собой два разных, но одинаково элегантных решения одной и той же проблемы.  Изначально человек - это homo faber и homo sapiens вместе. Инстинкт работает через естественные органы; интеллект создает искусственные инструменты. Инстинкт передается по наследству, а разум - нет. Инстинкт конкретен в обращении к вещам, разум заинтересован в отношениях. Инстинкт повторяется, разум создает. Инстинкт привычки, он предлагает адекватное решение, но только одна проблема, она не имеет возможности изменять. ум не знает вещи, но отношения между вещами, поэтому он имеет понятия и формы. Отдельно от непосредственная реальность, он может предвидеть будущее. Исходя из практических соображений интеллект, абстрагируя, анализирует, классифицирует, разбивает реальность на серию кадров, как в кинематографическом фильме. Однако тысяча фотографий Парижа - это не Париж.            

Следовательно, ни инстинкт, ни разум (вместе с наукой) не дают реальности: Есть вещи, которые обнаруживает только разум, но сам по себе он их никогда не находит; только инстинкт может их обнаружить, но он не ищет их.  Тем не менее, ситуация не безнадежна. И это потому, что разум никогда полностью не отделен от инстинкта. Разум в обратном движении к инстинкту становится интуицией. Интуиция - это инстинкт, который стал бескорыстным, способным размышлять о своем собственном объекте и бесконечно долго наполняя его . Ум вращается вокруг объекта, принимает на него множество точек зрения, но ему не дано войти внутрь. Но интуиция работает изнутри жизни. Интеллект, сокрушая то, что становится, анализирует. Интуиция находит путь сочувствия, и поэтому совпадает с тем, что уникально и невыразимо в объекте.         

Интуиция - это видение духа со стороны самого духа. Это спонтанно, как инстинкт, и сознательно, как и ум. Реальность интуиции подтверждается эстетической интуицией, в которой сочетаются вещи, не связанные с повседневным и жизненным. Именно интуиция показывает продолжительность сознания и реальное время, давая нам возможность понять себя как свободных существ.   

Интуиция - это орган метафизики. Научный анализ, интуиция метафизики. В нем возможен прямой контакт с вещами и сущностью жизни, которая есть продолжительность. Интуиция - это ощущение реальности по своей сути. Метафизика, в свою очередь, пытается преодолеть барьер символов, созданный интеллектом. Интуиция цепляется за нить, - пишет Бергсон. - Она сама должна увидеть, доходит ли нить до самых небес или заканчивается на некотором расстоянии от земли. В первом случае это метафизический опыт великих мистиков. И я могу со своей стороны заявить, что это правда. Во втором случае метафизический опыт оставляет земное изолированным от небесного. В любом случае философия способна подняться над условиями человеческого существования.           

Таким образом, разум вращается вокруг объектов, которые сокрушают время как продолжительность. Как в кинематографической репризе, которая разбивает движение на моменты, самого движения больше нет. По словам Бергсона, в этом суть апорий Зенона о том, что интеллект вынужден отвергать движение. Напротив, интуиция, ныряющая и выплывающая из реки жизни, находится в форме памяти и продолжительности, она подтверждает нашу свободу, проникая в импульс жизни. Благодаря нашей интуиции мы понимаем, что жизнь подобна огромной волне, которая преодолевает все на своем пути. Однако по всей окружности жизнь зашла в тупик, только с человеком стало возможно двигаться вперед. Человек продолжает свой жизненный порыв, даже если не уносит с собой все, что было в жизни.      

Через интуицию мы понимаем, что все живые существа едины и все подчиняются одному и тому же чудесному импульсу. У животного есть точка опоры в растении, у человека - в животном мире. И все человечество - в пространстве и во времени - скачет взад и вперед мимо нас, оно способно сметать все препятствия, преодолевать любое сопротивление, может быть, даже смерть.   

Закрытое общество и открытое общество

Импульс к жизни, преодолевая все препятствия в человеке, становится творческой деятельностью, основными формами которого являются искусство, философия, мораль и религия. В своей последней книге Два источника морали и религии (1932) Бергсон останавливается на теме нравственной и религиозной деятельности человека. От теории сознания он переходит к теории Вселенной и теории ценностей. Моральные нормы имеют два источника: социальное давление и потребность в любви. В первом случае нормы выражают социальные потребности разных исторически заданных групп. Человек оказывается в обществе, как клетка в организме или муравей в муравейнике. В основе такого общества лежит потребность в привычке быть связанным привычкой, и это единственное основание для морального обязательства. Система привычек более или менее отвечает потребностям сообщества. Однако мораль привычных обязательств - это мораль закрытого общества, поскольку индивид действует как часть целого, как элемент механизма.            

Однако социальное давление, по мнению Бергсона, не единственный источник нравственности. Нравственность связана с типом общества. Ведь есть еще и абсолютная мораль - мораль открытого общества. Это мораль христианства, мораль греческих мудрецов и пророков Израиля. Героев морали с общечеловеческими ценностями - Сократа и Иисуса - не удовлетворяют групповые ценности, они видят в человеке все человечество. Все человечество - открытое общество.     

Мораль закрытого общества статична. С другой стороны, открытое общество максимально динамично. Безличному конформизму и всевозможным табу закрытого общества противостоит мораль общества, основанного на личном принципе с его изначальной оригинальностью. Все существующие общества были закрыты. Между любой великой нацией и человечеством существует такое же расстояние, как и между конечным и бесконечным, закрытым и открытым обществом. Основа открытой морали - творческая личность, ее цель - человечность. Его содержание - любовь ко всем соседям, его достояние - дух новаторства, ломающий все устоявшиеся схемы закрытого общества.       

Статическая религия и динамическая религия        

И в моральной, и в религиозной жизни Бергсон отделяет динамику от статики. Статическая религия, сотканная из мифов и сказок, выполняет повествовательную функцию в процессе эволюции жизненных форм. Эта особенность чрезвычайно важна. Человеческий разум - это угроза обратить события против жизни. Рациональное существо склонно к эгоизму и разрывает социальные связи. Он осознает свою конечность, непредсказуемость будущего и хрупкость всех человеческих начинаний. Именно религия с ее мифами, легендами и суевериями укрепляет социальные связи, защищая их от разложения. Кроме того, религия дает надежду на бессмертие, чувство защищенности, веру в себя и возможность влиять на происходящее.       

Религия, по мнению Бергсона, защищает человека от угрозы, исходящей от интеллекта для человека и общества. В этом смысле как продукт естественной эволюции статическая религия естественна и инфраинтеллектуальна. Но помимо этого есть еще суперинтеллектуальная динамическая религия. Для последних догмы - это лишь кристаллизация, моменты непрерывного жизненного импульса. Такая религия не может не быть мистицизмом, поскольку ее конечный результат - контакт и частичное совпадение с творческими усилиями, которые демонстрирует жизнь. Такое усилие является Божественным, чтобы не сказать, что это сам Бог.  Мистическая любовь к Богу, согласно Бергсону, совпадает с любовью Бога к Себе.  Бог есть любовь и объект любви: все это мистицизм.       

Если мистицизм неоплатоников восточного типа созерцательный, потому что он не верит в эффективность действия, то истинный мистицизм, согласно Бергсону, достигает высшей точки жизненного восхождения в экстазе, который по сути является мирским действием. Такими мистиками были святой Павел, Франциск Ассизский, святая Тереза, святая Екатерина Сиенская и Жанна д'Арк. Их любовь к Богу совпала с любовью к ближнему. Кроме того, единственным доказательством существования Бога может быть именно мистический опыт. С этим согласны все (и не только христианские) мистики. Высшее Существо становится реальным только в момент прямого мистического контакта с ним.     

Таким образом, динамичная (открытая) религия - это религия мистиков. Бергсон подчеркивает, что современному обществу мистические гены нужны как никогда. Беспрецедентное влияние человека на природу говорит о том, что человеческий организм растет сверх всякой меры. Этому телу не хватает такой же большой души. Механике нужен мистицизм. Эта взаимодополняемость может излечить недуги современного общества. Невозможно, чтобы мистическая идея, предполагающая в каком-то смысле гения и привилегированного человека, мелькнула в одной душе. Если слово великого мистика... отзывается эхом в одном из нас, не потому ли, что мистик дремлет внутри нас, ожидая возможности встряхнуться изо сна?       

Заключение

Подводя итоги, можно сказать, что философию Бергсона можно кратко представить как философию жизненного импульса и рассматривать наряду с другими концепциями философии жизни. Особенность жизненного импульса заключается в том, что Бергсон, с одной стороны, делает акцент на необходимости описания и анализа фактического материала, стремится вернуть дух в почву фактов (влияние позитивизма), с другой стороны, с этим фактом он считает факт сознания. 

В Предисловии к Переживанию непосредственных данных сознания Бергсон определяет специфику своей философии следующим образом : Мы обязательно выражаем свои мысли словами. И мы чаще всего мыслим пространством. Иными словами, наша речь требует нас установить между понятиями те же ясные и точные различия, ту же прерывность, которая существует между материальными объектами. Такое усвоение полезно в практической жизни... Но можно спросить: не следуют ли все непреодолимые трудности, возникающие при решении определенных философских проблем от устойчивой привычки позиционировать в пространстве явления, которые вообще не занимают места?  Трудность, о которой пишет Бергсон, - это проблема физики и метафизики сознания, проблема онтологии сознания.    

Бергсона преследует картезианское определение духовной субстанции как непротяженной в противоположность протяженной материи - дуалистическая идея, которая в 19 веке была заменена гегелевской идеей единой сущности природы и человека, и природы - как другое существо мирового духа. Именно благодаря Гегелю, согласно Бергсону, в человеческое сознание вошла ложная идея пространственности духа: пространственность как центральная характеристика природы стала распространяться на дух, на сознание человека.  

Бергсон стремится построить позитивную метафизику, которая, с одной стороны, решила бы проблему позитивизма, который порвал с человеком, с его вечными проблемами и в конечном итоге отказался от философских проблем в целом; с другой стороны, использование позитивистских средств и методов познания помогло бы философии (метафизике) стать конкретной философией - философией здравого смысла, стать реальной и, следовательно, эффективной философией. Именно эти два аспекта Бергсон стремился подчеркнуть в самом названии своей философии - позитивная метафизика.  

Список литературы

1. Реале и Д. Антисери. Западная философия от истоков до наших дней, т.4. - Санкт-Петербург: ТОО ТК Петрополис, 1993.   
2. Богенский И. М. Современная европейская философия. - М.: Издательство иностранной литературы, 1956. 
3. Рассел Б. История западной философии в 3-х кн.: 3-е изд. - Новосибирск: Сиб. унив. Издательство; Издательство Новосиб. Университет, 2005.     
4. Философия: Учебник для вузов / Под общ. изд. В.В. Миронов. - М.: Норма, 2006.   
5. Бергсон А. Творческая эволюция. Материя и память. - Минск: Урожай, 1997.  
6. Бергсон А. Два источника морали и религии. - Москва: Канон, 1995. 
7. Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания. Собрание сочинений. 2013.