Теоретические основы перевода и принципы перевода юридических текстов

Содержание:

Введение

Данная работа посвящена особенностям перевода юридических текстов.

Цель этой работы: ознакомиться с особенностями перевода юридических текстов.

Задачи: 1) ознакомиться с понятием перевода в современном мире и его видами; 2) ознакомиться с основными положениями о юридическом переводе и его видами; 3) рассмотреть особенности перевода юридических текстов и лингвокультурные факторы перевода юридических текстов.

Перевод с одного языка на другой является одним из видов языковой деятельности человека. Сейчас трудно сказать точно, когда был сделан первый перевод с одного языка на другой, но это произошло тогда, когда возникла необходимость в языковом общении между людьми, говорившими на разных языках. В конце 19-го столетия перевод становится объектом исследования ученых. Появляются разные теории относительно перевода и переводимости. Большое внимание привлекла к себе лингвистическая теория перевода, которая появилась в 30-е годы 20-го столетия. Основы лингвистической теории перевода в нашей стране были заложены Андреем Бенедиктовичем Федоровым в 30-е годы в курсе лекций по теории перевода, читавшемся им в Московском литературном институте имени М.Горького. В настоящее время существуют несколько определений перевода в лингвистическом плане. Перевод отличается от сокращенного изложения, пересказа и других форм воспроизведения текста тем, что он является процессом воссоздания единства содержания и формы подлинника. Качество перевода определяется его адекватностью или полноценностью. Полноценность перевода означает исчерпывающую точность в передаче смыслового содержания подлинника и полноценное функционально-стилистическое соответствие ему. Следует помнить, что при переводе отдельные лексические и грамматические элементы подлинника могут передаваться различными вариантами, если они приемлемы с точки зрения адекватности, переводчик использует лексические, грамматические, стилистические и другие виды трансформаций, калькирование, транслитерацию, транскрибирование и другие приемы и методы перевода для достижения адекватности.

На протяжении всей истории развития человеческого общества разные народы вступали в торговые, военные, экономические, политические, культурные, научные и другие отношения друг с другом и без перевода обойтись было просто невозможно.

Актуальность темы заключается в том, что, поскольку право является предметной областью, связанной с социально-политическими и культурными особенностями страны, юридический перевод представляет собой непростую задачу. Для адекватной передачи юридической информации язык юридического перевода должен быть особо точным, ясным и достоверным.

Осуществляя перевод юридического текста, переводчик намеренно отступает от структурного и смыслового соответствия между двумя сторонами коммуникации в пользу их равноценности в плане воздействия. Юридический документ, иной письменный носитель переводной юридической информации, имеет текстовые особенности, своеобразное языковое выражение. Несмотря на имеющиеся противоречия во взглядах ученых-лингвистов и юристов, большинство едины в том, что всякий текст имеет лексическую, логическую и грамматическую основы, определенным образом организованные с целью передачи информации. Нет сомнения, что юридические тексты в переводе с иностранного языка на язык перевода независимо от их функционального назначения и прагматической роли имеют такие же основы.

Глава 1. Теоретические основы перевода

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

1.1 Общие понятия

Как было сказано во введении, настоящее исследование посвящено особенностям перевода юридических текстов. Однако прежде чем приступить к рассмотрению этих особенностей, целесообразно обратиться к некоторым базовым теоретическим понятиям перевода.

Перевод - это сложное многогранное явление, отдельные аспекты которого могут быть предметом исследования разных наук. В рамках переводоведения изучаются психологические, литературоведческие, этнографические и другие стороны переводческой деятельности, а также история переводческой деятельности в той или иной стране или странах.^[1]

Слово «перевод» имеет несколько различных значений. Так, в «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д.Н. Ушакова указывается на наличие у этого слова пяти значений, большинство которых, понятно, не имеет отношения к интересующей нас проблеме (напр., перевод заведующего на другую должность, почтовый перевод и др.). Но даже когда слово «перевод» употребляется в смысле перевод с одного языка на другой , оно и в этом случае имеет два разных значения:

«Перевод как результат определенного процесса», то есть обозначение самого переведенного текста (напр., в предложениях: «Это — очень хороший перевод романа Диккенса», «Недавно вышел в свет новый перевод поэмы Байрона «Паломничество Чайльд-Гарольда» на русский язык», «Он читал этого автора в переводе» и т. п.

«Перевод как сам процесс», то есть как действие от глагола переводить, в результате которого появляется текст перевода в первом значении. Преимущественно в этом втором значении термин «перевод» будет употребляться нами в дальнейшем.

Известный переводовед А. Д. Швейцер определяет перевод, как: «Однонаправленный и двухфазный процесс межъязыковой и межкультурной коммуникации, при котором на основе подвергнутого целенаправленному («переводческому») анализу первичного текста создается вторичный текст (метатекст), заменяющий первичный в другой языковой и культурной среде; процесс, характеризуемый установкой на передачу коммуникативного эффекта первичного текста, частично модифицируемый различиями между двумя языками, между двумя культурами и двумя коммуникативными ситуациями».

Базовые теоретические понятия перевода включают адекватность перевода и неизбежно связанную с ней прагматическую адаптацию. «Адекватным переводом называется перевод, осуществляемый на уровне, необходимом и достаточном для передачи неизменного плана содержания при соблюдении норм языка перевода». В этой связи А. Д. Швейцер пишет: «Адекватность опирается на реальную практику перевода, которая часто не допускает исчерпывающей передачи всего коммуникативно - функционального содержания текста. Она исходит из того, что решение, принимаемое переводчиком, нередко носит компромиссный характер, что перевод требует жертв…». Этим А. Д. Швейцер хочет сказать, что адекватность часто носит компромиссный характер, и что достижение переводческой адекватности связано с некоторыми смысловыми потерями в содержании текста. Далее Швейцер предполагает, что «теоретически оптимальным можно считать перевод, в котором вместе с воспроизведением функциональных характеристик текста передаются все функции входящих в него единиц».^[2] Под функциональными характеристиками А. Д. Швейцер понимает свойства высказывания (функция, которая служит для описания предметов и связи между ними) и экспрессивную функцию (функция, которая выражает отношение говорящего к высказыванию). Однако на практике такой перевод не всегда возможен. О прагматических аспектах перевода писал видный теоретик-исследователь В. Н. Комиссаров.

Так, согласно его научным разработкам, теория уровней эквивалентности основывается на выделении в плане содержания оригинала и перевода пяти уровней:

1. Уровень языковых знаков

2. Уровень высказывания

3. Уровень сообщения

4. Уровень описания ситуации

5. Уровень цели коммуникации

На каждом из этих уровней с помощью языкового кода (единиц слов) и обладающих планом содержания, передается особый вид информации. При этом обязательным условием эквивалентности В. Н. Комиссаров считает сохранение доминантной функции высказывания.^[3]

В этой связи А. Д. Швейцер, который дополнил исследования В.Н.Комиссарова, утверждает, что «прагматический уровень занимает высшее место в иерархии уровней эквивалентности». Отсюда следует вывод, что, адекватный перевод - это перевод, обеспечивающий прагматические задачи переводческого акта на максимально возможном для достижения этой цели уровне эквивалентности.

1.2 Роль перевода в современном мире

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Перевод - это сложное многогранное явление, отдельные аспекты которого могут быть предметом исследования разных наук. В рамках переводоведения изучаются психологические, литературоведческие, этнографические и другие стороны переводческой деятельности, а также история переводческой деятельности в той или иной стране или странах. В зависимости от предмета исследования «можно выделить психологическое переводоведение (психологию перевода), литературное переводоведение (теорию художественного или литературного перевода), этнографическое переводоведение, историческое переводоведение» и т.д. Ведущее место в современном переводоведении принадлежит лингвистическому переводоведению (лингвистике перевода), изучающему перевод как лингвистическое явление. Отдельные виды переводоведения дополняют друг друга, стремясь к всестороннему описанию переводческой деятельности.

В настоящее время главная функция перевода информативная или коммуникативная, поэтому перевод - это средство обеспечить возможность общения (коммуникации) между людьми, говорящими на разных языках. Поэтому для теории перевода в настоящее время особое значение имеют данные коммуникативной лингвистики об особенностях процесса речевой коммуникации, специфике прямых и косвенных речевых актов, о соотношении выраженного и подразумеваемого смысла в высказывании и тексте, влиянии контекста и ситуации общения на понимание текста, других факторах, определяющих коммуникативное поведение человека.

Перевод в своем развитии прошел несколько этапов. Был перевод и дословный (в основном он затрагивал перевод библий), был и период когда авторы при переводе оригинала получали новое произведение, в настоящее же время индивидуально-авторский стиль не так существенен. Известно, что полное тождество между оригиналом и переводом не возможно. Языковое своеобразие любого текста, ориентированность его содержания на определенный языковой коллектив, обладающий лишь ему присущими «фоновыми» знаниями и культурно-историческими особенностями, не может быть с абсолютной полнотой «воссоздано» на другом языке.^[4] Отсутствие тождественности отнюдь не мешает переводу выполнять те же коммуникативные функции, для выполнения которых был создан текст оригинала. В настоящее время при переводе авторы часто используют реалии («обозначаются бытовые и специфические слова и обороты, не имеющие эквивалента в быту, а, следовательно, и на языках других стран»), особенно при переводе с бразильского, испанского и других языков, культура народов которых нам еще известна не в полной мере. Например, при переводе книги португальского писателя Жоржи Амаду, переводчик использует реалии, но в конце произведения дает пояснения: например, «Умельцы делают из них гребни, кольца, стаканы для кашасы и многое другое».- кашаса - водка из сахарного тростника; за ним приходили издалека, чтобы пригласить на крестины, свадьбу или велорио: никто лучше него не мог придумать здравицу в честь новобрачных или рассказать историю на ночном бдении, которая заставила бы плакать или смеяться даже покойника.- Велорио - ночное бдение у гроба».

Так же может возникнуть недопонимание у читателя при чтении произведений, где значение имеет и мера веса и денежные единицы. Непривычные системы мер, например русскую или английскую, мы часто заменяем международной метрической системой.^[5] И если аршины, стопы, дюймы, пинты, галлоны и пр. используются лишь для колорита, не содержат для читателя перевода ясного количественного обозначения, читатель не пред­ставит себе истинных величин того, что описывается. Здесь можно все переводить в метры и килограммы, т. е. в общепринятую метрическую систему, конечно, только если общее — определенная длина или вес — имеет для произведения в целом большее значение, чем особенное, колорит. Валюту же следует всегда оставлять ту, что в оригинале, поскольку она характерна для определенной страны, и рубли, использованные в переводе с любого другого языка на русский, перенесли бы действие в Россию. Наибольшее, на что может решиться переводчик, чтобы сделать текст доступнее пониманию,— это заменить менее известные денежные единицы более известными, например, вместо английской кроны написать «пять шиллингов», вместо гинеи и соверена сказать «фунт», вместо десять луидоров — «двести франков», а при переводе с русского заменить три червонца «тридцатью рублями».

XXI век ставит новые задачи в информационном пространстве человечества. Благодаря массовой информации роль перевода в жизни человечества неуклонно возрастает. Сегодня переводческие связи охватывают почти все сферы человеческой деятельности. Движение информационных потоков не знает ни границ, ни времени, ни пространства. Бесконечное разнообразие современного мира передается при помощи средств информации в ощущениях и интерпретациях многочисленных участников международного информационного процесса – журналистов, корреспондентов, комментаторов, телеоператоров. В странах – членах Европейского сообщества осуществляется масштабная программа языкового обеспечения полной экономической интеграции. Непременным требованием ко всем специалистам является знание двух или трёх языков, помимо обязательного требования знания английского языка.^[6] Это требование уже выполняется в центрах международного сотрудничества – Люксембург, Лихтенштейн и Швейцария.

Поэтому постоянно растет значение переводческой деятельности, и вместе с ними возникают и переводческие проблемы. Обострение языковых проблем диктует поиск новых решений. Если раньше переводческая деятельность рассматривалась только в связи с переводом художественной литературы, то сегодня все более важное место - и по объему, и по социальной значимости - стали занимать переводы текстов специального характера – информационные, экономические, юридические, технические. Практика перевода знает немало случаев, когда при сравнении перевода с подлинником что-то «прибавлялось», а что-то «убавилось», или изменилось.

Функциональный стиль официально – деловой литературы образует интегрирующие, стилеобразующие, внешне-лингвистические закономерности и факторы, среди которых могут выделяться:

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

- однозначность терминологии

- стандартизированность выбора, как формы текста, так и речевых средств

- полнота и логичность изложения материала.

Существуют также межъязыковые особенности. Например: доверенность – Br. Power of attorney, Am. Authorization.

1.3 Виды перевода

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

До сих пор речь шла о переводе вообще, в отвлечении от конкретных видов и разновидностей перевода. В действительности же перевод представлен целым рядом специфических видов и разновидностей, отличающихся друг от друга как формой, в которой осуществляется речь, так и характером переводимого материала. Известно, что любой язык может существовать в форме как устной, так и письменной речи. В зависимости от того, в какой форме речи употребляются ИЯ и ПЯ, различаются следующие основные виды перевода:

1) Письменно-письменный перевод или письменный перевод письменного текста: оба языка — ИЯ и ПЯ — употребляются в письменной форме. Это один из наиболее обычных видов перевода, причем внутри него также можно различать определенные подвиды в зависимости от характера переводимого текста. Так, А.В. Федоров различает следующие разновидности этого перевода: а) перевод газетно-информационных, документальных и специальных научных текстов; б) перевод общественно-политической литературы, публицистики и ораторской речи; в) перевод художественной литературы.

2) Устно-устный перевод или устный перевод устного текста: оба языка — ИЯ и ПЯ — употребляются в устной форме. В пределах этого вида перевода

3) существуют две разновидности: так называемый последовательный и синхронный перевод. Последовательный перевод следует за текстом подлинника (речью на ИЯ), либо уже отзвучавшим, то есть полностью произнесенным, либо произносимым с перерывами звучания — обычно «поабзацно», то есть по группам из нескольких предложений, реже «пофразно» — отдельными предложениями с паузой после каждого предложения. Синхронный же перевод осуществляется одновременно с произнесением текста подлинника — точнее говоря, он осуществляется в целом одновременно, однако на отдельных участках речи синхронный перевод либо отстает от речи на ИЯ с минимальным разрывом во времени (на несколько слов), либо несколько забегает вперед по сравнению с речью на ИЯ, что становится возможным благодаря механизму так называемого «вероятностного прогнозирования», то есть способности переводчика до определенной степени предугадывать содержание еще не произнесенных отрезков речи на ИЯ. Это «прогнозирование», компенсируя некоторое отставание синхронного перевода по сравнению со звучанием речи на ИЯ на других отрезках текста, и дает возможность осуществлять устный перевод в целом одновременно с произнесением исходного текста.^[7]

Естественно, что обе отмеченные разновидности устно-устного перевода — последовательный и синхронный – сопряжены со специфическими трудностями психологического характера: первая разновидность требует от переводчика хорошо натренированной быстродействующей памяти (в качестве вспомогательного средства при последовательном переводе почти всегда выступает запись отдельных единиц переводимого текста), при второй же на первый план выступает умение одновременного слушания и говорения, которое требует специальной и длительной тренировки.

4) Письменно-устный перевод или устный перевод письменного текста: ИЯ употребляется в письменной форме, ПЯ — в устной. В этом виде перевода также возможны две разновидности: перевод может осуществляться одновременно с чтением подлинника про себя (как и при синхронном переводе, с последовательными отставаниями и опережениями) или же последовательно, после прочтения всего текста в целом или поабзацно. Первая разновидность письменно-устного перевода часто называется «переводом с листа", вторая — «переводом с подготовкой» (название очень условное, ибо «подготовка» в данном случае минимальная – предварительное прочтение и понимание текста подлинника).^[8]

5) Устно-письменный перевод или письменный перевод устного текста: ИЯ употребляется в устной форме, ПЯ – в письменной. На практике этот вид перевода встречается редко, ибо скорость, с которой осуществляется процесс написания (или напечатания) текста, намного ниже скорости произнесения устного текста и осуществлять такой перевод в естественных условиях практически почти не возможно. Можно, конечно, зафиксировать произнесенный устно текст, скажем, стенографическим способом и затем письменно перевести стенограмму, но это уже будет не устно-письменный, а письменно-письменный перевод (ибо стенограмма является уже не устным, а письменным перевод. Единственным обычным случаем применения устно-письменного перевода на практике является так называемый диктант-перевод – один из видов тренировочных упражнений на занятиях по изучению иностранного языка, при котором устный текст (подлинник) произносится в искусственно замедленном темпе («скорость диктанта»), что дает возможность осуществлять письменный перевод. Изредка, насколько нам известно, диктант-перевод встречается и в практической деятельности переводчиков, когда переводчик печатает на машинке перевод диктуемого ему в замедленном темпе иноязычного текста (см. Приложение 1).

Глава 2. Особенности перевода юридических текстов

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

2.1 Основные положения о юридическом переводе

Юридический перевод - это перевод текстов, относящихся к области права и используемых для обмена юридической информацией между людьми, говорящими на разных языках. Иногда юридический перевод считают особым видом технического перевода.

Виды юридического перевода:

В зависимости от типа переводимых юридических документов юридический перевод подразделяется на:

- перевод законов и нормативно-правовых актов и их проектов

- перевод договоров

- перевод юридических заключений и меморандумов

- перевод апостилей и нотариальных свидетельств

- перевод учредительных документов юридических лиц

- перевод доверенностей

- перевод завещаний

- перевод уставов

- перевод корпоративных документов (учредительных, коммерческих и регистрационных)

- перевод судебных решений

- перевод тендерных предложений и заявок

- перевод сертификатов

- перевод протоколов испытаний

- перевод справок и свидетельств

- перевод исковых заявлений

-перевод контрактной документации (соглашений, договоров, поправок, приложений).

Характерными особенностями перевода юридической документации являются информативность (содержательность), терминологичность, чёткое и доступное пользователю изложение материала, обладание знаниями в правовой областях.

Требования к юридическому переводчику:

Юридические документы и теоретические работы должны переводить только профессиональные переводчики, специализирующиеся в юридическом переводе. Как правило, они имеют соответствующее юридическое образование или, как минимум, значительный опыт переводов юридической тематики. Ошибки в переводе текста договора могут привести, к примеру, к причинению материального ущерба и предъявлению судебного иска.^[9]

Трудности юридического перевода:

При переводе текста из области права переводчику нельзя забывать следующее. Исходный текст организован в соответствии с соответствующей правовой системой, что находит свое отражение в содержащихся в нем юридических формулировках, а текст перевода предназначен для использования в рамках другой правовой системы с характерными именно для неё юридическими формулировками.

Помимо терминологических лакун (отсутствие терминов), или отсутствия соответствующих лексических эквивалентов, переводчику следует помнить, что текстовые конвенции в исходном языке часто зависят от культурных особенностей и могут не соответствовать конвенциям текста перевода. У языковых конструкций, характерных для исходного языка, нет прямых эквивалентов в языке перевода. В связи с этим в задачу переводчика входит нахождение конструкций в языке перевода, имеющих функции, аналогичные функциям конструкций исходного языка.^[10]

Использование рабочих источников информации:

В качестве рабочих источников информации переводчики юридических текстов часто сверяются с юридическими словарями, особенно с двуязычными. К ним следует относиться с осторожностью, поскольку большинство двуязычных юридических словарей - низкого качества, и их использование может привести к ошибкам в переводе. При этом для целей юридического перевода на общие двуязычные словари вообще полагаться нельзя.

Редактирование в юридическом переводе:

Непременным этапом процесса юридического перевода документов является редактирование текста перевода другим лицом, желательно юристом.

Юридический перевод является одним из видов специального перевода и его можно рассматривать в двух планах: как область практической языковой деятельности и как учебную дисциплину. Как область практической языковой деятельности юридический перевод представляет собой один из видов специального перевода, имеющий своим объектом передачу средствами другого языка разнообразных письменных и устных юридических текстов. Как учебная дисциплина юридический перевод представляет собой предмет, рассчитанный на привитие обучающимся умений и навыков перевода письменной и устной речи на юридические темы на базе изучения иностранных законодательных систем, государственного устройства, конституций, кодексов, юридических документов, языковых особенностей русских и иностранных юридических материалов (юридической лексики, фразеологии, синтаксиса и стиля), а также принципов и техники перевода подобных материалов.^[11]

Изучение языковых особенностей письменной и устной речи на юридические темы приобретает для юриста со знанием иностранного языка большое значение.

К таким особенностям относятся:

1) Большая насыщенность юридических материалов юридической лексикой, основную часть которой составляют юридические термины, многие из которых переводятся на русский язык словосочетаниями и описательно (remedy - средство судебной защиты, deterrence - средство удержания устрашением от совершения преступных действий, indictment- обвинительный акт и т.д.).^[12]

2) Наличие в письменной и устной речи на юридические темы особых идиоматических выражений и фразеологических сочетаний, не употребляемых или редко употребляемых в общелитературном языке (to make default - 1. Не исполнять обязанности, 2. Не являться в суд; Marshal of the court - судебный исполнитель; to meet claim - оспаривать иск и т.д.).

3) Наличие некоторых стилистических отклонений от общелитературных норм, иногда довольно значительных. Сюда можно отнести:

а) широкое применение в английском языке эллиптических конструкций (сокращенных, без артиклей), особенно в периодически составляемых типовых документах, форма и содержание которых изменяются в небольших пределах (сводки, сообщения, решения, заключения);

б) наличие оборотов официально-канцелярского стиля в документах, посвященных общим или административно-хозяйственным вопросам;

в) строго регламентированное употребление глагольных форм и оборотов речи специальной терминологии определенных юридических документах.^[13]

4) Применение латинских слов и выражении в юридических текстах: mens rea - виновная воля, вина; stare decisis - обязывающая сила прецедентов и т.д.

5) Наличие сокращений, большинство которых используется только в юридических текстах и документах: (англ.) ALJ - Administrative Law Judge - судья административного суда; USJC - United States Judicial Code - кодекс законов США о судоустройстве; CtApp - Court of Appeal - апелляционный суд и т.д.

При переводе юридических текстов не следует забывать, что каждая страна имеет свою юридическую систему, соответствующую юридическую терминологию и свои реалии. Так, например: город-графство в Англии - County of city (of town), county - графство, а город-округ в США – a metropolitan town; county - округ, court of error - апелляционный суд (в ряде штатов США) и т.д. Стиль изложения юридического документа должен соответствовать стилю такого же материала на языке, на который делается перевод, однако при переводе целого ряда документов и текстов стиль оригинала может сохраняться и в переводе.^[14]

При переводе юридических текстов следует помнить, что многие обычные слова в юридических текстах могут иметь терминологическое значение и, чтобы избежать интерференции, в данном случае вмешательства каких-то известных значений слов и выражений общего или специального значения в юридический текст, необходимо пользоваться соответствующими словарями и справочниками.

2.2 Лингвокультурные факторы перевода юридического текста

В последнее время чрезвычайно актуальными стали исследования языка в плане его взаимодействия с культурой. Развитие лингвокультурологического направления обусловливается стремлением к осмыслению феномена культуры как специфической формы существования человека и общества в мире. Именно перевод является посредником в процессе постижения и понимания разных культур, в осуществлении контактов и общении между ними.^[15]

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Осмысливая векторы развития перевода, невозможно не заметить, что, в отличие от теорий других наук, теории перевода не привели к появлению никаких новых наук, никаких значимых ответвлений и, соответ­ственно, никаких новых теорий или концепций, связанных с этими новыми науками.

В случае с некоторыми другими науками, например, с природоведением и с экономикой, ситуация была совершенно противоположной.

Когда экономическая теория, утверждающая, что человек является экономным существом, пытающимся получить максимальную выгоду за минимальные затраты, вступила в противоречие с фактами, появивши­мися в результате наблюдения за поведенческим процессом потребителя, преодоление этого противоречия привело к появлению и развитию науки маркетинга [8, s. 170-171].

В равной степени, наблюдения натуралистов привели к появлению таких наук как ботаника, биология, зоо­логия и к появлению соответствующих теорий, описывающих флору и фауну. В девятнадцатом столетии теория эволюции стала классическим примером того, что может появиться в результате беспристрастных наблюдений.

В сфере же перевода акцент все время делается на установлении ряда норм и максим к продукту перево­да, исходя из так называемых «правильных переводов», которыми являются уже переведенные тексты. И здесь абсолютно не учитывается ключевое положение вещей: у различных потребителей перевода имеет­ся различное мнение о том, какой перевод является правильным, а какой нет. И как результат, теория пере­вода продолжает оставаться в руках «натуралистов от перевода» [5, s. 3].

И это на фоне того, что две книги - «Описание природы Сельбурна» Гилберта Уайта, описательный ха­рактер которой заложил основы для развития биологии [10, s. III-V], и «Принципы перевода» А. Ф. Тайтле- ра, нормативно-прескриптивный характер которой подорвал дальнейшее развитие теории перевода [9, s. 2] - вышли почти в одно и то же время: в 1789 году и в 1791 году соответственно.

Название первой главы работы А. Ф. Тайтлера говорит само за себя: «Описание хорошего перевода: ос­новные правила, следующие из этого описания» [5, s. 10]. В основе этой главы лежит положение о том, что перевод можно усовершенствовать путем установления ряда максим, норм: если будешь делать так, а не по другому, тогда перевод будет «хороший».

Прошло уже более двухсот лет, и то же самое утверждается В. Н. Комиссаровым: «Совокупность требо­ваний, предъявляемых к качеству перевода, называется нормой перевода. Качество перевода определяется степенью его соответствия переводческой норме и характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [2, с. 228].

Далее, подогретые уважением к незыблемым авторитетам, положения двухсотлетней давности продолжают навязываться в нынешние времена. Мы повсеместно стакиваемся с «нормативными критериями» [1, с. 142], «соответствиями переводческой норме» и «характером невольных или сознательных отклонений от этой нормы» [7]. В учебной программе курса «Теория перевода» по специальности 022900 «Перевод и переводове- дение» мы читаем в теме № 5 о «нормативных аспектах перевода», «прескриптивных разделах теории пе­ревода», «понятии нормы перевода», «основных видах нормативных требований и о норме эквивалентности перевода», «жанрово-стилистической норме перевода», «норме переводческой речи» и «роли нормативных тре­бований в оценке качества перевода» [6]. Авторитет переводчиков-первопроходцев, таких как А. Ф. Тайтлер и слепо следующих за ними пяти или шести маститых теоретиков перевода, заставляет подавляющее большинство современных переводоведов и переводчиков идти по их «проторенной» дороге, изрекая правильные и «гладкие» максимы, и обрекает теорию перевода на то, чтобы застыть еще на двести лет, что вкупе продолжит вызывать недовольство потребителей перевода, потому что переводчик переводит как нравится ему, но за их деньги.

Но задумаемся на миг: как можно определить нормы эквивалентности к переводу «Витязя в тигровой шкуре», если русским больше нравится Заболоцкий, а грузинам Петренко [4, с. 16-17]? Навязывание таких норм обречено привести к недовольству сторон. Представьте себе, теоретики навязывают вам перевод Пет­ренко, мотивируя это некими абстрактными нормами, которые, по какой-то ведомой только им причине считаются правильными.

Это навязывание норм чуть не лишило работы переводчика, которым является автор этой статьи. Я осуществ­лял перевод для генерального директора одного из производственных предприятий. Г енеральный директор недо­статочно знал русский язык, но не потому, что он не хотел его учить, а потому что большую часть своей жизни он провел в Грузии. В силу этого переводы генеральному директору были непонятны или не совсем понятны. Ему больше нравились переводы, осуществляемые менеджером компании, тоже грузином, который знал русский язык, но при этом не имел ни диссертации по переводу, ни опыта работы переводчиком. Г енеральный директор всегда ставил мне в пример этого менеджера и советовал «усовершенствовать» мою квалификацию.

Я решил более внимательно изучить проблему, поговорив с менеджером, чьи переводы генеральному директору нравились. Менеджер высказал мнение о том, что тот русский язык, на который осуществляется перевод, должен быть максимально простым, возможно не совсем правильным, но именно таким, на кото­ром разговаривает генеральный директор. Наконец, определив проблему, я переориентировал свой перевод на потребителя, генерального директора, едва не лишившись работы и на себе испытав «эффективность и работоспособность норм и максим перевода» [3, с. 38].

Список ситуаций, в которых не учитываются нужды потребителей перевода, можно приводить беско­нечно. Вот только некоторые из них.

В случае с «Единой Транспортной Компанией» недовольство качеством перевода возникло в связи с не­способностью удовлетворить нужды и потребности в области высокой английской грамматики - переводить пришлось рекламный буклет, ориентированный на потенциальных клиентов за рубежом. «Планировалось продемонстрировать имидж транснациональной компании, следовательно, требовалось показать исключи­тельную компетенцию в области английской грамматики, иначе имя компании могло бы быть дискредити­ровано», - говорит Галина Теняева, менеджер этой компании, которая вела данный проект. Когда она дала перевод на проверку специалисту по английской грамматике, и тот обнаружил ошибки, это вызвало недо­вольство клиента - «Единой Транспортной Компании» [Там же, с. 14].

В подразделении американской компании MTV имеет место некачественный - с точки зрения конкрет­ного потребителя - перевод, несмотря на то, что в компании работают опытные переводчики, окончившие переводческие факультеты. В соответствии с описанием ситуации руководителем отдела производства, Николая Мещерякова, который руководит телепрограммами на MTV, клиентами, неудовлетворенными ка­чеством перевода, являются дикторы и звукорежиссеры [3, с. 13]. И причины вышеупомянутого неудовле­творительного качества лежат не в сфере лингвистики, а в сфере экстралингвистики:

1. Усталость переводчика после определенного периода процесса перевода, которая возникает после пе­ревода большого объема однообразных программ. Например, цикл Room Raiders состоит из 90 получасовых эпизодов, сделанных по одной схеме с небольшими отличиями, связанными с личностями персон, снятых в программе. Когда переводчик устал, в тексте наблюдаются внеконтекстуальное использование большого количества штампов и поверхностное изучение личностей и обстоятельств, от чего возникают контекстные ошибки. Также снижается уровень критичности финальной редактуры, появляются подстрочный перевод, логические ошибки и опечатки.
2. Имеет место tip-of-the-tongue problem, т.е. слово крутится на языке, но не воспроизводится из-за плохо натренированного лексическо-поискового механизма и проблем с краткосрочной и долгосрочной памятью.
3. Плохое знание той культурно-социальной области, к которой принадлежит перевод.
4. Рассеянное внимание и в результате - неумение понять идею текста, которая помогает делать выводы на базе уже имеющейся информации [Там же, с. 13-14].

Что же можно предложить в качестве альтернативы нормам и максимам перевода? Теоретикам перевода пора делать то, что делали натуралисты, - изучать и описывать процесс перевода, применяя дескриптивный подход, задавая вопросы, вместе с Роджером Бэллом, «...что же происходит, когда переводчик переводит и почему это происходит именно так.» [5, s. 22].

Учитывая, что перевод является умственным процессом, мы должны описывать его в пределах дисци­плины психологии, а если более точно - в пределах основ психологического учения памяти восприятия и обработки информации.

Далее, учитывая тот факт, что процесс перевода в огромной степени вовлекает использование языка в различных социокультурных ситуациях, мы должны опираться на ресурсы лингвистики и социолингви­стики. Другими словами, переводя текст с исходного языка на переводящий, нам следует учесть его кон­текст, или, выражаясь терминами аналитической философии, его «языковую игру».

Несомненно, процесс перевода осуществляется на лингвистическом уровне клоза, не важно, анализ ли это поступающих сигналов или синтез отправляемых сигналов.

Что касается моделирования, если мы продемонстрируем процесс перевода при помощи модели, мы сможем увидеть, как на карте, что конкретно переводчику нужно улучшить, когда потребитель перевода является грамотным, или ухудшить, когда потребитель перевода - неграмотен, ведь перевод должен быть клиентоориентированным.

А для того, чтобы быть проактивным, нужно осуществлять сбор данных о потребителе перевода после каждого выполненного для этого потребителя перевода, и эти данные могут быть доступны для переводчика всякий раз, когда он в них нуждается [3, с. 65-67]. На основе собранной информации должны осуществлять­ся сегментирование и дифференцирование типов потребителей перевода для последующей адаптации пере­вода под конкретный сегмент.

Рассмотрение факторов перевода любого текста в условиях межкультурной коммуникации строится с учетом основных особенностей языковой культуры, типа и механизма социального кодирования родного (русского) и иностранного (английского) языков. Такой подход позволяет выявить новую точку зрения на решения практических задач, связанных с проблемами перевода, например, юридического текста. Главенствующую роль в этой связи играет не только обладание социальными знаниями правовых норм, юридической терминологии, судебно-процессуальных систем, но и личностные качества переводчика, так как перевод любого текста предполагает взаимодействие суверенных национальных языков, и, соответственно, культурных концептов. Для достижения адекватного перевода необходимо владеть спецификой образов и связанных с ними программ деятельности тех типов культур, между которыми ведется коммуникация.^[16]

Исследовательским путем доказано, что те или иные фрагменты действительности, связи и отношения находят отражение в языке как общественном явлении. Примером этого может служить судебная речь, которая является различающим фактором между национальными культурами. Так, в США судебно-юридическая тематика является основной составной частью массовой культуры этой страны.

Американский гражданин на подсознательном уровне верит в «справедливость и стабильность» своей правоохранительной системы. Нам же, для достижения максимально приближенного и адекватного восприятия чужой лингвокультурной общности, необходимо стать участником коммуникативного процесса, посредством текстов-переводов соответствующей юридической (правовой) тематики. Именно перевод является одной из форм взаимодействия культур, он дает известное представление о чужой культуре.

По мнению чешских лингвистов В.Матезиуса и В.Прохазки, перевод – это не только замена языка, но и функциональная замена элементов культуры. Такая замена не может быть полной, поскольку требование ‘перевод должен читаться как оригинал’ едва ли выполнимо, так как оно подразумевает полную адаптацию текста к нормам другой культуры. Само понятие взаимодействия культур подразумевает наличие общих/частных элементов, и несовпадений /совпадений, которое позволяет отличить одну лингвокультурную общность от другой. Любой переводчик, работая с юридическим текстом, должен учитывать требования узуса – языковые привычки носителей языка перевода, не нарушая привычное восприятие правового документа. Расхождения лингво-этнического характера между носителями иностранного языка и языка перевода могут носить как культурно-исторический, так и актуально- событийный характер.

Наиболее полное общение между разноязычными коммуникантами осуществляется путем создания на языке перевода текста, коммуникативно равноценного иноязычному оригиналу, то есть, путем его перевода. Понятие ‘коммуникативная равноценность’ текстов крайне важно для понимания механизма перевода иноязычного материала. Для коммуниканта два текста выступают в качестве равноправных форм существования одного и того же сообщения, они равноценны в их функциональном и структурно-семантическом отождествлении. Во время перевода юридического текста достижение такой адекватности возможно лишь, когда сам переводчик владеет «юридической грамотностью», причем как на иностранном, так и на родном языке. Знание основ законодательства и особенно соответствующей правовой терминологии должны быть on the tip of his tongue.

Проиллюстрируем сказанное на примере юридического дискурса, который представляет собой все многообразие судебно-процессуальной системы государства. Разные страны имеют свои различные юридические системы. Язык каждой нации содержит собственные юридические термины. К примеру, английский язык ‘обслуживает’ юридические системы США, Великобритании, а немецкий язык – ФРГ, Швейцарии, Австрии. Лингвистическая эквивалентность юридических понятий часто не достижима. На сегодняшний день для европейцев унифицирована «Хартия о правах человека», а для государств-членов Европейского сообщества – документы, положения и решения этой международной организации.

Вследствие чего в языках существует ряд приблизительных эквивалентов (см. Приложение 2).

Различные виды парапереводческой деятельности в неодинаковой степени сохраняют близость к переводу и, соответственно, воспроизводят оригинал с большей или меньшей полнотой. Так как достижение идеального перевода является не совсем возможным, то переводчику приходится идти на разного рода компромиссы.

«Степень же реального приближения двуязычной коммуникации с переводом к коммуникации одноязычной, естественно, зависит от мастерства переводчика, но также и от ряда объективных обстоятельств. К таковым, в последнюю очередь, относятся свойства переводимого текста и способ выполнения перевода». Например, юридический документ является особым переводом, где язык должен обеспечивать реализацию общественного предназначения и соответствия правовому узусу.^[17]

Уместно напомнить, что право представляет собой совокупность правил поведения индивидов и групп в обществе, предписывающих каждому определенную форму действий и формирующих принципы разрешения спорных вопросов. Поэтому язык перевода юридического документа должен в целом отвечать трем условиям: быть точным, ясным и достоверным.

Текст большинства документов должен иметь ровный и спокойный стиль, не вызывающий дополнительных ассоциаций и не отвлекающий от сути документа. Нейтральное изложение юридических норм повышает эффективность правового регулирования.^[18]

Качество юридического перевода определенным образом влияет на эффективность правоприменения, степень регламентации конкретных отношений. По мнению Л.К.Латышева нередко требуются поправки на норму и узус и преинформационный запас носителей языка перевода. Тогда переводчик прибегает к трансформациям. В большинстве случаев проблемы перевода, связанные с трансформацией, возникают вследствие лингвокультурных различий двух народов. В разных этнических общностях наблюдаются абсолютно разные, иногда несовпадающие подходы к явлениям и предметам. Например:

What will be held to be ‘just and reasonable’ must depend upon the particular facts of each case.

Что суд признает справедливым и разумным, должно зависеть от конкретных фактов каждого дела.

The liability of the carrier is to three exception at common law. The first is the ‘act of God’, by which is understood some unforeseen accident of natural cause which could not have been prevented by any reasonable foresight.

В соответствии с общим правом, перевозчик освобождается от ответственности в трех случаях. Во-первых, в условиях форс-мажора, (стихийного бедствия), под каковым понимаются непредвиденные обстоятельства естественного характера, которые не могли быть предотвращены с помощью разумной предусмотрительности.

В данных примерах адаптивного перевода фрагментов юридического текста информация передается с помощью средств другого языка. Этот процесс как бы совмещает в себе элементы перевода и преобразования информации с иностранного языка на язык перевода.

При выполнении перевода правовых документов особое внимание должно уделяться лексической безэквивалентности, так как во всех языках существуют слова и устойчивые словосочетания иностранного языка, не имеющие более или менее полных соответствий в виде лексических единиц. Переводчику очень полезно иметь представление о такого рода явлениях.

Например, большинству русскоязычных не известны такие явления, как primaries – предварительные выборы, определяющие кандидатов в президенты от двух политических партий в США:

Before voting every citizen must register in accordance with the laws of his state. This gives him the right of participating in primaries.

Перед голосованием каждый гражданин должен зарегистрироваться в соответствии с законами своего штата. Это дает ему право принять участие в предварительных выборах.

Venire – категория лиц, могущих исполнять функции присяжных:

The juries are selected from a larger panel of citizens, commonly known as the venire.

Судебные присяжные выбираются из более широкого круга граждан, обычно известного как категория лиц, могущих исполнять функции присяжных.

Vior dire – допрос присяжных для выявления их возможной предубежденности:

The prospective jurors are generally subject to further interrogation about their possible biases. This examination is known as vior dire.

Предполагаемые присяжные обычно подвергаются дальнейшему допросу на предмет их возможной предубежденности. Эта процедура носит название vior dire.

Solicitor – поверенный, солиситор (ведет дела клиентов, подготавливает дела для адвокатов):

A solicitor, acting under a general retainer, has an implied authority to accept service of process for his client…

Солиситор, действующий на основании общего договора с адвокатом, имеет подразумеваемое полномочие брать на себя обслуживание клиента в ходе судебного разбирательства…

Bill – билль, законопроект.

in certain circumstances a Bill may become law without the concurrence of all the component parts of Parliament

При определенных обстоятельствах Билль может стать законом без составляющих частей парламента.

Из данных примеров можно увидеть, что способы перевода юридических документов могут варьироваться и комбинироваться, в зависимости от присутствия в тексте языка перевода юридической терминологии, строения предложения, наличия союзов и вводных слов, лингвокультурологической особенности иноязычного текста и т.п.^[19] Также следует помнить, что существует масса документов, которые предназначены не для юристов, а для людей, которые могут не понять юридическую терминологию и лексику.^[20]

Изучение лексического состава законодательных текстов ограничивается проблемами терминологии, так как юридическая терминология считается основным, наиболее информативным пластом лексики языка законодательства, способствующим точному и ясному формулированию правовых предписаний.

Заключение

Таким образом, юридический текст – одна из важнейших жизненных форм выражения права. Юридический язык- это, можно сказать, «государственный язык». Данное правило является очень важным, его нельзя нарушать. Самая большая проблема в этом случае – невозможность в некоторых случаях найти точный, адекватный перевод с одного языка на другой. Это затрудняет работу переводчика, создает определенные препятствия в использовании иноязычного юридического документа. Профессиональные переводчики, специализирующиеся в юридическом переводе. Как правило, они имеют соответствующее юридическое образование или, как минимум, значительный опыт переводов юридической тематики. Ошибки в переводе текста договора могут привести, к примеру, к причинению материального ущерба и предъявлению судебного иска.

Характерными особенностями перевода юридической документации являются информативность (содержательность), терминологичность, чёткое и доступное пользователю изложение материала, обладание знаниями в правовой областях.

Изучение языковых особенностей письменной и устной речи на юридические темы приобретает для юриста со знанием иностранного языка большое значение.

К таким особенностям относятся:

Большая насыщенность юридических материалов юридической лексикой, основную часть которой составляют юридические термины, наличие в письменной и устной речи на юридические темы особых идиоматических выражений и фразеологических сочетаний, широкое применение в английском языке эллиптических конструкций (сокращенных, без артиклей), особенно в периодически составляемых типовых документах, форма и содержание которых изменяются в небольших пределах (сводки, сообщения, решения, заключения); строго регламентированное употребление глагольных форм и оборотов речи специальной терминологии в определенных юридических документах. Применение латинских слов и выражении в юридических текстах: mens rea - виновная воля, вина; stare decisis - обязывающая сила прецедентов и т.д. Наличие сокращений, большинство которых используется только в юридических текстах и документах.

При переводе юридических текстов не следует забывать, что каждая страна имеет свою юридическую систему, соответствующую юридическую терминологию и свои реалии. Непременным этапом процесса юридического перевода документов является редактирование текста перевода другим лицом, желательно юристом. Способы перевода юридических документов могут варьироваться и комбинироваться, в зависимости от присутствия в тексте языка перевода юридической терминологии, строения предложения, наличия союзов и вводных слов, лингво-культурологической особенности иноязычного текста.

Список использованной литературы и источников

1. Баранов А.Н., Крейдлин Е.Г. Юридические понятия и категории в английском языке // ВЯ, № 2. 2015. с.84-99.
2. Бархударов Л.С. Текст как единица языка и единица перевода// Лингвистика текста: Материалы научной конференции. -М., 2013. с.40-41.
3. Бархударов Л.С. Язык и перевод. М., 2013.
4. Бахтин М.М. Азы английского сленга и деловой переписки. М, 2014.
5. Бенвенист Э. Общая лингвистика. – М.: Прогресс, 2013. – 448 с.
6. Берзон В.Е. Сверхфразовые связи в английском языке. Хабаровск, 2015.
7. Билоус Л.С. Прагмалингвистические аспекты письменного делового общения / Автореф. дисс. канд. фил.н. СПб., 2013.
8. Дейк Т.А. ван, Кинч В. Стратегии понимания связного текста// Новое в зарубежной лингвистике, Вып.23. Когнитивные аспекты языка. -М, 2014. с.153-211.
9. Домашнев А.И., Шишкина И.П., Гончарова EJL Интерпретация художественного текста. М., 2015.
10. Зеленщиков A.B. Проблемы связности текста// Спорные вопросы английской грамматики. -Л.: Изд.-во ЛГУ, 2014. с.153-167.
11. Зильберман JI. M. Лингвистика текста и обучение чтению английской научной литературы. М., 2014.
12. Змиевская Н.А. Лингвостилистические особенности дистанционного повтора и его роль в организации текста (на материале английской и американской прозы)/ Автореф. дисс. канд. фштал.н.-М., 2015.
13. Кубрякова Е.С. О тексте и критериях его определения// Текст. Структура и семашика. Т. 1.-М., 2014.-с. 72-81.
14. Ланчиков В.К. К вопросу об аллитерации в английской прозе// Тетради переводчика. Вып. 25. - М, 2015. -С.111-122.
15. Латышев Л.К. Курс перевода: эквивалентность перевода и способы ее достижения.-М, 2012.
16. Леонтьев А.А. Психолингвистические единицы и порождение речевого высказывания.-М., 2014.
17. Логман Ю.М. О разграничении лингвистического и литературоведческого понятия сгруюуры/ ВЯ. 2013. №3. с.44-52.

Приложение 1

Схема, наглядно демонстрирующая четыре основных вида перевода в зависимости от различных отношений между письменной и устной формой речи на ИЯ и на ПЯ в процессе перевода:

1 — письменно-письменный перевод

2 — устно-устный перевод

3 — письменно-устный перевод

4 — устно-письменный перевод

Приложение 2

Article 3

Everyone has the right to life, liberty and security of person.

Каждый человек имеет право на жизнь, свободу и личную неприкосновенность.

Article 17

Everyone has the right to own property alone as well as in association with other.

No one shall be arbitrarily deprived of his property.

Каждый имеет право как на единоличное владение собственностью, так и в компании с другими.

Никто не может быть дискреционно лишен его собственности.

Article 24

Everyone has the right to rest and leisure, including reasonable limitation of working hours and periodic holidays with pay.

Каждый имеет право на отдых и досуг, включая разумное ограничение рабочего времени и оплачиваемый периодический отпуск.

1. Баранов А.Н., Крейдлин Е.Г. Юридические понятия и категории в английском языке // ВЯ, № 2. 2015. С. 85. ↑

2. Зильберман JI. M. Лингвистика текста и обучение чтению английской научной литературы. М., 2014. С. 87. ↑

3. Кубрякова Е.С. О тексте и критериях его определения// Текст. Структура и семашика. Т. 1.-М., 2014. С. 211. ↑

4. Кубрякова Е.С. О тексте и критериях его определения// Текст. Структура и семашика. Т. 1.-М., 2014. С. 211. ↑

5. Дейк Т.А. ван, Кинч В. Стратегии понимания связного текста// Новое в зарубежной лингвистике, Вып.23. Когнитивные аспекты языка. -М, 2014. С. 162. ↑

6. Баранов А.Н., Крейдлин Е.Г. Юридические понятия и категории в английском языке // ВЯ, № 2. 2015. С. 85. ↑

7. Кубрякова Е.С. О тексте и критериях его определения// Текст. Структура и семашика. Т. 1.-М., 2014. С. 211. ↑

8. Баранов А.Н., Крейдлин Е.Г. Юридические понятия и категории в английском языке // ВЯ, № 2. 2015. С. 85. ↑

9. Зильберман JI. M. Лингвистика текста и обучение чтению английской научной литературы. М., 2014. С. 87. ↑

10. Кубрякова Е.С. О тексте и критериях его определения// Текст. Структура и семашика. Т. 1.-М., 2014. С. 211. ↑

11. Дейк Т.А. ван, Кинч В. Стратегии понимания связного текста// Новое в зарубежной лингвистике, Вып.23. Когнитивные аспекты языка. -М, 2014. С. 162. ↑

12. Кубрякова Е.С. О тексте и критериях его определения// Текст. Структура и семашика. Т. 1.-М., 2014. С. 211. ↑

13. Баранов А.Н., Крейдлин Е.Г. Юридические понятия и категории в английском языке // ВЯ, № 2. 2015. С. 85. ↑

14. Дейк Т.А. ван, Кинч В. Стратегии понимания связного текста// Новое в зарубежной лингвистике, Вып.23. Когнитивные аспекты языка. -М, 2014. С. 162. ↑

15. Баранов А.Н., Крейдлин Е.Г. Юридические понятия и категории в английском языке // ВЯ, № 2. 2015. С. 85. ↑

16. Зильберман JI. M. Лингвистика текста и обучение чтению английской научной литературы. М., 2014. С. 87. ↑

17. Баранов А.Н., Крейдлин Е.Г. Юридические понятия и категории в английском языке // ВЯ, № 2. 2015. С. 85. ↑

18. Кубрякова Е.С. О тексте и критериях его определения// Текст. Структура и семашика. Т. 1.-М., 2014. С. 211. ↑

19. Зильберман JI. M. Лингвистика текста и обучение чтению английской научной литературы. М., 2014. С. 87. ↑

20. Баранов А.Н., Крейдлин Е.Г. Юридические понятия и категории в английском языке // ВЯ, № 2. 2015. С. 85. ↑